6
Сидя над отверстием в доске сортира, взмокший после бега и прыжков Кофи быстро обсыхал. Слабо пахло дерьмом и аммиаком. «Аммиак выделяется из мочи при разложении мочевины», — вспомнил Кофи институтскую науку. Пот испарялся, и от этого становилось все холоднее.
Вождь уже начал жалеть, что примчался сюда без куртки.
Хорошо, если было градусов десять.
Кофи стал думать о далеком Губигу. Там в тени сейчас под тридцать пять. Все-таки каким неженкой создан человек! В десять градусов без одежды очень холодно. В тридцать пять чересчур жарко. Двадцать пять плюс-минус пять градусов — вот и весь интервал комфорта.
Тонкий слух жителя тропиков различил сквозь бешеный лай какие-то звуки.
Вождь выгнал из головы отвлеченные рассуждения, за которыми так любят убивать время белые Недобрая улыбка искривила большие коричневые губы.
Он приник глазом к щели. По бетонным плиткам дорожки к нему приближалась Любовь Семеновна Кондратьева. Постариковски медленно. Кофи выпрямился и вжался спиной в боковую стенку сортира. Так, чтобы в первый миг его не было видно.
Дверь распахнулась. Любовь Семеновна привычно сделала один шаг и собиралась сделать другой. Рукой она уже тянула за собой дверь, чтобы закрыться.
В этот миг она осознала, что не одна здесь. Ее пронзил ужас. Тонкий звук вырвался изо рта. Она хотела крикнуть: «Костя!» Дверь захлопнулась под неистовый лай верного Тузика, и кабинка вновь погрузилась в вонючий полумрак.
Старушка вдруг разглядела оскаленное черное лицо. Свирепое и беспощадное.
Тут же стальные пальцы впились в морщинистую шею.
Любовь Семеновна поняла, что мужа ее нет в живых. Эта мысль была последней. Она инстинктивно взметнула ручки к шее, чтобы разжать стальные пальцы.
И обмякла. Кофи убрал руки. Пенсионерка АО «Заря» Кондратьева сползла к его кроссовкам.
Вождь огляделся. Ага, вот то, что ему нужно! Он ухватился обеими руками за доску, в которой было вырезано отверстие. И дернул изо всех сил.
Сил было много. Доска с треском оторвалась. Кофи прислонил ее к стенке.
Приподнял бездыханное тело… И вдруг в голове загремели слова старого колдуна Каплу: «Мужчина народа фон доказывает свои победы с помощью ушей поверженных врагов!»
Уши! Он чуть не забыл! Это же Кондратьева, Кондратьева, Кондратьева!
У Кофи не было с собой даже лезвия.
Он лихорадочно осмотрел узкую кабинку.
Заплесневелый кусок хозяйственного мыла. Квадратики газеты на ржавом гвозде.
Пустая бутылка из-под подсолнечного масла. Оторванная только что доска…
Время шло. Кофи нетерпеливо зарычал. Взялся одной рукой за волосы, а другой за шею. Дернул старушечью голову вверх. И впился зубами в правое ухо.
Вождь стал засовывать тело в яму. Безухой головой вперед.
Перебросить тело через ступеньку для сиденья было нелегко. Трупы гораздо тяжелее таскать, чем живых людей. Наконец Любовь Семеновна шлепнулась в жижу, которую они с мужем копили не один год. Кофи Догме приладил на место оторванную доску с вырезанным очком. Обратил лицо вверх — к Солнечному богу.
Который видит его даже сквозь крышу вонючей будки. И сквозь тучи.
Затем Кофи посмотрел на все четыре стороны сквозь щели в досках. Никого.
Хвала Солнечному богу! Собаки надрывались заметно тише. Не то чтоб их энтузиазм иссякал — нет. Просто они охрипли.
Постепенно они все заткнутся. Отдохнут.
До следующей порции лая. Кофи достал из кармана «Роллекс» и надел на руку.
Седьмой час утра. Электричка в начале восьмого. Опаздывать никак нельзя.
7
Борис и Лариса сидели на скамье в крохотном зале ожидания. На двух других лавочках изнывали семьи с детьми. Завтра — первое сентября. Конец дачного сезона.
— Я маму провожала, — ответила девушка на вопрос. — Она поехала брата проведать. У брата недавно сын родился.
Мама от внука просто балдеет. А ты чего такой странный: с двумя сумками, чьейто курткой?
— Друга жду, — сказал Борис Кондратьев и в который раз взглянул на часы. — Он у моих в Васнецовке часы забыл.
Давно должен прибежать сюда. Бегает он быстро… Может, с дороги сбился?
— А как у твоих дела? Я ведь их с того лета ни разу не видела.
Чистое молодое лицо Бориса стало чернее тучи.
— Тут, Лора, чертовщина какая-то. Позавчера дед с рыбалки не вернулся.
— Как?! — В глазах девушки загорелся ужас. — Константин Васильевич утонул?
Борис погладил ее по плечу.
— Надо же, ты его по имени-отчеству помнишь…
— Я и бабушку прекрасно помню: Любовь Семеновна.
«Она любит меня?» — спросил себя Борис и сказал:
— Мы рыбачили на трех лодках вокруг острова. На Вялье-озере. Там же, где с тобой тогда в лодке… Помнишь, как чуть не перевернулись?
— Зачем об этом спрашивать?
Лариса положила руку поверх его пальцев, но тут же отняла. Зрителей было предостаточно.
— Короче, мы с другом вернулись, а деда нигде нет. Если он утонул, то где лодка, весла? Удочка, в конце концов?
Разве что лодка опрокинулась…
— Бедная Любовь Семеновна! — сказала Лариса.
Борис увидел слезы в ее глазах. Он никого не встречал чище и отзывчивей этой девушки. Которая раньше была для него питерской студенткой, а теперь учит детей на станции Новолуково.
В зал ожидания стремительно вошел высокий, статный и довольно черный человек. Онемели капризные дети на скамейках. Попрятали глаза их хорошо воспитанные родители. У грузной женщины в окошечке кассы открылся рот. Желающие вновь получили возможность рассмотреть получше ее похожие на пеньки гнилые зубы.
А мулат решительно направился к парочке и плюхнулся рядом с Ларисой. Она инстинктивно прижалась к Борису. Никто еще ничего не сказал, а изощренный в любовных утехах африканец сразу все понял.
— А ты, Борька, времени не терял. Это я вижу. Познакомишь с девушкой?
В распахнутую дверь вокзальчика ворвался гул приближающегося поезда.
— Ну, ты даешь! — сказал Борис, поднимаясь. — Я тут уже икру мечу. Бери скорей куртку. И сумку. Это же наша электричка подходит. Тебя только за смертью посылать.
8
С высоты своего положения Катя пыталась увидеть то, что происходит внизу.
