– Это вопрос второй, – отмахнулся министр. – Я слушаю, можно ли обойтись без «специальных средств ведения войны»?
– Кто тут у нас бывший подводник? – обвел глазами комнату Стаймен. – Кажется, вы, Кассиус?
– На мой взгляд, – встал контр-адмирал Кассиус Бенет, – сейчас все-таки не всеобщая ядерная война, когда все позволено. Ладно, у этого типа под водой… У него нет ни связи с командованием, ни вообще понимания обстановки – по крайней мере мы исходим из этого, – но у нас, несмотря на некоторую нехватку, полный перевес. На мой взгляд, разрешение на применение не улучшит наши возможности в поиске.
– Ваше мнение, адмирал Торстейн?
– Адекватно. Конечно, он очень глубоководен, но все же не неуязвим.
– Вы меня успокоили, адмирал, – благодарно кивнул Соломон Текс.
– Не думаю, что президент рискнул бы нарушить договор о запрещении испытаний в трех средах, – прокомментировал Келли Хайнхил. – Чем бы мы объясняли новые взрывы – опять неисправностями боеприпасов?
– Генерал, – прервал его министр обороны, – наши главные потенциальные враги в курсе событий, все ядерные страны – официально признанные по крайней мере – тоже. Они ведь не против ведения нами здесь маленькой войны, так что Рубикон уже перейден.
– Наверное, будут возмущения со стороны Индии? – поинтересовался Лино Стаймен.
– Не только, – поморщился министр обороны. – Уже получена куча нот. Даже те правительства, что в курсе, вынуждены были имитировать возмущение. Конечно, оно несколько сглаживается произошедшей трагедией. Но президентом принято решение сдерживать утечку правды, покуда это возможно.
– Правильно, – хлопнул папкой по столу командующий флотом Атлантики адмирал Филипп Осборн, – мы найдем этого негодяя.
– Успокойтесь, адмирал, – улыбнулся генерал Стаймен, – до вашего океана он еще не доплыл.
Всем стало до ужаса весело, это была реакция на неспадающее нервное напряжение.
16
Песочные гипотезы
– Знаешь, что мне приходит в голову? – произнес Панин задумчиво.
Ричард Дейн пожал плечами, насколько это было возможно сделать, лежа на диване.
– Моя версия происходящего совсем не претендует на истинность, но если по чести, сами произошедшие события не очень настраивают на научное видение окружающего мира.
– Ну, не томи душу, – Ричард Дейн продолжал успешно осваивать специфические русские выражения.
– А если представить, что Мира-2 вообще нет? И нет никакого иного измерения?
– И ничего вообще не происходило, так, что ли? – Ричард Дейн привстал.
– В том-то и дело, что происходило, но порождено не иной вселенной, а усилиями одного человека, причем непреднамеренными, бессознательными усилиями.
– Это как?
– Знаешь, мне иногда, очень редко, снятся удивительные сны. По зрелом размышлении я бы никогда до таких перипетий сюжета не додумался, однако эти картины возникают в моей собственной голове. И вот, представим, что в чьем-то мозгу изо дня в день строится новое, внутренне логичное здание другой, чуждой нам картины мира. Я, конечно, не психолог, но допустим, что эта работа идет в подсознании много-много лет. И однажды, когда вымышленный мир достигает какого-то предела, законченности, происходит скачок.
– Переход количества в качество!
– Вот именно. Выдуманный мир достигает определенного предела насыщенности, детализация дорастает до какого-то уровня, при котором детали мира могут функционировать независимо. И вот тогда в морях начинают появляться корабли. Вначале вроде бы почти нереально, так, в виде меток на радарах. Затем, в связи с тем, что их принимают за чистую монету другие люди, они все более материализуются. И наконец достигают достаточного уровня реальности, чтобы с ними можно было биться насмерть.
– Хорошая легенда, Роман. Если бы я не побывал на борту одного из этих порождений галлюцинаций, если бы я не видел воочию командующего этого советского соединения, если бы я не ощущал на руках металл наручников, тогда, может быть, я бы даже поверил. Чем, в принципе, твоя теория хуже вторжения из ниоткуда? Но есть, наверное, еще и другие возражения против твоей версии. К примеру, хватит ли у человеческого мозга ресурсов не то что создать, а просто представить столь переполненную деталями картинку. Я тоже не психолог, как и ты, но мне кажется – нет.
– Ладно, товарищ американец, не надо всаживать в меня лишние гвозди, я, по примеру Галилея, отказываюсь признать свою гипотезу истинной. Так что в парапсихологию и шаманство я не впал, успокойтесь.
– Поздравляю с возвращением на стезю материализма. Ура Роману Панину! Только признайся напоследок, какого человека, погрязшего в пучине глюков, ты имел в виду?
– Думаю, товарищ шпион, ты и сам догадался – Адмирала, разумеется.
– О, метод дедукции меня не подвел, – хохотнул Ричард Дейн. – Между прочим, кандидатура вполне подходящая, судя по магнитофонным записям.
– Я тоже так думаю.
– Только еще одно «но». Он в реальности, этот Адмирал? Когда наконец я его увижу собственными глазами? А то мало ли что можно на бумаге насочинять да на пленку надиктовать.
– Ну ты же еще и видеокассеты смотрел?
– Все равно, вживую хочется.
17
Сложности
Если бы все это происходило в несколько другом месте, а лучше – чуточку в другом полушарии, американскому флоту было бы намного легче. Ведь нельзя же с одинаковой бдительностью прикрывать все. Еще маршалы Средневековья говорили: «Защищать все – это значит не защищать ничего». Война ведь чем-то похожа на шахматы, к примеру, она так же локализована в пространстве. Фигуры расставляются на доске, король охраняется особо рьяно, пешки идут в одну сторону, и белые ходят первыми. Планирование войны несколько сложнее. Доказывается это элементарно – для штабной работы недостаточно одного человека, а гроссмейстер спокойно шпарит по куче досок, одновременно держа в голове десятки партий. Так вот, как и в шахматах, от противника многократно страхуют стратегически важные районы. Например, от нападений подводных лодок относительно надежно прикрыта северная часть Атлантики. Здесь ведь проходят основные судоходные пути мира. Перекрывая Гольфстрим, от самой Исландии до Европейского континента тянутся автоматические линии датчиков акустической разведки. Ведь здесь довольно мелко, и, восседая на вершине какого-нибудь одинокого подводного холма, датчик прекрасно засекает шум субмарин за несколько километров, а то и десятков километров, смотря с какой скоростью она несется и каким винтом и реактором оснащена. Южнее, там, где океан становится глубже, противолодочные силы ставятся в новые условия. Здесь им уже не помогает система датчиков, здесь они могут рассчитывать лишь на активный поиск мобильными средствами. Против атомных субмарин – эскадренные миноносцы с носовыми гидролокаторами, специальная палубная авиация, самолеты берегового базирования, собственные атомные лодки, наконец. А еще спутники, не те первые, пятидесятых годов, которые только и могли, что пищать «бип-бип» в одной фиксированной частоте, а огромные – величиной с железнодорожный вагон – системы со всякими головоломными анализаторами, настроенными на поиск аномалий. Да кроме того, наземные станции разведки – широченные антенные поля, ведущие неустанное слежение за эфиром, ведь лодки иногда подвсплывают и суют в атмосферу проволоку собственных передатчиков.
Вот как хорошо и приятно работать в северной Атлантике противолодочным силам. Недаром немцы еще в доатомные времена предпочитали нападать в южной части океана или вообще гонять свои лодки в Индийский и даже Тихий. А ведь тогда ни стационарных акустических датчиков, ни самолетов «Орион» еще знать не знали. Правда, придется признать для справедливости – и лодки тогда были куда более примитивны.
Однако вернемся к делу. Сейчас ареной противостояния стала южная часть Тихого, даже не северная, где еще так-сяк можно привлечь неслабый японский противолодочный флот и использовать в поиске авиацию, базирующуюся на Окинаве. Глубины здесь не меньше, чем в Атлантике, а акватория гораздо больше. Кроме того, в плане военных операций он хуже изучен. И еще: здесь нет системы стационарных датчиков; нет близких специализированных наземных станций разведки; нет наземных аэродромов, оснащенных тем, что надо самолетам-поисковикам; здесь не проходят или, по крайней мере, до недавнего времени не проходили пути-дороги низкоорбитальных спутников-шпионов. И что же осталось?
Флот. Эсминцы, авианосцы, атомные ударные субмарины-охотники, специальные самолеты. Взвесим их шансы.
Да, в идеальных, теоретически маловероятных условиях авианосное соединение способно обнаружить субмарину за пятьсот миль. Может быть, если она прет на полной скорости и на не очень большой глубине. А если – нет? Если она сидит на километре либо тихонько крадется метрах на шестистах? Да, у специальной авиации флота много разнообразных приборов, помимо глаз самого пилота. Есть детекторы магнитных аномалий. Они улавливают изменение магнитного поля Земли, вызванные наличием под водой большой плавучей железяки. Но! Корпуса дорогих лодок делаются из немагнитного титана и вообще – у нее полно разной аппаратуры, искусственно гасящей лишние магнитные вихри. И все равно противолодочный «П-3Ж» «Орион» способен уловить разницу с естественным фоном. Но на какой дальности?
Только если лодка прямо под ним или хотя бы в полукилометре поблизости. Да и то, когда летит медленно и притом низко. Но площадь Великого океана ниже линии экватора сравнима со всем Индийским и почти равна всей Атлантике – южной и северной разом. Сколько же нужно летать этому «П-3Ж», дабы обшарить все?
Конечно, у противолодочного самолета не только магнитные датчики, не зря в его брюхе сидит целый штат сотрудников и большинство из них офицеры. Есть там и детекторы, фиксирующие разницу в температуре воды. Реактор лодки горячая штука, и лодка невольно что-то выделяет вовне. Но, опять же, атомные реакции могут идти интенсивнее или не очень, в зависимости от потребляемой мощности. И параметры обнаружения снова неважнецкие.
И тогда – вся надежда на совместную работу всей этой противолодочной братии: атомных подводных охотников, эсминцев и авиации. Законы везения и вероятности начинают соприкасаться. С одной стороны, хотелось бы, чтобы противник отсутствовал вовсе, с другой – чем больше «пиратских» лодок, тем веселее вероятность обнаружения, а значит – уничтожения. А за каждый результат – почет и уважение. Но против Седьмого флота всего одна субмарина. Перед тихоокеанским флотом США стоит не то что непосильная, но весьма тяжелая задача. Выполнить ее с честью, к тому же быстро, можно только при очень хорошем везении.
18
Поход
