рискует соваться. А отчаянные головы бесследно исчезают. Это хорошо подкрепляет слухи.
Нелюбин: Ваш вертолет садился на опушку?
Козломов: Нет, у кромки леса. Дальше на машине по просеке, примерно пять километров.
Нелюбин: Сколько курсантов в лагере?
Козломов: Около четырехсот.
Нелюбин: Чем лично ты занимался последние годы, кроме исполнения обязанностей шофера и телохранителя. Почему Кудряшев так с тобой откровенничал?
Козломов: Ввиду моих особых заслуг интимного характера.
Нелюбин (с брезгливой гримасой): Конкретизируй!
Козломов: Я похищал для него малолетних девочек-блондинок. Кормил их, присматривал за ними, наказывал плетью за провинности. Мыл под душем и переодевал перед отправкой в спальню шефа. По выходе оттуда оказывал им медицинскую помощь. Прятал трупы умерших.
Нелюбин: Сколько всего девочек было похищено?
Козломов: Тридцать восемь.
Нелюбин: Нашими людьми освобождены десять. Где остальные?
Козломов: Сдохли. Шеф зачастую увлекался.
Нелюбин: А сам ты… «пользовался» девчонками?!
Козломов: Только умирающими. Шеф очень ревниво относился к своему гарему.
Нелюбин (сквозь зубы): Укажи места всех захоронений!
(На этом видеозапись обрывается. –
– Нелюдь! Исчадие ада! – обычно непроницаемое лицо Логачева стало воистину страшным. – Умирающих девочек… «пользовал»… скот!.. Борис Иванович, заклинаю вас! Отдайте мне это существо!
– С какой целью? – поинтересовался генерал.
– Откачаю антидодом и сожгу заживо!
Нелюбин задумался. Очевидно, вспомнил собственные слова о «постепенном возрождении добрых средневековых традиций». [52]
– Кремационная печь? – спустя полминуты уточнил он.
– Именно!!!
– Гм… пожалуй, – по губам генерала скользнула хищная улыбка.
– Ну а смысл? – неожиданно вмешался я.
– Что-о-о-о?!! – Нелюбин с Логачевым одновременно посмотрели на меня. Первый с недоумением, второй – с оттенком презрения. Зато Рябов и Акинфиев сохранили олимпийское спокойствие. Очевидно, поняли мои мотивы.
– Изволь объясниться, Дмитрий!!! – хрипло потребовал седой богатырь. – Неужто ты стал… – он замолчал, стиснув зубы.
– Мягкотелым… – досказал за него я. – Нет, дружище, не стал! Просто любая жестокость должна быть оправданной с точки зрения целесообразности. А тут… Гм!.. Наша операция сверхсекретна, в первую очередь от коллег. Значит, о заживо кремированном капитане Козломове никто не узнает… кроме присутствующих. И обычная цель такого рода казни не будет достигнута.
– Прислужников дьявола мы сжигали живьем и в иных ситуациях, – глухо наполнил Нелюбин. (См. «Операция Аутодофе» и «Пленных не брать».)
– Правильно, – кивнул я. – Но… есть «но»! В тех случаях в определенные круги запускались соответствующие слухи, которые оказывали нужное нам воздействие. А сейчас… мы не можем допустить ни малейшей утечки! Поэтому повторяю: в чем смысл?! В наказании ублюдка Козломова?! Но в аду его ждут ужасающие, вечные муки, а нас… на Земле… дополнительная гадость во снах! Ведь все вы (даже железный Васильич) спите отнюдь не как младенцы. Уверен!!!
В потемневших глазах боевых товарищей я прочел полное подтверждение своим последним словам.
– Предлагаешь подарить подонку легкую смерть? – кисло осведомился Логачев.
– Нет! Хочу поджарить его на костре, но… с пользой для дела. (Поможет при захвате лагеря одноразовых!)
– Ничего не понимаю, – потерянно прошептал седой богатырь.
– Вспомни о «говорящих головах», – посоветовал я.
– ?!!
– Вы слышали о «Проэкторе»! – догадался Нелюбин.
– Совершенно верно! – подтвердил я.
– От кого, если не секрет? – на лбу генерала наметилась суровая морщинка.
– От меня! – рубанул Рябов. – Кстати, идея Дмитрия, без преувеличения, гениальна! Представьте – в лагере вдруг возникает огромный, горящий на костре Козломов и в промежутках между воплями начинает вещать: о преступлениях «А.О.», о судьбе, ожидающей курсантов, и так далее, и тому подобное… Всеобщая паника гарантирована!
– Речь смонтируем на компьютере, не проблема. Словесного материала для текста хватает. Но первичные съемки придется производить с натуры. Причем на медленном огне[53], – заметил Борис Иванович.
– Произведем, – криво усмехнулся я, – вместе с Петром. Он, помнится, хотел именно этого! Да и я… не белоручка…
Глава 12
В небе нависли тяжелые, сумрачные тучи, полностью скрывающие собой солнце. Злой западный ветер то налетал, то успокаивался, то опять набрасывался с новой силой. Из «Гиблого леса» не доносилось ни звука. Как будто он действительно был проклят. А впрочем… не мудрено. По самым скромным подсчетам, наши «друзья» из «А.О.» загубили там не менее трех десятков невинных душ. Нечисть издавна любит подобные местечки! Плюс – «зачищенные» деревни. Одна из них зловеще чернела осиротевшими домами метрах в трехстах от леса. Оставшиеся две находились вне поля зрения…
Мысленно поежившись в неуютной, сырой скрадке[54], я сквозь узкую щель вновь посмотрел на пост номер один, расположенный в ста метрах от меня с противоположной стороны просеки. Эти «чайники» маскировались не слишком умело, а о моем смертоносном присутствии даже не подозревали.
Мы высадились ночью с «вертушки» в семи километрах от «Гиблого леса». Осторожно обследовали окрестности, засекли все пять постов охраны и заслали в лагерь Лопату. Тот вернулся через три часа и приволок с собой престарелого типа в очках, с татуировкой «А.О.» на руке. «Языка» допросили при помощи «сыворотки» в одном из домов «зачищенной» деревеньки. (Но не вышеописанной, а самой удаленной отсюда.) Пленник оказался ни больше ни меньше как комендантом лагеря полковником Подлипайло. И в течение шести минут (пока не сдох от разрыва сердца) выдавал интереснейшую информацию. А именно:
1. Всего к настоящему моменту в «А.О.» осталось семнадцать ветеранов, включая Фараона.
2. В лагере постоянно проживают триста шестьдесят курсантов-уголовников, семь «аовцев»-преподавателей и сам комендант.
3. Грядущим днем ровно в полдень Фараон проведет в лагере селекторное совещание членов «А.О.» для пересмотра нынешней стратегии и выработки новой. Он серьезно обеспокоен первыми неудачами и большими потерями среди ветеранов. (Одноразовые не в счет.) С одиннадцатого марта «А.О.» утратил свыше половины личного состава. А также ряд завербованных в «Структуру-2» сотрудников ФСБ. (Как, например, трех гавриков из в/ч 11303.) Настоящей фамилии Фараона Подлипайло не знал. Зато указал на особую примету – букву «Ф» на раззявленной пасти… (Татуировки, а не самого главаря! –
4. В совещании будут участвовать все члены «А.О.» Трое из них уже прибыли в лагерь. Остальные подъедут в начале двенадцатого. На черном микроавтобусе с эфэсбэшными номерами.
Прикопав труп, мы уточнили план действий и разделились. Пятеро, включая меня, оборудовали скрадки прямо под носом у лохов-караульных. Их надлежало уничтожить сразу после радиопереклички, перед появлением машины с «высочайшими особами». Кот остался караулить съезд с шоссе на единственный проселок, ведущий к «Гиблому лесу». Акинфиев в ближайшей из мертвых деревень готовился к приему раненых. Остальные, с ног до головы увешанные оружием (пулеметы, гранатометы, ПЗРК, огнеметы плюс «валы» и «ПСС»), заняли позиции вблизи лагеря. После уничтожения постов и машины с «аовцами» наша пятерка