прокатах уже чаще спрашивают их, а не западные боевики. В книжных магазинах толкучка как в электричке в час пик. Еще не сложилась новая литература, но бывшие бандиты настолько зарылись в бизнес, что начали заниматься книгоизданием. Проститутки стайками потянулись из развитых стран обратно на Родину. Заработок на Родине больше, клиенты душевнее. То ли краб какой-то выпустил Россию из своей клешни, то ли кто-то сверху начал поливать ее живой водой.
Власть делает первые попытки защитить русскоязычное население в бывших республиках. Воровство становится более упорядоченным. Похоже, новая власть пытается привести экономику к «евростандарту» воровства, трезво представляя себе, что если воровство прекратить полностью, то российское государство развалится. Как писал поэт Евтушенко, если «казнить всех малых и больших воров, Россия станет как пустыня Гоби».
Словом, есть положительные симптомы, доказывающие, что больной стал легче дышать. Недаром недовольны журналисты и та часть так называемой элитной тусовки, которая всегда передвигается в направлении, где бесплатно кормят.
Наконец, все, кто при старой власти воровал прямо из казны, убеждают нас, что становится еще хуже. Это значит – точно становится лучше.
А один из бывших севастопольских матросов порадовал особенно. Женился на американке. Но, несмотря на жизнь в «теплой американской ванночке» через год развелся. Причина развода лично меня убедила, что не все еще потеряно в нашем народе. Его молодая жена не признавала роль Советской Армии в Великой Отечественной войне. А у него оба деда на ней погибли. А она считала, что с Германией воевала и справилась только Америка. Они все время ссорились из-за этого, пока не разошлись.
Надо отдать должное бывшему президенту России. Благодаря гремучей смеси его ошибок и заходов не туда нам всего десять лет понадобилось, чтобы понять, что дружба с Западом для нас – западня, а демократия – это власть денег, выбранная на деньги ради денег, и что пора, наконец, начинать лечиться и налаживать общий обмен веществ. А для этого, прежде всего, необходимо покончить с кавказским недугом. А как? Ему же более двухсот лет.
ЧЕЧНЯ – ЭТО АНТИКВАРНЫЕ ГРАБЛИ РОССИИ.
Медики хорошо знают, что покончить с хроникой всегда сложнее, чем с острым заболеванием. Тут особенно важно внимательно присмотреться к истории болезни, что мне и посоветовала в свое время сделать моя мама.
Должен сказать: первое, что приходит на ум – в этой более чем двухсотлетней войне никогда не было победителей. Ведь дружно Россия и Чечня жили только до конца XVIII века, потому что ничего друг о друге толком не знали. У чеченцев не преподавали в школах географию, поскольку у них не было школ. У русских же где-нибудь в Петербурге или в Москве спрашивать о чеченцах в то время было так же бессмысленно, как нынче у американцев про нивхов и коряков.
Да и слово «чеченцы» к тому времени только что закрепилось за горским племенем «нахчо» по названию их аула Чечен. Несмотря на то, что когда-то в этих местах расположилось древнее, достаточно цивилизованное царство Аланья, племя «нахчо» сумело сохранить незамаранным свой первобытнообщинный строй. Даже татаро-монголы, разрушившие царство, не тронули племя – видимо, не заметили его. Так и жило оно в веках, запертое горными хребтами, от нечего делать враждуя между собой родовыми кланами и рожая детей для поддержания главного завоевания своей культуры – кровной мести.
В свободное от подобных развлечений время пасли на горных лугах скот и вспоминали, кто еще остался не отомщенным. Земледельческая равнина за Тереком их мало интересовала. О нефти под землей они не догадывались, а представить себе чеченца, сеющего хлеб, так же нелепо, как еврея, помешивающего сталь в мартене.
Зато эта равнина была спасательным кругом для беглых российских крестьян, вольноотпущенных и казаков. Недаром названия сёл на ней – русские. И лишь в горах чеченские аулы. Именно в степь и на плодородные земли веками бежал энергичный российский люд, для которого удовлетворить порывы своей безразмерной, как и Россия, души во всегдашней неразберихе российских законов было так же невозможно, как вдохновенному художнику писать картины на пленэре в наручниках. Поэтому все они и бежали за одним – за волей!
Воля – это особое чувство, известное только нашим предкам. Недаром в других языках такого слова нет. И переводится оно обычно как «свобода». Но свобода – жалкое подобие воли. Это воля, запертая в конституцию западной демократии. Воля так же отличается от свободы, как уха, приготовленная на берегу реки из только что выловленной рыбы, с затушенной для аромата прямо в котле головешкой, отличается от бульона из рыбных кубиков.
БЕГЛЫЕ КРЕСТЬЯНЕ И КАЗАКИ – ДРОЖЖИ РОССИИ.
Благодаря и тем и другим Россия распухала и, как тесто из тесной кастрюли, вываливалась из своих предыдущих границ. Крестьяне распахивали для нее все новые просторы. А казаки, сами того не ведая, оберегали своими разбойничьими шайками эти стихийно возникшие границы. На окраине России каждого могла встретить вместо таможни какая-нибудь банда очередного казацкого атамана и обчистить посерьезней любого таможенника.
КАЗАЦКАЯ БРАТВА – ЭТО САМООКУПАЕМАЯ РОССИЙСКАЯ ТАМОЖНЯ ЭПОХИ ЕВРОПЕЙСКОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ.
Даже турки в период османской спеси, мечтая стать нашим новым татаро-монгольским игом, не смогли пробиться сквозь множество казацких «таможенных терминалов».
Шло время, и эта полубуйствующая, полупьяная граница России доползла вплотную до Кавказа. Особым удовольствием для казаков стало двинуться походом на какое-нибудь ханство, благо этих ханств в горах, как сусличьих нор в степи. Потрясти казну какой-нибудь орды, увести княжну, а то и весь гарем считалось у казаков особой доблестью, этаким VIP-развлечением! Потом, собравшись с братвой, написать благодарственное письмо самому хану с признанием прелестей его любимых жен. А княжну-другую по пьянке просто выбросить за борт ради тоста за дружбу с корешами. Все это считалось у казаков защитой отечества или называлось двумя взаимоисключающими словами «навоевать добра». Так они и погибали тысячами от сабель ханских охранников, у сундучков с восточными драгоценностями, выкрикивая в момент отлета души в мир иной: «За Русь нашу православную!» Не зря же народные сказки и былины с детства воспитывали в них чувство романтической агрессии в борьбе с неверными.
Я понимаю, многие представляют себе казаков сегодня по кинофильму «Тихий Дон» этакой сплошной дисциплинированной конницей. Другие, те, что помоложе, думают, «казаки» – маскарадная забава безработной части мужского населения юга России. Всегда в маскарадных костюмах, с импотентно висящими у ног музейными нагайками и лихо подкрученными к небу усиками-сабельками. При этом с глазами, вечно просящими у государства денег на организацию своего потешного войска. И, судя по всему, небезуспешно. Иначе как объяснить, что среди есаулов в наши дни появились такие фамилии, как Рабинович, Швеллер и Драхман... Правда, как сказал один из остряков писателей-евреев в ресторане Дома литераторов, это вполне возможно только из чувства ностальгии еврея по нагайке.
На самом деле в те давние времена казаки были самым буйным, не поддающимся воспитанию российским сословием. Недаром даже детская игра называется не просто «Казаки», а «Казаки-разбойники». Дети – наши экстрасенсики, правильно ощущают историю. Самым зазорным у казаков всегда считалось работать. Одна моя знакомая, потомок казачьего рода, рассказывала, что однажды ее дед, отчаявшись, в 30-х годах пошел работать грузчиком на пристань. Так его друзья-казаки в знак презрения выстроились на причале и дружно показали ему голые зады.
Петр и казаки – два главных пугала европейских стран запоздавшего российского средневековья. До сих пор многие на Западе представляют русских по образу казака-разбойника! Полудиким, степным кентавром с генами скифов и печенегов. До сей поры у поляков и венгров не развенчали этот образ русских даже Достоевский, Толстой, Пушкин и Гоголь. Зато очень удачно его подкрепили разъехавшиеся по всему миру «новые русские кореша» со скифским золотом на пальцах и шеях.
Горцы тоже не остались в долгу перед казаками-разбойниками. Отныне у них появились новые удовольствия: украсть в станице скотину, пострелять по бегущему за Тереком человеку. Принести скальп
