Дженнингсу пришлось повиноваться. Бросив злобный взгляд на Торна, он взял с полки лампу и направился в темноту.
Последовала неловкая пауза. Старик поднялся из-за стола и подождал, пока стихнут удаляющиеся шаги Дженнингса.
— Вы доверяете ему? — спросил Бугенгаген.
— Да.
— Не доверяйте никому.
Он повернулся и стал рыться в шкафу, вырубленном в скале, потом достал оттуда матерчатый сверток.
— А должен ли я доверять вам? — спросил Торн.
Старик вернулся к столу и развернул сверток. Там лежало семь стилетов, холодно блеснувших на свету. Они были очень узкими, рукоятки были вырезаны из слоновой кости, каждая из них являла собой фигуру распятого Христа.
— Доверяйте вот им, — сказал он. — Только они могут спасти вас.
В пещерах стояла гробовая тишина. Дженнингс, пригнувшись, пробирался вперед. Прямо над ним нависал неровный скалистый потолок. Дженнингс со страхом вглядывался в пространство, освещенное лампой, которую он нес в руках. Он видел стены зданий, заключенные в камни, замурованные в скалы скелеты, казалось, они вот-вот выступят из сточных каменных канав, которые когда-то окаймляли древнюю улицу. Дженнингс брел дальше, и коридор впереди начал сужаться… Огни в квадратном зале уже померкли, Торн с ужасом глядел на стол. Семь стилетов были разложены в форме креста.
— Это надо сделать на священной земле, — шептал старик. — На церковной земле. А его кровью надо оросить божий алтарь.
Слова отчетливо слышались в тишине, но старик внимательно наблюдал за Торном, чтобы убедиться, правильно ли тот его понимает.
— Каждый нож нужно вонзать по рукоять. До ног Христа на каждой ручке ножа… И так, чтобы они составили фигуру креста. — Первый кинжал — самый важный. Он отнимает физическую жизнь и образует центр креста. Следующие ножи отнимают духовную жизнь, и втыкать их надо в таком порядке… Он замолчал и опять взглянул на Торна.
— Вы должны быть безжалостны, — объяснил он. — Это не сын человека. Торн попытался заговорить. Когда голос вернулся к нему, он был каким-то чужим, грубым и срывался, выдавая состояние Джереми.
— А вдруг вы ошибаетесь? — спросил он. — А вдруг он не…
— Ошибки быть не может.
— Должно быть какое-то доказательство…
— У него есть родимое пятно. Три шестерки.
У Торна перехватило дыхание.
— Нет, — прошептал он.
— Так сказано в Библии, этим знаком отмечены все апостолы Сатаны.
— Но у него нет знака.
— Псалом Двенадцатый, стих шестой. «Имеющий разум число сосчитает Презренного Зверя, несущего смерть. Число с человеком всегда совпадает. Шесть сотен оно, шесть десятков и шесть».
— Я говорю вам, у него нет этого знака.
— Знак ДОЛЖЕН быть.
— Я КУПАЛ его. Я знаю каждый сантиметр его кожи.
— Его не видно на теле. Вы найдете знак под волосами. Ведь мальчик родился с пышными волосами, не так ли?
Торн вспомнил тот момент, когда впервые увидел ребенка. Он вспомнил свое удивление при виде густых и длинных волос.
— Сбрейте волосы, — посоветовал Бугенгаген. — И вы увидите под ними этот знак.
Торн закрыл глаза и уронил голову на руки.
— С самого начала вы должны исключить малейшее колебание. Вы сомневаетесь в моих словах?
— Я не знаю, — вздохнув, ответил Торн.
Старик откинулся назад и посмотрел на него.
— Неродившийся ребенок был убит, как предсказано. Ваша жена погибла. — Это ребенок!
— Вам нужны еще доказательства?
— Да.
— Тогда ждите их, — сказал Бугенгаген. — Но знайте, что вам необходима вера. Иначе вы не справитесь. Если вы будете сомневаться, они одолеют вас.
— Они?
— Вы говорили, что в доме есть еще женщина. Служанка, которая ухаживает за ребенком.
— Миссис Бэйлок…
Старик кивнул, будто вспомнив что-то.
— Ее настоящее имя Баалок. Это регент дьявола. Она костьми ляжет, чтобы не дать вам свершить необходимое.
Они замолчали. В пещере послышались шаги. Из темноты медленно появился Дженнингс, на лице у него было написано крайнее удивление.
— … Тысячи скелетов… — прошептал он.
— Семь тысяч, — уточнил Бугенгаген.
— Что здесь случилось?
— Меггидо — место Армагеддона. Конец света.
Дженнингс шагнул вперед, его до сих пор трясло от увиденного.
— Вы хотите сказать… Армагеддон уже был?
— О да, — ответил старик. — И будет еще много раз.
С этими словами он передал сверток с ножами Торну.
Торн попытался отказаться, но Бугенгаген буквально всучил ему пакет. Глаза их встретились.
— Я жил очень долго, — сказал Бугенгаген срывающимся голосом. — И я молюсь, чтобы жизнь моя не оказалась напрасной.
Торн последовал вслед за Дженнингсом в темноту, туда, откуда они пришли. Он лишь раз оглянулся, но комната уже исчезла. Огней не было видно, и все растаяло в темноте.
По Иерусалиму они шли молча. Торн крепко сжимал в руке сверток. Настроение у него было подавленное, он шел, как автомат, не обращая ни на что внимания, глядя прямо перед собой. Дженнингс задал ему несколько вопросов, но Торн не ответил. Они вошли в узкий переулок, где шло строительство, и фотограф подошел к Торну вплотную, пытаясь перекричать шум работающих кранов.
— Послушай! Я только хочу узнать, что сказал старик. У меня ведь тоже есть на это право, так или нет?
Но Торн упрямо шел вперед, ускоряя шаг, словно пытался отделаться от попутчика.
— Торн! Я хочу знать, что он сказал!
Дженнингс кинулся вперед и схватил Торна за рукав.
— Эй! Я не посторонний наблюдатель! Ведь это Я НАШЕЛ его!
Торн остановился и взглянул Дженнингсу прямо в глаза.
— Да. Верно. Это ты нашел ВСЕХ НАС.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты уверяешь, что все это правда. Ты вбивал мне этот бред в голову!..
— Подожди минутку…
— Ты наснимал все эти фотографии!
— Погоди…
— Ты привез меня сюда!
— Что с тобой?
