ткани, хотя и нарочито простая, кожа на руках нежная, не оскверненная мозолями и ссадинами. Он выглядел бы совершенно здоровым и довольным жизнью, если бы не глаза… Да в уголках рта намечается скорбная складка – свидетельство того, что он страдает своим недугом достаточно долго, чтобы познать все неудобства, с этим связанные.
– Простите, господин… Я не мог знать… – хорошо оправдание, ничего не скажешь! А у тебя самого глаза на что? Мог бы и поглядеть прежде, чем орать. Да и не надо было ведро оставлять на проходе…
– Ничего страшного, – ответил молодой человек, беспомощно улыбаясь. – Я всегда на что-нибудь наступаю. Так что извиняться следовало бы мне…
– Не стоит расшаркиваться друг перед другом: примем, как данность, что мы оба поступили неправильно, и забудем об этом, – я тоже улыбнулся и пожалел, что он не видит моей улыбки. Хотя, о чем тут жалеть – и не улыбка вовсе, а гримаса, потому что лицо перекашивается… Даже хорошо, что не видит, можно спокойно поговорить…
– Он причинил Вам вред, милорд? – между нами крепостным валом вырос рыжий титан.
– Ни в коем разе, это я помешал… – молодой человек не успел договорить.
– Почему ты не на коленях? – горя праведным гневом, завопил Борг, испепеляя меня страшным взглядом.
М-да, один на один я обычно – редкий трус, но если появляются зрители… Ох, надо искоренять в себе дурную любовь к публичным выступлениям…
– Я, конечно, извиняюсь, но какая разница твоему господину?
– Да как ты смеешь?!…
– Он все равно не увидит, что я делаю – стою на коленях или показываю ему «нос». А вот тебе, наверное, будет очень приятно, – я посмотрел на рыжего верзила снизу вверх, но с таким видом, как будто это он ростом мне до плеча.
Борг побагровел настолько сильно, что стал напоминать ярмарочных кукол, разыгрывающих представления. В самом деле, совершенно малиновая физиономия в сочетании с пылающими на солнце рыжими волосами выглядела как-то… нереально. В принципе, я ожидал, что в следующий миг буду растоптан великаном, но события свернули на другую тропинку:
– Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, Борг, – устало заключил молодой человек. – Конечно, мне все равно, в какой позе находится этот человек, и незачем требовать от него исполнения всех тонкостей этикета…
– Он всего лишь – ничтожный раб! К тому же – клейменый… – злобно бросил Борг.
– Клейменый? – на лице «милорда» появилось любопытство, впрочем, настолько легкое, что даже самый придирчивый наблюдатель не счел бы его неприличным.
– И клеймо – свеженькое! – рыжий просто сгорал от злорадства.
– Ты считаешь, что это в корне меняет дело? – поинтересовался я.
– Слушай, ты…
– Спокойно, Борг! Если на его теле есть клеймо…
– Не на теле, а на лице! – уточнил верзила.
– Какая разница?… Так вот, если у него есть клеймо на теле, это не означает, что такое же клеймо стоит на его душе. Ты меня понимаешь?
– Милорд…
– Точно так же можно сказать и про меня: даже если мои глаза ничего не видят, глупо было бы утверждать, что так же слепы мой разум и моя душа, – молодой человек говорил спокойно и тихо, но в каждом слове слышалось то, от чего я успешно отвыкал в течение долгих лет. Он наверняка получил прекрасное и разностороннее образование – не только книжное, но и жизненное. Более того, манера выражаться выдавала человека, привыкшего к тому, что его слова выслушиваются самым внимательным образом, а то и – почитаются, как повеления. Мой ровесник? Почти. Но куда более зрелый, если так можно выразиться. Рядом с ним я вдруг почувствовал себя капризным ребенком, не выучившим урок. Я фыркнул и щелкнул Борга пальцами по груди:
– Давай договоримся так: как только твой господин снова сможет видеть, обещаю, что при каждом его появлении буду опускаться на колени. Идет?
– Ты смеешь смеяться над Его Светлостью?!
– Я серьезен, как никогда.
– Да ты знаешь, что лучшие лекари не смогли…
– Мир огромен, и в нем все же случаются чудеса, – я невольно вздохнул, подумав о себе, и продолжил: – может случиться так, что твой господин будет здоров и счастлив. Тогда я исполню свое обещание.
Борга мои слова не удовлетворили, и он все еще презрительно пыхал яростью, но молодой человек велел ему успокоиться и заняться обедом, а сам прислонился к стене дома, небрежно перебирая шнурок на вороте рубашки. Когда шаги верзилы затихли в лабиринте дома, «милорд» спросил:
– Ты так долго молчал, прежде чем извиниться… О чем ты думал?
Я покраснел, но ответил:
– Мои мысли были сугубо эгоистичны. Я думал о том, что совсем недавно мог бы получить более страшные повреждения, чем имеются на сегодняшний день.
Молодой человек усмехнулся:
– Я примерно так и представлял…
– Мне, право стыдно, хотя стыдиться нечего, – я перевел взгляд на залитый солнцем двор. – Человеку свойственно думать прежде всего о себе и своих бедах и радостях. Это нормально. Более того, это правильно и полезно. Когда начинаешь думать о других, набиваешь кучу шишек и обретаешь массу неприятностей… Мне почему-то кажется, что Ваш недуг возник именно в тот момент, когда Вы думали совсем не о себе…
По лицу «милорда» пробежала тень.
– Наверное, ты прав…
– Я знаю, что я прав, – хмыкнул я. – Все мои теперешние беды возникли от того, что всего лишь на несколько минут я выгнал за ограду сердца свой любимый эгоизм. Впрочем, я не очень-то жалею о тех самых минутах… – и это было правдой: я осознал это четко и ясно. Я не жалел о том, что помог гноме, выиграл дурацкое пари, отшлепал несносное Высочество и убил шадду. Но можно было сделать все это чуть-чуть иначе… Впрочем, если бы я действовал иначе, я не был бы самим собой, не так ли?…
– Я – тоже, – прошептал молодой человек.
– Мне неловко отвлекать Вас от Ваших мыслей, но нужно определиться с правилами поведения, – твердо сообщил я.
– А именно? – недоуменно нахмурился «милорд».
– Между нами огромная разница, я и в самом деле – всего лишь раб, и, следовательно, должен обращаться к Вам почтительно… Называть Вас «милорд» я не вправе, поскольку Вы не являетесь моим сюзереном. Какое иное обращение Вас устроит?
Тонкие губы молодого человека изогнулись в усмешке, но она была ни в коем случае не злой или недовольной, наоборот – лукавой:
– Сдается мне, не такая уж между нами разница…
– Не думайте обо мне лучше, чем я того заслуживаю, – я постарался придать голосу язвительные нотки. – На моей душе есть клеймо, и оно мало чем отличается от того, что украшает мое лицо.
– Вот как? – лукавства стало еще больше.
– Я не лгу Вам, – мне почему-то не хотелось обманывать этого человека. Наверное, потому что он не заслуживал быть обманутым.
– А мне кажется, что ты стараешься казаться хуже, чем есть, – подытожил мой собеседник.
– Я мог бы сказать многое, но словами иногда очень трудно выразить чувства… Как мне к Вам обращаться?
– Решай сам, – он надо мной издевается, это точно!
– Тогда позвольте узнать Ваше имя.
– Дэриен, – он чуть склонил голову набок, ожидая продолжения увлекательного разговора.
