ради их тонкой шерсти. И все же, несмотря на отлаженность этой патриархально-аграрной экономики, единственным земледельческим орудием оставалась окованная медью соха; колесо если и было известно, то не использовалось. Достаточное и даже избыточное количество покорной рабочей силы, террасная система в горных районах и интенсивное хозяйство на орошаемых землях не давали стимула к развитию механизированных методов хозяйствования, так же как горная местность — их естественная среда обитания — не стимулировала изобретения каких бы то ни было форм колесного транспорта. Для обработки земли существовали пурики, крестьяне, а для перевозки грузов — ламы. Этого было достаточно. Основу этой цивилизации составляли человекочасы. И хотя пурики жили в безопасности, свободы у них было мало.
Однако так же верно это и по отношению к элите. У орехоне (большеухих) в жилах текла королевская кровь; они рождались, жили и умирали в пределах личного айлью Инки. Их жизнь тем не менее очень отличалась от жизни крестьян. Орехоне получали хорошее образование — математика, религия, язык и инкский вариант истории; курс заканчивался серьезным экзаменом. Чтобы выделить этих людей среди остального населения страны, их уши прокалывали и отверстия постепенно расширяли до такой степени, чтобы в них вставлялись золотые или украшенные драгоценностями ушные вставки, указывавшие на их положение. Существовал и еще один класс администраторов — курака, ставший необходимым в связи со стремительным ростом империи. Политика Инки состояла в том, что управление новообретенными территориями осуществлялось с помощью существующей административной машины — разумеется, под контролем и после надлежащей идеологической обработки местного правящего класса. Способный мужчина мог достичь привилегированного положения кураки, и это все. Но женщина могла пойти дальше. В период полового созревания девочки участвовали в церемонии причесывания волос, и если девочка была особенно красива или демонстрировала выдающиеся способности в прядении и прочих женских искусствах, ее могли направить в школу в Куско или в одну из провинциальных столиц. Тогда у нее появлялся шанс выйти замуж за представителя знати или стать одной из «дочерей Солнца», королевской наложницей, ведущей уединенную жизнь и подчиняющейся распоряжениям только самого Инки.
Положение женщины в целом очень подробно рассмотрено Гарсиласо в его «Королевских комментариях». Девы Солнца представляли собой элиту, избранных женщин королевской крови. В Куско они жили в «монастыре поблизости, но не в пределах храма Солнца». Их отбирали за красоту и высокое происхождение, и не должно было быть сомнений в их девственности. Всего их насчитывалось около полутора тысяч. По достижении зрелости они становились «мамакунами», и прислуживали им около пятисот девственниц. «Вся столовая утварь в их монастыре, так же как в храме Солнца, была золотой либо серебряной. Им также полагался сад из драгоценных металлов, такой же, как в храме». Если одна из дев настолько сбивалась с истинного пути, что нарушала обет целомудрия и ее ловили на этом, закон требовал, чтобы «она была похоронена заживо, а ее сообщник повешен; он сам, его жена, его дети, его слуги и все его близкие родственники; а чтобы наказание было полным, его лам также следовало убить, его поля уничтожить, его дом сровнять с землей, а всю эту местность так забросать камнями, чтобы там уже ничто не смогло расти». В качестве основного времяпрепровождения девы Солнца пряли и ткали одеяния для Инки и его Койи, а также ткани, предлагавшиеся Солнцу во время жертвоприношения. Провинциальные «монастыри» (в настоящее время в Пачакамасе возле Лимы можно увидеть реконструкцию одного такого «монастыря») организовывались по тому же типу, что и подобные заведения в Куско, однако поскольку здесь жили Девы не королевской крови, сотканные ими полотна Инка мог распределять среди тех, к кому хотел проявить благосклонность. Более того, как пишет Гарсиласо, эти девы становились наложницами Инки, и, «когда Инка хотел обладать той или иной из этих женщин, он вызывал ее, и ее привозили к нему, где бы он ни находился… Те, кто хотя бы раз вступил в отношения с королем, не могли уже вернуться в монастырь. Их привозили в королевский дворец, где они служили горничными или фрейлинами королевы до того дня, когда их отправляли назад в родные провинции, щедро одарив землей и другими благами… В каждом монастыре имелся управляющий, который должен был принадлежать к классу инков и которому служили многочисленные другие помощники. Столовая утварь в этих монастырях также была из золота и серебра. Фактически можно утверждать, что весь драгоценный металл, добывавшийся в королевских шахтах, служил только одной цели — украшению храмов, монастырей и королевских дворцов… Другие женщины королевской крови жили во дворце и соблюдали обет целомудрия, не добавляя к нему, однако, обета уединенной жизни… Их называли „оккло“ и обращались с ними с большим уважением. И целомудрие их также не было притворным… Замужние женщины в основном посвящали себя заботе о своих домах; они умели прясть и ткать шерсть или хлопок в зависимости от того, жили ли они в холодной или жаркой местности. Однако шили они мало, ибо в этом почти не было необходимости; индейская одежда, как мужская, так и женская, обычно ткалась одним куском нужной длины и ширины… Все мужчины и все женщины вместе работали в поле».
Дозволялась проституция, но женщины эти «жили в сельской местности в жалких, крытых камышом хижинах, каждая отдельно, и им запрещалось входить в города и деревни, чтобы ни одна добродетельная женщина ни при каких условиях не могла встретиться с ними».
Разделение между простолюдинами и знатью было абсолютным, с ростом империи пропасть между ними только расширялась, а необходимость в жестком подчинении становилась более настоятельной. Орехоне и курака обладали монополией на высокие административные и религиозные посты. Они не платили налогов и жили в роскоши, в прекрасных домах, ели с золота и серебра, одевались в тонкие ткани и имели по нескольку жен. Платили они за все это полным подчинением Инке. Приходя к нему, они переодевались в более скромные одежды и взваливали на плечи груз, символизирующий подчинение. Этим ритуалом подтверждалась лояльность правящего класса. Именно среди этого класса набиралась постоянная армия, личные телохранители Инки. Эта армия могла насчитывать около десяти тысяч человек и в случае войны служила ядром для формирования гораздо более многочисленных местных сил. Зависимость империи в подобных случаях от местного ополчения оказалась одной из ее слабостей перед лицом испанцев. Постоянная армия могла продержаться без посторонней помощи лишь ограниченное время, обычно не более двадцати дней. Такая жесткая централизация оказалась неэффективной перед лицом вторжения извне, но внутри самой этой андской цивилизации ее главенство было полным, и эта власть и могущество символизированы в таких грандиозных сооружениях, как шоссейные дороги инков, их фантастические висячие города, подобные Мачу-Пикчу, и огромные крепостные комплексы, такие, как Саксауаман в Куско. Инкская система земледелия производила продукты в достатке для всех и достаточное количество излишков, чтобы прокормить огромное количество людей, занятых строительством или войной.
Хотя многие общественные работы в империи инков преследовали отчасти религиозные и церемониальные цели, религия никогда не обладала здесь таким абсолютным приоритетом, как в империи ацтеков. Пленников иногда приносили в жертву, так же как и детей, предложенных для жертвы своими родителями, однако события эти обычно были связаны с каким-либо кризисом, например засухой и отсутствием дождя. Обычно в жертву приносили ламу или альпака, при этом сердце животного вырывали и преподносили богам. Но по большей части достаточно было предложить богам мясо и возжечь свечу в виде шарика шерсти, плавающего в масле или жире.
Простые ритуалы здешних индейцев не изменились за последние четыреста лет; они просто присоединились к римско-католическим, так что и сегодня можно увидеть у ног какой-либо статуи приношение и индейскую семью со свечами в руках перед ней на коленях. А в высокогорной Сьерре христианская модификация старых домашних божеств вносится в церковь под аккомпанемент седой древности ручного барабана, тростниковой флейты и двенадцатифутовой бамбуковой трубы. Во время карнавала, после дождей, скрашивая чичей убожество своей жизни, индейцы втыкают в землю высокие ветви ив и эвкалиптов, украшают их бумажными лентами и под звуки музыки и фейерверков танцуют вокруг них. Место, выбираемое для такого танца вокруг «майского дерева», иногда оказывается весьма странным. В Кахамарке, например, танцуют на могилах своих предков, на холме, известном под названием Некрополь Отуско, где на обнаженных скалах повсюду видны маленькие, похожие на окошки склепы.
Вода несомненно являлась частью религиозного церемониала инков — что едва ли удивительно, если иметь в виду, что жили они в мире бурных рек, водопадов и источников, где из земли, из подземных резервуаров этого вулканического ландшафта, тут и там вырывается пузырящаяся минеральная вода.
