Люська была в роскошном алом халате, расписанном то ли китайскими драконами, то ли еще какой-то подобного же сорта нечистью. Между прочим, про её внешность Царевич тоже доброго слова не сказал бы. В том смысле, что Люська за двадцать лет не помолодела и, приобретя жизненный опыт, сильно потеряла в стройности фигуры и свежести лица. – Дальше будет ещё хуже, – вздохнула она. – Это ты о моих проблемах? – насторожился Царевич – Нет, о своих, – усмехнулась Люська.
Пожалуй, только глаза у неё остались прежними. Большие коровьи глаза. В литературе высокого стиля таких женщин называют волоокими, но если кто-то станет искать в их обладательницах телячью нежность, то рискует здорово ошибиться. Нет, Люська явно не собиралась покоряться ни любящим мужчинам, если таковые были, ни судьбе. И мебель, и роскошный наряд хозяйки указывали на то, что эта женщина решила вырваться из унылой хрущобы и сделает всё от неё зависящее, чтобы исполнить свою мечту.
– Не дам я тебе, Царевич, яблок. Даром не дам, и за деньги не продам. – Почему? – удивился Иван.
– Из вредности, – хитренько засмеялась Люська. – А если честно, то тебе яблоки не помогут. Ты в них не веришь.
– Яблоки, значит, самые обычные? – А то, какие ещё: где я тебе сказочные возьму? – Сильна ты, Людмила. Продала обычное яблоко художнику за тысячу долларов. Это, между прочим, называется мошенничеством. – Если бы я их продала по дешёвке, то твой художник не поверил бы в их исцеляющую суть.
– Психолог ты, однако, – слегка удивился Царевич. – На базаре чему только не научишься, – махнула рукой Людмила. – Будь у меня молодильные яблоки, я бы их сама все съела, другим бы ни капельки не дала. Сеню выперла бы в шею да гульнула так, что чертям тошно стало бы. – Гоблинам, – поправил Царевич.
– Каким гоблинам? – удивлённо уставилась на него Людмила.
Удивление на её лице было настолько искренним, что Царевич даже растерялся. Либо эта женщина была великою актрисою, либо это у Ивана вчера что-то творилось с глазами или, точнее, с головой.
– Мне показалось, когда мы были у вас с Кляевым вчера…
– Ты что-то путаешь, Иван, – прервала его Людмила. – Вчера мы с Семёном с раннего утра до позднего вечера толклись на рынке. Вы что, перепили вчера с Кляевым?
– Были трезвые, как стёклышко, – не очень уверенно возразил Царевич. – Значит, дверью ошиблись, – усмехнулась Людмила. – Семёновы с четвёртого этажа пустили постояльцев. Уж не знаю, те ли это армяне, о которых мне Василий говорил, но у меня гостей не было, и быть не могло.
Царевичу ничего не оставалось делать, как раскланяться и покинуть квартиру давней знакомой. Если Люська врала, то врала очень складно. Ивану и самому теперь казалось, что они с Кляевым ошиблись дверью. В этом случае реакцию кавказцев на их неожиданное появление никак нельзя назвать неадекватной.
Самоедов ждал Царевича на площадке и при его появлении сделал стойку: – Договорились?
– Договорились, – вяло махнул рукой Иван. – Спасибо тебе за помощь.
Пока шли вниз, Мишка на все лады расхваливал дорогостоящее средство. По его словам он теперь совмещал Казанову и Дон-Жуана в одном флаконе. Количество его побед, одержанных с помощью молодильных яблок, перевалило уже за десяток, когда они, наконец, вывалились из второго подъезда на улицу. – Отвезёшь извращенца домой, – сказал Царевич Кляеву. – И поднимайся ко мне, есть разговор.
После встречи с Шишовой Иван пребывал в некоторой растерянности. Замаячивший было на горизонте грандиозный мафиозный заговор, оборачивался заурядным мошенничеством, которое даже не тянуло на сколько-нибудь приличную афёру. Не говоря уже о том, что Самоедову Люська действительно помогла, если верить его же собственным словам. Очень может быть, что к мошенничеству, перерастающему в откровенно дружеский розыгрыш, присоединились Верка с Наташкой, которые смеха ради пудрят мозги простодушному Мишке. Не исключено, что в розыгрыше участвует и Валерка Бердов. Не исключено так же, что вышеперечисленные лица решили разыграть и Царевича, и даже не просто разыграть, а выставить в глазах окружающих полным идиотом, а то и опасным психопатом, место которому в клинике. И в общем, надо признать, это им во многом удалось, поскольку в какой-то момент Царевич действительно заметал икру и почти поверил в присутствие сил если не потусторонних, то, во всяком случае, не совсем обычных на нашей грешной земле. Кляев, вернувшийся из ближней командировки, выставил бутылку на стол и подсыпал соли на свежие раны Царевича:
– Сеня вернул долг. Клялся, что задержался всего минут на сорок из-за Люськи, прихватившей его в магазине. А когда, наконец, вырвался из-под её опёки, нас во дворе уже не было. Про осиновый кол я при нем даже не заикался. Выходит, всё зря, а Иван?
– А что зря?
– Да вот яблоко я подменил Самоедову, – Васька достал из кармана молодильный фрукт и положил на стол.
– Ну почему же зря, – усмехнулся Царевич. – Будет чем закусить. Наливай, коли подешевело.
Яблоко, к слову, показалось Царевичу невкусным. Да и хмель слишком уж сильно ударил ему в голову. Сердце жгла обида на весь мир и на вполне конкретных лиц в частности. Чудился заговор если не против всего человечества, то против Ивана Царевича во всяком случае. Хотелось мстить. Пусть это всего лишь розыгрыш, но кто сказал, что Царевич позволит шутить над собой так изощрённо и подло?!
– Я на твоём месте вставил бы им всем фитиль, – подзуживал Ивана захмелевший Кляев. – Раз у нас белая горячка, то и вести мы себя должны соответственно. – При чём тут белая горячка, – отмахнулся Иван. – Нет, брат, шалишь, это вызов на творческое состязание. Дуэль интеллектов. Буйство фантазии. Врёшь, Царевича голыми руками не возьмешь!
– Вот я и говорю: как они, значит, с нами, так и мы с ними. – По-твоему, надо на пустырь идти? – слегка опамятовал Иван. – А почему бы и не сходить? – пожал плечами Васька. – Можем мы перед сном погулять в своё удовольствие? Пойдём на пустырь в двенадцать часов, тем более что до него рукой подать.
Из этого вскольз сделанного предложения Царевич заключил, что Кляева всё-таки гложут сомнения. У самого Ивана сомнений практически не осталось, но, как человек просвещённый и гуманный, он должен, безусловно, помочь своему суеверному и впечатлительному другу.
– Ладно, – решительно рубанул ладонью воздух Царевич. – Пошли.
Ночь выдалась ветреной и лунной. Дождь прекратился, но под ногами чавкало и хлюпало. А уж когда сошли с тротуара, то и вовсе едва ли не по щиколотки утонули в грязи. До пустыря была добрая сотня метров по земле, которая со дня творения не знала, что такое асфальт. Царевич скользил и спотыкался, то и дело теряя ориентацию в слабоосвещённом пространстве. Зато Кляев чувствовал себя здесь, как рыба в воде, и уверенно вилял меж железных гаражей и погребов, нарытых старательными гражданами в обход грозных постановлений властей. Царевич больно ударился коленом о торчащую из земли железяку и взвыл в полный голос. Иванов вой не пропал втуне, с разных концов пустыря ему вразнобой ответили бродячие собаки. Царевичу стало не по себе. Нечистой силы он не боялся, но злобные псы могли чего доброго покусать добродушных прохожих, вздумавших вторгнуться в их владения в неурочный час. – Есть здесь одно местечко, – прошипел Кляев. – Мы там будем как у Христа за пазухой.
До безопасного местечка пришлось ещё минут пять месить грязь ногами, подрагивающими от напряжения. Царевич похвалил себя за то, что предусмотрительно обул резиновые сапоги, а больше хвалить себя было не за что, поскольку только законченный идиот мог среди ночи отправиться на забытый Богом пустырь ради сомнительного удовольствия заработать простудное заболевание с возможным прострелом в поясницу. Ибо свежий осенний ветерок чувствовал себя на пустыре более чем вольготно, и Царевич, разгорячившийся было после выпитой водки, очень быстро осознал, что погодные условия ныне гораздо хуже, чем он о них думал. Даже застёгнутая на все замки куртка не спасала, увы, охотника за привидениями от сырости и холода.
«Безопасное местечко» оказалось канализационным колодцем, от которого к тому же пованивало то ли псиной, то ли еще чем-то, того же уровня ароматности. Царевич, было, заартачился лезть чёрт-те знает куда, но Кляев уже нырнул под землю и шипел оттуда рассерженным селезнем. Спускаться в городскую клоаку было глупо, но стоять на ветру ещё глупее, а главное холоднее. Иван, поругиваясь сквозь зубы, начал спуск. Кляев услужливо подсвечивал ему фонариком.
«Бункер» оказался куда более удобным и оборудованным местом, чем Царевич ожидал. Запашок, конечно, имелся, но под ногами не хлюпало, выложенные кирпичом стены были на первый взгляд чистыми, да и не дуло здесь, как не без удовольствия отметил Иван, присаживаясь на предложенный Кляевым ящик.
– Если нам перекроют путь наверх, то уйдём подземными коммуникациями, – обнадежил Василий.
Царевич никуда бежать не собирался, но и возражать Кляеву не стал: ну хочется человеку поиграть в сыщики разбойники, так пусть себе. Иван с удовольствием припомнил, как лет двадцать пять назад шастал по пустырю и под ним в поисках приключений. Ещё до Иванова рождения на этом пустыре собирались что-то строить. Одни говорили – военный объект, другие – овощехранилище. В результате не вышло ни того, ни другого, к радости бродячих собак и мальчишек с окрестных улиц.
Царевич взглянул на часы, время «ч» приближалась, но никакого азарта он не почувствовал, зато почувствовал облегчение. Долго ему в подземелье сидеть не придётся, ещё минут пятнадцать от силы и можно будет с чистым сердцем отправляться домой.
– Люк закрывать будем? – спросил Кляев. – Зачем? – удивился Царевич. – Ещё задохнемся, чего доброго. – Не задохнёмся, здесь есть обзорное оконце.
Бункер был оборудован что твой дзот, только пулемёта не хватало. Похоже, мальчишки постарались. Иван, от нечего делать, уставился в это оконце, но ничего примечательного не увидел. На пустыре явно никого не было, иначе собаки подняли бы громкий лай.
Царевич вновь присел на ящик, а Кляев остался стоять часовым у открытого люка. Иван ему не препятствовал. Прислонившись спиной к кирпичной кладке, он, кажется, задремал, во всяком случае, громкий Кляевский шепот не сразу дошел до его сознания:
– Вот они.
Между прочим, это могли быть вовсе не «они», а просто праздношатающиеся придурки, озабоченные поисками пристанища для ночи любви под жестяной автомобильной крышей, однако Царевич все-таки поднялся с нагретого места и приник к щели. Машина остановилась, не доезжая буквально двадцати метров до открытого люка. Фары ее светили чуть в сторону, и Кляев мог чувствовать себя почти в полной безопасности, о Царевиче и говорить нечего – его подъехавшие обнаружить никак не могли. Следом за первой машиной подкатила вторая, потом третья, возможно была и четвёртая, но Царевич её видеть не мог по причине ограниченности обзора. Зато он очень хорошо видел, как с противоположного конца пустыря втягивается целый табун железных коней. Такое обилие средств передвижения в месте необорудованном для стоянки могло показаться странным кому угодно, и Царевич не был исключением в этом смысле. По тому как машины выстроились друг против друга натасканными шавками, можно было предположить, что драка, если таковая случится, будет нешуточной. Дверцы машин устрашающе хлопали, выплёвывая одного за другим пассажиров, лиц которых Царевич не различал, зато он отчётливо видел стволы в их руках, и не только пистолетные, но и автоматные.
– Крутая разборка намечается, – Кляев на всякий случай прикрыл люк и теперь озабоченно сопел носам в плечо Царевичу. – Того и гляди, гранатами швыряться начнут.
От враждующих лагерей отделилось по силуэту. После того как силуэты сблизились буквально в нескольких метрах от обзорного окошка, Царевич без труда опознал женщин. Обе были затянуты в кожу и обуты в сапоги с ботфортами до самых бёдер. Кожа блестела и переливалась в свете автомобильных фар, а сапоги устрашающе брызгали грязью в сторону незадачливых наблюдателей.
