Семейная жизнь весом в 158 фунтов

Однажды ночью Эдит сказала, что хочет позвонить Одри Кэннон. Когда она попыталась набрать номер, Северин нажал на рычаг; Эдит стала бить его трубкой по пальцам, разбила ему нос до крови и обмотала шею телефонным проводом. Но задушить Северина Уинтера невозможно, не с такой шеей быть задушенным. Он не пытался защищаться, но позвонить не дал.

— Что бы ты делал? — спросил я его. — Чем бы все кончилось, если б Эдит не поймала вас?

Эдит спасла его, и он это знал. Все это время он хотел быть пойманным. Должно быть, ему странно было оказаться в ситуации, где он полностью пассивен.

Одри Кэннон переехала в город и стала давать частные уроки. Она объявила, что сохраняет свою должность в университете только до тех пор, пока не найдет другой работы. Мне говорили, что иногда она появлялась в городке, но показать мне ее никто не смог. И Эдит, и Северин утверждали, что больше никогда ее не видели.

Намного позже того памятного заплыва обнаженной Одри Кэннон в университетском бассейне и незадолго до нашего знакомства с Уинтерами. Эдит и Северин снова стали заниматься любовью. В первый раз она колотила его по спине, вырывала волосы, пинала своими твердыми пятками, но она любила его снова.

Потом она плакала и говорила, что никогда не простит ему тех часов, когда она лежала в их спальне одна, без сна, и, мучаясь, представляла себе силу страсти к хромой танцовщице, заставившую честного человека лгать.

После того как они переспали во второй раз, Эдит сказала, что отомстит ему.

«Я заведу любовника, — сказала она, — и сделаю так, чтобы ты об этом знал. Я хочу, чтобы ты со мной в постели только и думал, хорошо мне или, может, скучно а, может, он это делает лучше. Я хочу, чтобы ты представлял, что я все рассказываю ему, а тебе — нет, и ты не знаешь, что он говорит мне».

«Но ведь это, ты только сейчас придумала?»

«Нет, — сказала она. — Я ждала, пока ты на самом деле снова захочешь меня, когда снова начнешь получать от меня удовольствие».

«Так оно и есть сейчас».

«Конечно, я вижу, — сказала она. — Но теперь я хозяйка положения. Я это чувствую, и ты тоже. Мне это нравится не больше, чем тебе, но я собираюсь воспользоваться этим, потом все пройдет, и у меня больше не будет преимущества».

«Все равно преимущество всегда есть у кого-то».

«Вы послушайте, кто бы говорил!» — ответила она.

Позже ночью она проснулась — кровать была пуста. Северин Уинтер плакал в кухне.

«Успокойся, я не сделаю этого, — мягко сказала она ему. — Иди в постель. Все кончено. — И обняла его. — Не беспокойся, я люблю тебя».

Но потом она прошептала:

«Я должна сделать это, но я не сделаю».

А еще чуть погодя добавила:

«Может быть, и не сделаю. Ты всегда говорил, что хочешь знать, о чем я думаю».

Ей казалось, они оба закрыли свои раны свежими пластырями и созерцали эти пластыри друг на друге.

«Мы стали застенчивее», — рассказывала мне Эдит.

А Северин сказал мне:

— Так что видишь, ты и Утч были неизбежны. Мы и раньше говорили с Эдит о таком общении вчетвером, и я всегда думал, что это нас интересует лишь как сама идея, но в то же время у нас обоих были сомнения. Вероятно, мы оба считали, что лучше уж это, чем тайный роман, но если партнеры попадутся не совсем подходящие, это будет ужасно. Ну, я никогда не считал, что вы с Утч очень нам подходите, мне, во всяком случае. Но поскольку у Эдит имелись и другие мотивы… понимаешь?

— Что ты хочешь сказать? — спросил я. Утч уже ушла спать. При ней, я думаю, он не стал бы говорить всего этого. — Если ты хочешь сказать, что Эдит завела роман со мной только для того, чтобы отомстить тебе, то я этому не верю.

Он пожал плечами.

— Ну, не только отомстить. Всегда есть и побочные причины… для всего.

— Мы с Эдит искренне нравимся друг другу, — сказал я.

— Если бы между нами не произошло всей этой истории, — сказал он спокойно, — то у тебя с Эдит вообще никогда бы не было никаких отношений. Но я не имел права просить ее не делать этого.

— А как насчет Утч? — спросил я.

— Утч мне очень симпатична, — сказал Северин, — и я никогда ее не обижу.

Симпатична! Ну и осел! Не доводилось мне раньше видеть такой симпатии.

— Ты имеешь в виду, что у тебя нет собственных причин продолжать наши отношения? — спросил я. — Ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты просто делаешь одолжение Эдит?

— Мне все равно, чему ты там веришь, — сказал он. — Я просто объясняю, почему все это началось. Дело в том, что у меня и Эдит положение было неравное, понимаешь?

— Я понимаю только то, что ты ревнуешь, — сказал я. — Какая разница, как это началось. Я вижу, каково тебе теперь.

Но Северин лишь покачал головой и сказал «спокойной ночи». Интересно, подумал я, пустит ли его Эдит.

Он упорствовал в этой своей теории насчет неравного с Эдит положения, словно мы здесь были вообще ни при чем. Он унижал нас. Подразумевалось, что вся ответственность лежит на нем.

— Это было не только твоим решением, — кричала ему Эдит.

— Это было только моей нерешительностью. И я никогда уже не допущу такого неравенства. Теперь все в порядке, — сказал он нам лучезарно. — Я чувствую, что теперь все выравнивается.

— Ты чувствуешь, — презрительно сказала Эдит. — Везде всегда ты. Наверное, ты теперь и спать больше ни с кем не будешь?

— Нет, никогда, — сказал он.

В нем было достаточно фанатизма, так что можно было поверить ему или хотя бы поверить, что он верит себе.

— Я больше не хочу говорить с тобой на эту тему, — холодно сказала Эдит. — И отказываюсь тебя слушать.

— Не надо обращаться с ним как с ребенком, — сказала ей Утч.

— Он и есть ребенок, — сказала Эдит.

— Посмотрите, — сказал я, — нас тут четверо, и существуют четыре версии всего происходящего, так всегда бывает. Глупо надеяться, чтобы все друг с другом согласились. Мы не можем одинаково смотреть на вещи.

— Возможно, версий даже пять или шесть, — сказала Эдит, — или девять, а то и десять.

Но Северин не мог успокоиться.

— Нет, — сказал он, — я лучше вижу, чем вы, потому что я никогда не был так уж увлечен.

Я чуть не убил его за то, что он произнес это при Утч. Он и в самом деле был ребенком.

— Ну и пусть я ребенок, — сказал он. — Я согласен.

— Опять ты, — сказала Эдит сурово. — Все делается для тебя!

Но это было позже. А в тот вечер она его впустила. На следующее утро, после того как все дети ушли в школу, они приехали к нам. На меня Эдит не посмотрела; она взяла Утч за руку и улыбнулась ей.