Сигрид. Тах только руками разводил на ее вопросы. Похоже, отсутствие отца тревожило и его, но виду он не подавал, оставаясь все тем же весельчаком и острословом. Пожалуй только Таху и Кеннету удавалось ладить с обеими сторонами, что, впрочем, и не удивительно. Ведь это именно об их головах шел спор, хотя оба делали вид, что совершенно не в курсе возникшей проблемы. Сигрид им, конечно, не верила. Не мог Кеннет не замечать взглядов, которыми одаривала его негодяйка Астрид. И никакие уговоры сестры на нее не действовали. Впрочем, не она играла первую скрипку в этом негодяйском оркестре. Ингрид Мьесенская окончательно распоясалась и уже без стеснения дерзила и самой Сигрид.
С первыми заморозками в лесной крепости объявился Хой. Он привел с собой четырех коров и быка, а также несколько телег, заставленных клетками с домашней птицей. Его появление вызвало радостный переполох среди девушек, но, как выяснилось, радовались они преждевременно. Новости, привезенные старым варваром, были страшными. Все Приграничные замки были заняты гуярами, а их владетели вместе с чадами домочадцами были истреблены. О страшной смерти матери Эвелины и Астрид благородной Хильды Хой рассказал только Таху, Кеннету и Сигрид. Одно перечисление блестящих приграничных родов, исчезнувших с лица родной земли, повергло всех в ужас.
– Зачем же такая жестокость? – спросил потрясенный Кеннет.
– Народ должен забыть о прежних властителях, тогда он легче примет новых. Любой завоеватель стремиться подорвать волю народа к сопротивлению, а для этого надо уничтожить тех, кто способен это сопротивление оказать.
– И что же нам теперь делать? – растерянно всхлипнула Марта Саарская.
– Гнить заживо в этом чертовом лесу, – зло сверкнула глазами Ингрид. – И почему я не мужчина…
Сигрид рассказ Хоя потряс. Разом рухнули все ее надежды на возрождение Лэнда. Без владетельского сословия народ, это только стадо баранов, которых может подчинить себе любой пастух. Прав был Рекин Лаудсвильский, когда пытался сохранить и объединить в последней безнадежной попытке владетелей. Каждый пытался выжить в одиночку. Но выжили только предатели, которым теперь придется существовать с хомутом на шее. Скат Норангерский всегда был подонком. Но Свен Аграамский вроде был надежным другом, казалось, преданнее вассала еще не рожала нордлэндская земля. А Арвид Гоголандский? Он хорошо дрался с гуярами у Расвальгского брода. Одного сына там похоронил, другого еле выходил. Продали! Но почему? Может быть потому, что их Лэнд ограничивался рамками собственных земель и замков, и, потеряв их, они потеряли все, даже совесть. Владетели погубили Лэнд склоками и сварами. Гарольд хотел накинуть на них узду, но не успел. А ведь Сигрид порой выступала против мужа, и ей тоже казалось, что ущемление прав благородного сословия приведет к ослаблению Лэнда. И вот результат их совместных усилий: Лэнд в руинах, а торжествуют враги и изменники. И никакой надежды. Так зачем тогда жить?
Хой пробыл в крепости почти две недели, развлекая девушек рассказами о загадочном Гордане, о казавшемся несокрушимом Храме, о меченом владетеле Торе Нидрасском, с которым, оказывается, был знаком. Боже мой, какая старина! Девушки слушали Хоя, разинув рты и, между прочим, безропотно учились у него ухаживать за коровами. Сигрид, ожидавшая бунта, по случаю появления животных, слегка приободрилась. Правда, кое-что в рассказах Хоя ее настораживало.
– А правда, что у посвященных было по нескольку жен? – спросила Марта Саарская и покосилась при этом на Таха.
Простодушный Хой подтвердил, что так оно и было. Даже рассказал по этому поводу несколько забавных историй. Девушки слушали старого варвара с большим вниманием, а Сигрид с растущей тревогой. То, что Марта задала свой вопрос не случайно, она нисколько не сомневалась.
– А как же дети? – спросила Ингрид.
– Дети наследовали отцам, у всех были одинаковые права, – пояснил Хой. – Посвященный Чирс говорил, что многоженство появилось у горданцев после страшной катастрофы, когда женщин уцелело гораздо больше, чем мужчин. У моего народа тоже был подобный обычай: когда случалось несчастье на охоте, овдовевшая женщина могла сама выбрать себе защитника и поселиться в его семье второй или третьей женой. Обычно таким человеком был брат или ближайший родственник погибшего мужа.
Хой и не подозревал, какую бурю он породил своими рассказами, но после его отъезда положение стало просто невыносимым. Девушки словно с цепи сорвались. Сигрид махнула на все рукой, предоставив им самим решать свои проблемы.
Таха создавшаяся ситуация скорее забавляла, правда, он жалел Гильдис и не позволял девушкам ее изводить. Быть может поэтому Ингрид Мьесенская изменила тактику и, к немалому удивлению Сигрид, подружилась с Гильдис. Во всяком случае, отношения этих молодых особ стали куда более теплыми. К чему бы это?
Глава 11
Бабий бунт
Таха захватили врасплох, когда он, ничего не подозревая, наведался в коровник, задать скотине сена. Держался он стойко, хотя его буквально раздирало от смеха. А может быть, именно по этой причине, поскольку любовь требует сосредоточенности. Так он, собственно, объяснил ситуацию Марте и Ингрид, без особых церемоний придавив их к стогу сена.
– А ты сосредоточься, – сказала Ингрид и вдруг заплакала так жалобно, что у Таха даже сердце упало.
– Мы же не уродки какие-нибудь, – проговорила сквозь слезы Марта.
– Вы красавицы, – сказал чистую правду Тах.
Если бы речь шла просто о легкой интрижке, то Таха долго уговаривать не пришлось бы. Не такой уж он дурак, чтобы отказаться от девушек, которые сами вешаются на шею. Но здесь все было совершенно иначе, и он считал бы себя последним подонком, если бы походя наплевал в чужие души. Ему хватило ума понять, что эти зареванные дурехи, к которым он уже успел привязаться за эти тяжелые страшные месяцы, ищут у него не развлечения, а защиты. Защиты и себе, и своим еще не родившимся детям в этом страшно для них мире. Вот только способен ли Тах, при всем своем самомнении, дать им то, чего они хотят. Честно говоря, ему страшно было взваливать на плечи ношу, которую придется тащить долго, может быть всю оставшуюся жизнь.
– У Гильдис отец жив, – сказала плача Марта, – а у нас никого.
Ингрид молчала и смотрела на Таха. Было в этих синих глазах нечто такое, от чего ему стало не по себе. Ингрид Мьесенская была красавицей, наверное, у нее не было бы отбоя от женихов. Вот только кости этих несостоявшихся мужей укрыл погребальным саваном свежевыпавший снег. А Тах остался жить и, значит, взял на себя обязанность, заменить павших. Такой вот получался странный расклад.
– Вы мне нравитесь. Только ситуация получается неловкая. Вам, конечно, решать, но… – Тах умолк и растерянно посмотрел на Ингрид.
– Мы уже решили, – твердо сказала та и принялась расстегивать кофточку на груди.
– Неудобно как-то, – вздохнул вконец сбитый с толку Тах. – Вдруг кто-нибудь войдет, а мы тут на сеновале…
– А я покараулю, – с готовностью предложила Марта.
– Холодно же, – попробовал уклониться Тах. – Давайте в другой раз.
Он почти обреченно смотрел на обнаженную грудь Ингрид. Нет, не устоять благородному Таху Ожскому против такой роскоши, хоть плач. А может, действительно заплакать сейчас, чтобы не каяться потом всю жизнь, глядишь и помилуют.
– В сене тепло, – сказала Ингрид и потянула вверх юбку, обнажая белые как сметана ноги.
– Боже мой, – только и успел выговорить Тах, и тут же ему заткнули рот пухлыми жадными губами.
Больше Тах не сопротивлялся. Да пропади оно все пропадом, разве ж можно отказываться от этого молодого жаждущего любви тела, которое пахнет сразу и сеном, и медом, и молоком, и еще тысяча и одним запахом, от которого кружится голова, а сердце готово выскочить из груди.
– А теперь Марту, – просто сказала Ингрид, поправляя платок и одергивая юбку.
– Дайте же передохнуть, – возмутился Тах. – Что я вам жеребец, что ли.
Ингрид отправилась охранять дверь, а Марта протянула меченому горшок, наполненный парным молоком. Тах выпил молоко одним духом и покосился на девушку. В глазах Марты был и страх, и ожидание чуда, и восхищение. Надо полагать, ей было на что посмотреть.
– Тах, я боюсь, – прошептала она, когда он немного погодя обнял ее за плечи.
– А зачем тогда раздевалась? – тоже шепотом возмутился он.
– Как зачем? Гильдис и Ингрид будут твоими женами, а за меня и заступиться некому.
– Я заступлюсь, – уверил Тах.
– Нет, – замотала головой Марта, – так надежнее.
– Тогда не торгуйся.
– Ты уж поосторожней, – жалобно попросила Марта. – Не так, как с Ингрид…
– Нечего было подсматривать, – засмеялся Тах. – Могла бы, кажется, еще годик в девках походить.
– Что вы там копаетесь, – прикрикнула на них Ингрид.
– Так мы уже, – отозвалась Марта и вскрикнула от внезапной боли.
Потом они долго лежали на сене, приходя в себя от пережитого. Тах покосился на притихшую Марту, по лицу которой еще текли слезы. Похоже, она еще не привыкла к новому состоянию и переживала внезапную потерю девственности. Меченый перевел глаза на Ингрид:
– И что будет дальше?
– То же самое, – сказала Ингрид, покусывая соломинку.
– А как же Гильдис?
– С Гильдис мы договоримся.
Тах только головой покачал:
– Что ж мы так и будем по углам прятаться? Вас ведь вон сколько.
– Остальные тебя не касаются, – отрезала Ингрид. – Будешь заглядываться – волосы повыдергаем, нас теперь трое, справимся. Сам же рассказывал про своего деда, вот и отдувайся
– А остальные?
– Рея и Астрид станут женами Кеннета вместе с Кристин.
– А Кеннет в курсе ваших планов?
– Это не твоя забота.
– А… – Тах хотел было поинтересоваться насчет Эвелины, но потом передумал.
– Эвелина пусть сама решает.
– Ну да, – согласился Тах, – вольному воля, а мне, значит, воли уже нет?
