Другая история Московского царства

Попробуем применить теорию эволюции к религиозной историографии. Основная идея теории – это идея отбора, когда из нескольких равновероятных систем выживают лишь те, которые имеют какое-либо преимущество в данных условиях по сравнению с остальными. А если преимуществ нет? Что будет развиваться дальше, а что нет? Это уже случай выбора.

Итак, на предыдущей (дивергентной) фазе развития возникло несколько первичных религиозных структур (или подструктур, если называть полной структурой целостную конфессию), и надо выяснить, что с ними произойдёт на конвергентной фазе эволюции. В этот период историю определяет взаимодействие структур одного порядка, не имеющих преимуществ друг перед другом, но ведущих конкурентную борьбу, например, за влияние на власть или паству. Одновременно может идти борьба и внутри каждой структуры за какой- либо «ресурс»: должности, оклады, – но мы не будем её учитывать.

Стабильный результат получается только в том случае, если в борьбе победила одна структура. Второй вариант, когда они все погибают, создаёт неустойчивую ситуацию, так как после освобождения «жизненного пространства» оно снова может стать ареной битвы для новых церквей, пришедших, например, из-за границы, и в итоге победит одна из них. Возможен и третий вариант: борьба ни к чему не привела, и большинство сект выжило, – но это опять то же самое неустойчивое состояние, при котором любая случайность может нарушить равновесие, борьба начнётся опять, и в результате всё равно останется только кто-то один. Кстати, пока одна подструктура борется с другой, она сама из-за внутренних противоречий может разделиться на две, а то и три, что и будет определять эволюцию в будущем.

Система в целом всегда стремится к равновесию, однако никогда его не достигает, и не может достичь. Отсюда, кстати, следует, что попытки моделирования будущих событий, как и восстановления событий прошлого, обязательно дадут неоднозначный результат.

И если вернуться к ранней истории русской религии, то мы обнаружим тут явную неоднозначность. Неоднозначен даже год крещения киевлян. Традиционная дата – 988 год, но, например, Феофан Прокопович полагал, что это событие произошло между 1000 и 1008 годами. Имеется в добавок к Киевской версии и легенда о крещении Руси лично апостолом Андреем Первозванным. Болгарский исследователь И. Табов в книге «Когда крестилась Киевская Русь?» (София, 2001) пишет о 4-х крещениях Руси, прямо цитируя первый «Большой катехизис», изданный Филаретом в 1627 года. В то же время историк русской зарубежной церкви Н. Н. Воейков отмечает, что ещё и в XV веке жители, например, Мценска были язычниками.

Интересно, что, поскольку раскол церквей на восточную и западную произошёл только в середине XI века, то невозможно даже сказать, какая из них имела здесь приоритет.

Предания о принятии Русью христианства настолько смутны, что когда летом 1735 года Императорская Академия наук решила публиковать летописи, это вызвало беспокойство в Синоде: «…в Академии затевают историю печатать… отчего в народе может произойти не без соблазна», поскольку в летописях «не малое число лжей, басней», а потому «таковых историй печатать не должно» (см. «Чтение в обществе истории и древностей российских». М.: 1866, т. 1, стр. 24).

Ещё сложнее разобраться, когда речь идёт о предшествующем, более раннем периоде. Наша условная модель показывает, что вначале система – смешанная, в ней присутствуют различные варианты равных структур, – скажем, родовой моно– и политеизм, ведизм, шаманизм. Или язычество с «обожествлением» разных деревьев: одно племя поклоняется дубу, другое берёзе, третье и вообще ёлке. В результате взаимодействия между племенами в конце конвергентного этапа образуется одна «чистая» структура. Это – непредсказуемый процесс выбора. При нём реализуется не обязательно наилучший, с точки зрения достижения некой цели, вариант. Цели-то ведь никакой нет, просто идёт эволюция общества, а его структуры желают выживать.

Историки любят искать ПРИЧИНЫ тех или иных событий. Но в случае выбора причина всегда только одна: нестабильность ситуации. Вот почему история ничему не учит: в периоды кризисов для следствий нет причин, кроме самого наличия кризиса. Отпущенный в небо воздушный шарик полетит влево, если ветер подует справа, и наоборот. Он вообще может полететь в любую сторону. Ведь погода всегда нестабильна, а шарик – не привязан. Полетев влево, он запутается в кустах. Полетев вправо, сгорит над костром. Или его ударит ветром о стену с гвоздём, и он лопнет. В чём ПРИЧИНА, что он, например, лопнул? В том, что неправильно был прибит гвоздь? Или в том, что его не вовремя пустили в небо? Нет, в нестабильности обстановки.

Языческие племена столетиями жили каждое со своими волхвами, духами и бубнами. Но вот наступил кризис: например, они объединяются против общего врага, или чтобы спрятаться от лесного пожара. Разность обрядов вредит общему делу. В чём причина того, что чьи-то обряды отмирают, а чьи-то становятся общими? В умелости того или другого шамана? В «правильности» или «неправильности» процесса вызывания духов предков? Нет, в нестабильности обстановки, в наличии кризиса.

Первоначальный выбор фиксирует условия для дальнейшего развития, а там приходит время и для отбора, который можно рассматривать как процесс усиления выбора, доведения его до конца. Отбор происходит, когда структуры перестают быть равнозначными по своим свойствам. Наивысшие шансы получают те из них, которые более приспособлены к данным условиям существования, то есть выживание одной из них предопределено лучшими начальными условиями, – такая ситуация аналогична тому, что в длительный период засухи выживут люди, популяция которых привычна к засухам, а в периоды длительных морозов – к морозам.

Модель, конечно, даёт идеальную картину. В реальной жизни на одной территории могут сохраняться различные типы верований, но – с преобладанием чего-то одного. Иерархи разных церквей договариваются между собой; с соизволения главного священника происходит как бы «делёжка полномочий», ветвление интересов, не в последнюю очередь зависящее от внешнего (заграничного) воздействия.

Историки считают, что в IХ веке возникло могущественное раннефеодальное Древнерусское государство с центром в Киеве. Оно объединило более двухсот мелких славянских, финно-угорских и латышско-литовских племён. У каждого из них был свой набор богов, а попросту – духов лесов и рек, дома и ремёсел[28]. Когда мимо Киева по водному пути «из варяг в греки» двинулись торговые караваны от Балтики в Царьград и обратно, нарушился патриархальный быт. Вполне понятный экономический интерес привёл к интеграции племён, и одновременно «объединились» их боги; некоторые в результате непредсказуемого выбора вышли на первый план, некоторые забылись навсегда. Сознательного отбора среди совершенно равноценных «богов» проводить было невозможно.

Затем на земледельческое многобожие и на культы природы начали влиять новые, неведомые прежде общественные структуры, а именно торговля, финансы и власть. Под их влиянием поменялась даже «классовая ориентация» богов. Так, Велес, «скотий бог», стал богом торговли и денег; бог грома и молнии Перун, которому воины перед походом клялись завоевать победу, стал олицетворять власть князя; Даждьбог обернулся богом солнца и плодородия.

В Х веке активно шло сращивание колдовских религий и создание некоего общего культа, сходного с николаитством в Европе, – хотя оную ересь и относят хронологи на II—III века н. э. (Мы писали уже в других книгах, что традиционная хронология требует коренного пересмотра; также и реальная хронология Руси может оказаться совсем другой.) В 1914 году Е. В. Аничков, опираясь на летописи, высказал гипотезу о том, что именно такую реформу и пытался осуществить князь Владимир в 983 году. Он соорудил пантеон богов: «Перуна деревянна, а голова его сребряна, а ус золотой, и Хорса, и Даждьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь» – то есть князь включил в пантеон изображения не только славянских богов, но и среднеазиатских (Хорс и Симаргл), и финских (Мокошь).

Создавая общегосударственную религию на основе племенных культов, Владимир во главе всех богов поставил бога киевских князей Перуна, которого в последующем христианстве заменил Илия. Но ещё и до этого, как видно из договора князя Игоря с Византией от 944 года, послы и русские дружинники из