Другая история Московского царства

«Русских историй под разными названиями разных времён и обстоятельств имеем число немалое и об известных мне кратко здесь, без пространного о них толкования, объявлю, ибо читающий оные по любопытству может достаточно рассмотреть и по достоинству каждую почитать. Во-первых, общих или генеральных три, а именно: 1) Несторов Временник, который здесь за основание положен. 2) Киприанова Степенная, которая есть чистая архонтология, только в ней многие государи и их знатные дела пропущены или в ненадлежащих местах положены, а в главные по изложению введены те, которые великими князями никогда не были. Третье, Хронограф, переведённый с греческого без указания имени творца. Оный начат от сотворения мира, но в летах по греческому счислению много неправильностей. В него внесены некоторые дела русские, но кратко. К сим общим относится ещё сокращённая история, именуемая Синопсис, сочинённая в Киеве во время митрополита Петра Могилы. Оная хотя весьма кратка и многое нужное пропущено, но вместо того польских басен и недоказательных включений с избытком внесено. И сии все продолжены разными людьми до времён настоящих. Во-вторых, попредельные или, по греческому именованию, топографические, их несколько. Первая между ними – о построении и разорении Москвы, которая кем сочинена неизвестно, однако ж видно некто из доброхотов похитителя престола Бориса Годунова был, потому что он род его от древнего владетеля Москвы тысяцкого Тучка производит, но в хвале той весьма ошибся тем, хотя то и скрыл, что оный Тучко от великого князя Георгия II-го, и его дети от Михаила II-го за убийство великого князя Андрея II-го казнены, однако ж у знающих оное более к поношению его, нежели к чести разумеется. 2) Новогородская, хотя многими баснями наполненная, однако ж много нужного. 3) Псковская. 4) Станкевичем сочинённая Сибири и продолжена до наших времён. 5) Астраханская. 6) Нижегородская. 7) Слышал, что о Смоленске есть сочинение, только мне видеть не случилось. Но все сии недостаточны тем, что то о древности, которое из иностранных собирать и изъяснить нужно, оставлено. 8) Муромская, кем сочинена, неизвестно, но многими баснями, и весьма непристойными, наполнена, которую у меня в 1722-м изволил взять его императорское величество, уезжая в Персию».

Ситуация с нашим прошлым – такая же, как со сгоревшей уникальной книгой. Осталось от неё только несколько обугленных листов, да два десятка разрозненных клочков, и куски переплёта. Глядя на всё это добро, можно понять, на каком языке была написана книга. Можно определить имена некоторых героев и отдельные сюжетные ходы. Можно даже, пользуясь подсказками других книг, в которых упоминалась сгоревшая, частично восстановить ход событий, описанных в ней. Но вернуть книгу во всём её великолепии нельзя никаким образом. Вот, Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ», и нет его. То, что «рукописи не горят», – сказал Сатана; не следует этого забывать.

Давайте же внимательнее посмотрим хотя бы на «клочки»! Тем более, не мы первые пытаемся этим заняться. Но мы, может быть, первые, кто предлагает посмотреть на них с точки зрения теории эволюции общественных структур.

В соответствующей главе («История и эволюция структур») мы показали, что если возникают, например, исторические школы, то они со всей неизбежностью развиваются по общим законам эволюции, имея одну лишь задачу: собственное выживание. Они должны оправдывать себя, что на практике выражается в получении ими ресурса, или средств для выживания. Но вся система иерархична; имеется определённая соподчиненность структур. Любая историческая школа, без сомнений, зависит от государственной власти.

Всегда, а особенно до императорского периода российской истории царь был единственной надеждой крестьян в их противостоянии с дворянством. Крестьяне любили царя. Казалось бы, это очевидно: даже бунтовщики, вроде Пугачёва, завоёвывали сторонников среди крестьян тем, что назывались царями! Крестьяне готовы были положить свою жизнь за царя! Но попробовал бы какой-либо историк сталинских времён заявить о чём-то подобном на страницах газеты. Нет, – ответили бы ему: царь тиранствовал, а народ только и мечтал, как бы от него избавиться. И сослали бы такого историка куда подальше.

Парадокс в том, что Иосиф Сталин был единственной надеждой народа в его противостоянии с партноменклатурой. Народ любил Сталина. Советские люди были готовы положить свою жизнь за Сталина! Но откройте сегодняшние учебники истории: оказывается, Сталин тиранствовал, а народ только и мечтал, как бы от него избавиться.

Если бы В. Н. Татищев, вместо того, чтобы петь славословия Петру («…главнейшим желанием было воздать должное… его императорскому величеству Петру Великому за его высокую ко мне оказанную милость…»), стал бы ему доверительно рассказывать о своих сумнительствах касательно достоверности грамот, удостоверяющих избрание первого Романова на царство, пожалуй, не получил бы он от него «милостей». Погнал бы его царь палкой вдоль всей анфилады. Так Татищев ничего подобного и не делал, а писал то, что, по его мнению, соответствовало требованию момента.

Стиль мышления традиционного историка принципиально детерминистский, то есть он требует поиска среди фактов и событий безусловной причинно-следственной связи. Историки видят то, что есть сегодня, – например, в организации власти и её решениях. Одни полагают, что власть очень хороша. Другие (например, эмигранты) – что она плоха. Третьим вообще всё равно, лишь бы платили. Но любой из них стоит на том, что сложившееся положение дел определено тем, что было вчера. Для историка нынешняя ситуация закономерна, она – критерий истины, и он стремится доказать это совершенно бессознательно. Его пристрастностью определяется, что именно он отберёт из числа случайных фактов, изложенных в прежних текстах, а что оставит без внимания, дабы из выбранного им сделать связное повествование о прошедших событиях. Иным историк не может быть.

Затем появляется систематик (историософ), автор концепций, объясняющих, а почему и как развивался мир. Эволюция сообществ – процесс нелинейный, и жёстких причинно-следственных связей в нём, по правде говоря, не так много. Но в текстах прошлого всегда можно отыскать необходимые для концепции подтверждения. В истории царской России обязательно найдутся люди, недовольные царём; в истории СССР – недовольные Сталиным. Вот этих-то малоизвестных в своё время людей и выпячивают, ибо они что-то полезное «для концепции» сказали или сделали.

Исходя из этого, анализируя развитие истории как науки, даже нельзя говорить о фальсификации прошлого. Оно, прошлое, в каждый исторический момент такое, какого требует этот «момент». Признание же истории фальсификацией предполагает, что фальсификатору была известна «истинная история». А она никому не известна. То есть «фальсификация» обращена не в прошлое, а в будущее; историки новых поколений исправляют «заблуждения» своих предшественников.

До Петра трудами современных эпохе историографов сложились определённые представления о старине. В начале XVIII века они перестали соответствовать «моменту». Ведь очевидно, что исторические школы работали не только в России, и вот, именно при Петре, а тем паче после него, международные научные контакты потребовали некоторой взаимоувязки представлений.

При Екатерине II сложилась новая, достаточно целостная концепция, которую мы называем «екатерининской редакцией», чтобы отличать её от «допетровской» и «предпетровской» редакций. Но уже к началу XIX века обнаружились нестыковки уже этой версии с западноевропейской историей, и работа пошла дальше.

Самое, на наш взгляд, важное, что на Руси, а прежде того в Европе историографы скрывали источник своих национальных «историй», а именно – византийскую историю. А её события, в силу того, что были они «общими», оказались встроенными в истории Руси, Англии и других стран, центром притяжения для которых была та своеобразная «империя знаний», Византия. Скрывалась также и вообще идеологическая зависимость этих земель от Царьграда: новые, «независимые» власти христианских государств Европы желали, во-первых, возвысить себя, а во-вторых, – откреститься от мусульманской Турции, создавшейся на территории бывшей метрополии.

Кооптация в русскую историю византийских событий аукнулась в конце ХХ века: появилась версия Г. В. Носовского о некоей Руси-Орде, всемирной Империи с центром в Москве, созданной рюриковичами, и включавшей в себя всю Евразию. На деле же империя была византийской, с центром в Царьграде, а известное «монголо-татарское иго» на Руси было завоеванием, которое вели не дикие племена скотоводов-кочевников, а вполне государственные силы: армии восточной Византии (монголы), и крестоносные ордена Западной Европы (татары). Вдобавок многое из того, что сообщают о татарах Орды,