удивляться буду, сейчас просто времени нет.
Тут, как по сценарию, явился Степа. Как будто подглядывал и увидел, что все процедуры благополучно закончились. Стармех с готовностью принялся стонать на разные лады, Ленька притворился, что лежит в отключке.
– Ну что, командир, уговорили тебя? – Руки у Степы, слава Богу, были не в карманах.
– Да, в общем... – Вомбат не знал, что там задумал Азмун, поэтому мямлил что-то невразумительное. – Наверное, попались мы, Степа...
– Ой-ой-ой! – вдруг запричитал Цукоша. – Ой, как больно! – Он умудрился каким-то образом приподняться и теперь почти сидел, раскачиваясь. – Ой, больно, о-ой...
– Ладно, ладно, потерпи, толстый, сейчас с вашим командиром кое-что обсудим, и выйдет тебе облегчение... – пообещал Степа.
Азмун, как будто и не слыша, продолжал раскачиваться.
– Ы-ы-ы, больно! – Так. Это уже Стармех присоединился. И тоже стал раскачиваться. Синхронно. Вомбат понимал, что ему в этом спектакле не стоит принимать участия. Редкозуб, похоже, точно знал, что у командира ноги не болят. И чего это он вдруг замолчал? Теперь уже и Ленька, стукаясь головой о Димино плечо, подключился к представлению.
Степа постоял немного молча. Потом побледнел. Глаза его сделались пустыми, закатились. Он и сам начал качать головой в такт мужикам. Довольно быстро лицо его посинело, тело выгнулось страшной дугой... Он упал. Вомбат хорошо видел, как изо рта у Степы потекла струйка крови.
– Саня! – позвал Цукоша, останавливаясь. – Вот теперь можно и руки развязать.
Разговоров хватило на полночи. Красный веселый Двоечник прихлебывал разбавленный спирт из стармеховской кружки, чуть заплетающимся языком рассказывал в сотый раз, как потерял сознание в самом начале, еще будучи в контейнере. И как, придя в себя через несколько минут, видел и слышал, как нас вязали и несли. Как проследил за Степой, как прихватил с собой аптечку... Потом в разговор вступал Цукоша и тоже в сотый раз объяснял, как он догадался, что Редкозуб – эпилептик, и для того, чтобы вызвать припадок, достаточно было сконцентрировать его внимание на каких-либо ритмичных движениях... А Дима злился, что Вомбат не разрешил взять ту маленькую плоскую коробочку, которую нашли в кармане у Степы.
– Зря ты, командир, надо было взять, – нудил Дима, – такое оружие классное. Ткнул кнопочку – и все лежат.
А Вомбат только усмехался да качал головой: не-е, Дима, каждому свое, у тебя есть автомат – вот и держись за него покрепче, а на чужие погремушки не заглядывайся, здесь у нас каждому – свое. Леня пытался подвести физическую базу под историю со стекловатой.
– Я думаю, – говорил он, еле ворочая языком, – что тут все дело – в направленном росте микрокристаллов, индуцируемом локальным излучением. Или полем. Наука! – Глаза у него закрывались. – Я вот только одного не понимаю: как это Саньку не тронуло? А? Санька! Ну-ка, колись! Почему у тебя нож-жки не болели?
– Да все просто, ребята, – отвечал счастливый Двоечник, прикуривая от стармеховской сигареты и кашляя, – я перед выходом себе в ботинки осиновых листьев наложил...
Глава первая
ЮРИЙ АДОЛЬФОВИЧ
Юлия Марковна расстроенно смотрела в окно. Даже спина у Юрия Адольфовича была недовольная. Так и есть: не обернулся. Не помахал рукой. Автоматически перетирая чашки, она пыталась разобраться, в чем же причина столь дурного настроения мужа? Проворно двигаясь по квартире, Юлия Марковна ни на секунду не переставала думать. Тридцать с лишним лет, прожитых с Юрой, сделали ее крупным специалистом, . правда, в одной области, а именно – в “психологии родного мужа”.
– Не забыть выстирать тюль... – бормотала Юлия Марковна, легкими шагами пробегая по гостиной. А в голове в это время уже выстраивалась очередная цепочка предположений: тюль, стирка (Юра всегда волнуется, когда я одна снимаю занавески, он знает про мои частые головокружения, даже белье не дает вешать), гости (может быть, я зря перед выходом так настойчиво напоминала ему о гостях? Юра не любит гостей. Говорит, что они мешают ему общаться с домом... Правда, правда... Человек, треть жизни проведший в гастролях и разъездах, должен особенно ценить домашний очаг). Гости... Наверное, причина все-таки в них... Господи! Юлия Марковна даже руками всплеснула. Тесто! Тесто еще не поставлено!
И вновь, ловко насыпая, просеивая муку, замешивая тесто, она с почти маниакальным упорством обдумывала, разбирала, просеивала утреннее поведение мужа. Особенно странным казался его внезапный взрыв раздражения за завтраком. Господи, ну, конечно, домашнее варенье лучше покупного, кто же спорит. Но этот импортный джем тоже довольно приятный на вкус. Юлия Марковна не поленилась, подошла к холодильнику и достала оттуда симпатичную пузатенькую баночку. Умеют упаковывать, ничего не скажешь. М-м-м, а какой приятный запах... И вовсе не похож на запах зубной пасты, с чего это Юраша решил? Даже обидно: Юлия Марковна специально держала этот джем для торжественного случая. Летом еще получила в жилконторе гуманитарную помощь: две футболки (Аленочка их с удовольствием носит), джем вот этот, вишневый, и килограмм риса. Юлия Марковна любила получать гуманитарную помощь. И никогда не поддерживала разговоры в очередях, когда неблагодарные бабуси поливали грязью зажравшихся капиталистов, а потом, сгибаясь под тяжестью сумок, тащили домой то, что эти самые капиталисты не доели...
К трем часам Юлия Марковна, как всегда не суетясь, переделала почти все домашние дела, но причину недовольства мужа так и не вычислила. В семь минут четвертого она насыпала пшена в птичью кормушку на окне. В тринадцать минут четвертого села к телефону.
– Сима? Добрый день, дружочек. Как ваши дела? Как Танюлька? – Привычно невнимательно выслушивая полную информацию о состоянии здоровья рахитичной Танюльки, Юлия Марковна придирчиво осматривала комнату. Шторы пора новые покупать, а денег нет... Цветы на подоконнике надо, пожалуй, немного раздвинуть, а бегонию на шкафу поменять местами с аспарагусом. – ...Да, да, моя милая, конечно, попробуйте тушеную репку... – Ни один самый тончайший психолог не уловил бы в интонациях Юлии Марковны раздраженного нетерпения. И далее, тот же самый психолог наверняка пришел бы в полный восторг от последовавшей далее изящной комбинации. Дело в том, что пресловутая Сима (неопределимо дальняя родственница Юрия Адольфовича) со своей Танюлькой (невоспитанным диатезным чудовищем двух с половиной лет от роду) активно собирались в гости к Бляхманам. И именно сегодня. И этого никак нельзя было допустить. Почему? Во-первых, присутствие постороннего человека при столь интимном событии, как знакомство родителей будущих супругов, само по себе неэтично. Ну а, во-вторых, Юлии Марковне вполне достало женской интуиции, чтобы оценить, как невыгодно будет смотреться ее не самая обворожительная в мире дочь на фоне крепкой щекастой Симы. В присутствии которой даже Юрий Адольфович позволял себе довольно смелые шутки (что-то насчет лета в деревне и любви на сеновале). Никто, конечно, не думает, что Аленочкин избранник откажется от женитьбы, увидев пышущую здоровьем Симу, но... (Юлия Марковна мудро покачала головой) жизнь показывает: чем меньше провоцируешь мужчин, тем лучше.
При всей внешней хрупкости и несколько даже показной ранимости эта женщина была поразительно крепка и воинственна. В доперестроечные времена, например, Юлия Марковна могла зайти в мясной магазин на Загородном, 26, и без блата, без единого крика и намека на скандал, играючи довести продавца до полного озверения, но получить полтора килограмма говяжьей вырезки. “Я – оптимист!” (именно так, в мужском роде), – гордо заявляла Юлия Марковна, пристукивая по столу маленьким сухоньким кулачком. При этом настольной книгой у нее был “Справочник фельдшера”, а любимой телепередачей – “Катастрофы недели”. “Люди – наше главное богатство!” – любила декларировать она, добавляя изрядно протухший девиз романтиков-коммунистов: “Добро должно быть с кулаками!” И тут у
