— Вы еще не поняли? Странно… Хотя чего удивляться, мы все глупеем, когда речь заходит о нашей семье. Мать не собиралась убивать Филиппа с Алеком, она просто хотела стать королевской тещей…
— Базиль! Если вы что-то знаете…
— Вы можете читать?
— Пока да. От таких ран, как у меня, умирают два или три дня.
— Тогда я подержу письмо у вас перед глазами. Читайте.
Вардо читал, а Базиль лихорадочно подбирал слова. У Луи Трюэля вышло бы лучше, но не всем же быть «волчатами». Ладно, он тявкнет, что сможет.
— Что это? Это не рука Антуанетты!
— Это письмо, которое мне принесли. Почерка графини я не знал, но я бы не усомнился в подлинности и явился на встречу… Что я и сделал, только позже. Я был уверен, что сигнора догадывается о заговоре и, зная, что вы и Морис правды ей не скажете, хочет расспросить меня. Мне повезло, я задержался у любовницы и опоздал к назначенному часу. А вот Антуанетта пришла вовремя…
— Ты хочешь сказать?! — Вардо рванулся к Базилю и, побледнев от боли, осел на подушки. Арциец опустился на колени рядом и взял графа за руку.
— Клянусь вам, — широко распахнутые фиалковые глаза прямо-таки излучали искренность, — Антуанетта пришла на свидание со мной. Ее тоже выманили подложным письмом. Вот оно.
— Это ваш почерк!
— Сначала мне самому так показалось, но я шут, а не пошляк. Я никогда не употребляю выражений вроде «вопрос жизни и смерти», да и…
— Вы подписываетесь или полным титулом, или инициалами.
— Что поделать, арцийские нобили слишком долго мне объясняли, что имени Гризье следует стыдиться… К сожалению, ни Морис, ни Антуанетта этого не знали.
— Морис?!
— Тот, кого вы приняли за любовника, был вашим племянником. Когда стало ясно, что я не приду, они послали слугу с письмом к Саррижу. Это я нашел у Мориса. Немного в крови, но тут уж ничего не поделаешь:
— Я тоже получил письмо, — прохрипел граф. — Меня предупредили, что моя жена сегодня ночью встретится с любовником. Я вернулся в Авиру… Я знал человека… Он казался мне подходящим для тайного дела, когда-то я спас ему жизнь. Я нанял его.
— Кто он?
— Его уже убили, Базиль… Мы караулили под окнами. Я видел, как вошла Антуанетта, потом — мужчина в темном плаще. Я видел их тени на фоне занавесок, они обнимались.
— Это был братский поцелуй, — отважно солгал Базиль. — Антуанетта очень боялась за брата и за вас. Ей нужна была поддержка.
— Я был слеп, — пробормотал граф, — и я за это поплатился… Я приказал своему наемнику убить обоих, а сам остался ждать. Меня не хватило на то, чтобы… Чтобы убить ее своей рукой. Он исчез… Наверху раздался шум. Он не стихал… Я справился с собой и пошел… Пошел… Поднялся по лестнице, и тут на меня напали. Я не понял, что случилось… Решил, что это слуги любовника, хотя откуда им было бы здесь взяться?
Появился медикус, и Базиль вышел. Что дело безнадежно, знал и он, и Альбер, но врач должен посмотреть. Может, ему удастся хотя бы снять боль. Рана в живот, что может быть хуже?
— Базиль, — арциец обернулся — Антуанетта с распухшими глазами стояла в дверях. — Базиль, что мне делать? Он меня убьет…
— Альбер никого больше не убьет, — Гризье подошел вплотную к женщине и заговорил быстрым шепотом: — Слушай и запоминай. Ты ничего не понимаешь. Получила письмо, думала, от меня. Я вызывал тебя в павильон, и ты пришла, хотя ничего не понимала. Ни-че-го! Тебе было очень страшно, ты знала, что в павильоне никого нет и быть не может, но тебе показалось, что в темноте кто-то прячется. Потом появился Морис, ты от страха бросилась к нему, и тут на вас напали. Поняла?
— Но… Но никакого письма не было.
— Было. Вот оно, — Базиль протянул исписанный лист, — оно БЫЛО у тебя в спальне, только ты никогда не читаешь писем. Особенно когда ждешь любовника.
— Но…
— Никаких «но». Все было так, как я сказал. Если тебя будут резать на куски, стой на своем.
— Ты… Он поверит?
— Альбер? Уже поверил. Он умирает. А тебя опять считает святой, Проклятый тебя побери!
— Базиль! Почему… Почему ты со мной так говоришь?!
— Потому что ты — маленькая дрянь, Туанон. Ты не стоишь ни Мориса, ни Альбера, но в сегодняшнем твоей вины нет. Будь ты чиста, как охапка лилий, это все равно бы случилось.
— Почему?
— Потом объясню. А пока читай письмо и думай, как смотреть в глаза Альберу, чтоб он умер счастливым. Теперь ты не только сестра Ролана, но и наследница Вардо, так что соберись! Сейчас придется врать. Сначала мужу, а потом этим…
— Этим? — Антуанетта честно пыталась понять, но главным для нее было, что в адюльтере ее не обвинят.
— Тебе нужны имена? Посмотри в окно. Явились собственной персоной… Стервятники — не божьи Вестники, не опоздают.
ТАЯНА. ВАРХА
Коралл, сын Коралла, остановился среди заснеженного леса, не желая делать дальше ни шага. Клэр не настаивал, он повидал достаточно, чтоб отличить каприз от ужаса. От эльфа, человека, орка можно ожидать, что они переступят через «не могу», но животное есть животное. Рыцарь Осени достал покрытую воском дощечку и стило, черкнул пару строк и спрятал написанное в потайной карман седла. Застегнув клапан, спешился, подобрал поводья, зацепив за луку седла, чтоб конь не запутался в кустах. Привязывать жеребца Клэри не стал, мало ли что, не стоит обрекать друга на смерть от голода или волчьих клыков. Если с хозяином что-то случится, Коралл вернется к Вархе, и Эмзар узнает, что эльфам нужен новый разведчик.
Утренний Ветер потрепал спутника по золотистой шее, и конь, словно извиняясь за трусость, потянулся к эльфу мордой. Клэри с деланным смешком оттолкнул иноходца, и тот печально потрусил в лес. Остаться без лошади Клэри не боялся — они связаны магическими узами и всегда отыщут друг друга, было б кого искать; но чего все же испугался Коралл? В Войну Оленя кони отказывались подчиняться всадникам, когда сталкивались с адептами Ройгу, но эльфийские иноходцы преодолевали и этот страх.
Для очистки совести Клэри вытащил Кристалл. Разумеется, никакой смертный в истощенном зимой лесу колдовством не занимался. Рыцарь Осени спрятал ненужный инструмент в один из висевших у пояса кошелей и замер, освободив разум от всего лишнего и слушая лес. Деревья спали, и сны их были тревожными и неприятными, они не грезили о весне, а тряслись от осенней боли. Вековые ели чуяли то же, что и Коралл, но не могли ни убежать, ни хотя бы проснуться. Неизвестная опасность была довольно
