— С конца ночи до середины следующей.
Нэо торопливо вскочил, острая боль пронзила колено, но он удержался и от крика, и от падения. Попытался вспомнить исцеляющее заклятие, но память словно бы выжгло. Ничего, можно и потерпеть, Рене терпит и не такую боль. Как давно он не был в этой серебристой комнате, с тех самых пор, как повез Норгэреля на Седое поле.
Вот ты и дома, Нэо Рамиэрль, бард Роман Ясный, исчадие Бездны…
— Мы странно вернулись, — шепнул Норгэрель, помогая Нэо удержаться на ногах, — странно и страшно.
— Странно, что здесь все уцелело.
— Разрыв был с другой стороны, ты приказал нам развернуть пламя… Там были… — сын Ларрэна запнулся, не зная, как назвать адептов Ройгу, но людьми он их называть не хотел, — трое… Не ушел никто.
— Хоть бы ты не ошибся! Пусти меня, я пойду сам. Неужели вы не могли меня поднять раньше?!
— Мы боялись навредить тебе… Ты же…
— Ах да… Не знаю, что меня чуть не убило: Ройгу или Свет.
С лестницы ему удалось спуститься без посторонней помощи. На снегу лежали длинные тени, Гана мирно спала подо льдом, деревья тянули к изящным постройкам обнаженные ветви, было мучительно тихо и только вдалеке мерцало зарево пожара. Месяц Сирены или самое начало месяца Агнца какого-то года от Великого Исхода и первый день первого месяца первого года от гибели не предавших Тарру эльфов. Если б Эмзар знал что Варха взята, Гридэтара убит, а его заклятия уничтожены! Но он не знал и не мог знать.
Судьба посмеялась над всеми. Над ройгианцами и их богом, прорвавшимися сквозь смерть навстречу смерти, над эльфами, умиравшими, но не гасившими Кольца, сила которого могла их спасти, и над теми, кто ждал внутри крепости, не рискуя причинить зла стражам Вархи! И что теперь думать о том, что бы было, решись они разорвать Кольцо изнутри! Быть может, кто-то и уцелел, а так…
Рамиэрль был уверен, что последним погиб Эмзар, он всегда был упрям. Кто-то наверняка молил короля развернуть огонь и погнать на врагов или хотя бы ослабить барьеры, но Снежное Крыло выдержал. Он был бы прав, будь в Вархе все по-прежнему, и он смертельно ошибся…
Двери Зала Совета были распахнуты настежь, Аддари позаботился зажечь свет, показавшийся непривычно желтым. Солнечный принц с горечью развел руками — он понимал, что здесь все должно быть иначе, но янтарная магия Львов отличалась от сапфировой волшбы Лебедей. Теплое золотое сияние заливало просторную комнату. Мертвые лежали вдоль стен — каждый под символом своего Дома. Нэо знал всех, но видел только Эмзара. Если бы не длинные темные волосы и отсутствие бороды, можно было б поклясться, что это Рене, вернувшийся с Порога. Рядом привалился к стене Ларрэн, походивший на Ушедшего куда больше мертвого повелителя Лебедей. Нэо тихо подошел к ним и опустился на пол — долго стоять он еще не мог.
— Вот мы и вернулись. — Что он мог еще сказать?
— Да, и вовремя.
— Вряд ли вовремя…
— Вовремя, — повторил Ларрэн, — вы уничтожили не только зло Вархи, но и Ройгу. Случись иначе, два зла — древнее и пришлое — продолжали бы грозить Тарре. Дети Звезд искупили свой грех перед этим миром или почти искупили. Прости, что говорю такие слова, Нэо, но Уводящая освобождает и от ложной скромности, и от ложной гордости. А теперь мы должны исполнить свой долг, Король Лебедей!
Разведчик вздрогнул, поняв, что Лунный Король обращается к нему. Он, Рамиэрль, глава дома Розы клана Лебедя, пережившего Разлуку, сын Астена Кленовой Ветви, племянник и наследник Эмзара Снежное Крыло, вступал на призрачный трон. Король без королевства, без подданных, без власти. Талисман клана разрушен в Войну Оленя, в мире Тарры, кроме него, остался, если остался, лишь один Лебедь — Клэри, но война по-прежнему идет…
— Мы найдем свое место в этой войне, — тихо сказал Рамиэрль.
Ларрэн промолчал, зато все заполнил душераздирающий вой. Пошатываясь, Нэо выбрался на улицу. Лльяма пришла в себя и добрела до Лебединого Гнезда. Черная, окруженная тоненьким алым ореолом фигура, похожая и не похожая на волка, сидела у входа в Зал Совета, задрав голову к темному небу, и выла. Роман устало подумал, что ее слышно за много вес вокруг, и вздрогнул, поняв, что слушать как раз и некому. Надо было надеть на тварь из Бездны защитные «доспехи», спасая ее от Тарры, а Тарру от нее, но Нэо Рамиэрль не спешил. Пусть плачет… Плачет по тем, кто погиб, защищая ненужный рубеж.
Огненная тварь провожала таррских Лебедей в их последний полет, в вышине таяли сотни багровых искр, не похожих на пламя Вархи, как Свет не похож на Тьму, но именно Тьма и Свет спасли их. Спасли и позволили победить сначала того, кто превратил Тарру в сгусток боли, а затем и ройгианское безумие.
Лльяма взвыла громче, ей и вправду было больно — так плачут лишь живые и чувствующие об ушедших, но любимых. Роман смотрел на рыдающую Тьму и молчал. Он не мог ни рыдать, ни петь, только помнить. И еще жить и драться. Они вернулись. Они нужны. А горе — что ж, оно будет ездить с ним в седле и схватит за горло, когда все кончится. Если они отобьются и уцелеют, придет время скорби по тем, кто уже погиб, и по тем, кто еще не бросился в огонь, спасая других, но бросится, когда пробьет его ора. Время скорби еще наступит, но сначала — время ярости.
ЭР-АТЭВ ГИДАЛ
Глядя на алый цветок, Иоанн мучительно раздумывал, что делать. Явленных доказательств было достаточно, ему и впрямь явился святой Эрасти, и его, Иоанна, долг исполнить все, что тот велел Но как это сделать? Как доставить в Арцию бесценное сокровище? В одиночку это сделать невозможно, а довериться кому бы то ни было нельзя. И как он сможет тайно от братьев по вере проникнуть в главный храм Арции и внести туда картины? Что сказать братии? Солгать? Удовлетвориться полуправдой?
Один через пустыню да еще с таким грузом он не пройдет, нужен спутник. Если б молодой язычник все еще был в монастыре… Яфе знает Гидал, владеет саблей, хотя… Хотя спутник-атэв в Арции привлек бы ненужное внимание. Ненужное? А если… а если атэвов будет много?!
Мысль показалась кощунственной, немыслимой, невозможной, но это был выход, и, похоже, единственный! Не сам ли святой Эрасти сказал своему избраннику, что во имя цели он должен пойти на все. Даже на то, чтобы натравить язычников на Святой град! Если в Арцию вторгнутся атэвы, никто не обратит внимание на поклажу одной из тысяч лошадей. Странно, но Иоанн даже не подумал о том, пойдут ли за ним почитатели Баадука. Твердой походкой, опираясь на Вечноцветущий посох, владыка направился к воротам, в первый раз не подумав ни о братии, ни о том, что скажет или сделает калиф.
Монах-приворотник суетливо закрутил ручку подъемного механизма, опуская узкий наклонный мост, и Иоанн, тяжело ступая, направился к лагерю атэвов. Те, разумеется, увидели его сразу же: если воины калифа берутся кого-то или что-то сторожить, они не пропустят и муху (если та, разумеется, не вздумает вылететь через подземный ход, по которому и ушли Яфе и Николай). Не успел владыка пройти половину расстояния, отделяющего монастырь от лагеря, как ему навстречу вышел зрелый атэвский воин в простой белой одежде, но в синем дзибане note 54 и с роскошной саблей на боку. Атэв шел быстрее клирика, и когда они встретились, до лагеря было еще довольно далеко.
— Склоняю свое ухо к устам старшего калкса note 55, — Али с достоинством коснулся висков, уголков губ и сердца.
