последнего…
- Баронесса хотела вам написать, - оказывается, Карваль доложил еще не все, - но я ее убедил, что это неразумно.
- Что она сказала? - Глупые вопросы, ненужные ответы, невозможность ничего исправить ни в своей жизни, ни в ее. Хочет ли он встречи? Пожалуй, что и нет…
- Она ничего не сказала, - Никола вовсю занимался уздечкой, - она заплакала.
- Теперь я понял, почему вы отвели на дорогу четыре дня, - невпопад ответил Робер, - три дня - это для солдат.
- Монсеньор совершенно прав, - чопорно произнес коротышка. - Девушка не производит впечатления бывалой путешественницы, и мы не можем предоставить ей карету или хотя бы дамское седло.
- Увы, - пробормотал Эпинэ, уже не зная, что и кого проклинать. - Ее ищут?
- Они выехали ночью с подписанной мной подорожной, а тревогу подняли около полудня, - успокоил Карваль. - В любом случае баронессу станут искать на алатском тракте и одну.
- Несомненно, - в который раз согласился со своим генералом Эпинэ. И зачем такому маршал или король, он все сделает сам.
- Баронесса Сакаци, - утешил южанин, - была бы счастлива проститься с монсеньором.
Именно что проститься. Прощание - единственное счастье, пришедшееся на их долю… Только девочка с золотыми глазами не заслужила того, что обрушила на нее судьба. Мэллит ни в чем не виновата, так за что ей все эти смерти, предательства, оскорбления?!
- Монсеньор, - маленький генерал внимательно смотрел на своего маршала, - что-то не так? Нужно что- нибудь исправить?
- Разумеется, - усмехнулся Иноходец. - Соизвольте остановить шар судеб. Причем немедленно.
4
Здоровенные и поразительно нелепые стражники раздвинули алебарды, и Марсель с приличествующим послу достоинством вступил в кабинет Альдо Ракана. Что было в этой комнате раньше, не отягчавший себя придворным служеньем Валме забыл, но золоченые летучие ублюдки на потолке явно были новшеством. При Олларах такого во дворцах не держали.
- Посол его величества герцога Фомы к его величест ву! - возвестил предшествующий Марселю упитанный офицер с неизменным уродцем на пузогруди.
Восседавший под собственным конным портретом красавец в лиловом, шитом золотом мундире и золотой же перевязи неспешно повернул голову и изрек:
- Посол брата нашего Фомы в нашем доме - желанный гость. Мы рады вас видеть, граф.
- Ваше величество! - вдохновенно поклонился Марсель. - Я безмерно горд оказанной мне честью! Я столько слышал о невероятной победе вашего величества и наконец вижу ее живое воплощение рядом с воплощением геральдическим.
- Садитесь, граф, - милостиво разрешило воплощение и царственно откинулось на спинку могучего, впору папеньке, кресла.
Благодарю, ваше величество, - воспользовался разрешением новоявленный посол, с должным почтением озирая Ракана от лиловых сапог до светло-русой макушки. Король был хорош необычайно. Три четверти знакомых Марселю дам пали бы жертвой голубых очей и мужественной челюсти. Оставалось надеяться, что Франческа, Елена и даже Марианна с Дженнифер принадлежали к меньшинству. Валме никогда не был жадным, но с Ра-каном по доброй воле не поделился бы даже птице-рыбодурой.
- Гимнет-капитан Лаптон, - голос у Альдо Первого соответствовал его положению. Временному, - оставьте нас. Граф Ченизу - друг и пришел с миром.
Марсель скромно промолчал, с нескрываемым восхищением наблюдая, как толстый Лаптон провозгласил «Повиновение государю!» и убрался за расписанные золотыми чудищами ширмы. До подобного роскошества ее высочество Юлия не додумалась по причине недостатка воображения, а ее высочество Елена - по причине избытка вкуса.
- Вы чем-то озабочены? - участливо спросил Ракан, слегка склонив породистую голову. На царственной груди кроме чудовищной перевязи возлежало пять цепей с разными камнями. Король благосклонно улыбался, он казался в точности таким, как обещал Габайру, но что-то было неправильным.
- Ваше величество, - сделал первый заход Марсель, - я невольно вспомнил их высочеств. Новый талигойский двор потряс бы принцесс много сильнее старого.
- Ах да, - улыбнулся король. - Мы упустили из вида, что год назад вы были подданным Олларов.
- Не год, - возмутился граф Ченизу, - но целую вечность! Я выехал, как мне казалось, ненадолго из Олларии и вернулся в Ракану. Это поразительно! Несколько месяцев перечеркнули четыреста лет!
- Вы ошибаетесь, - самодовольства Альдо хватило бы на дюжину племенных петухов, - четыреста лет назад Талигойя умирала, но мы не желаем возвращать осень, мы вернем весну!
- Весна - это прекрасно! - многозначительно изрек Марсель, продолжая гадать, что же его беспокоит. Все вроде бы шло, как и предполагалось, вплоть до разговоров о весне, осени и прошлом новоявленного посла.
- Ее высочество Юлия родилась весной. - Король обнажил превосходные зубы. - Я не ошибаюсь?
- В месяц Весенних Волн. - Марсель встал, поклонился и снова сел. - У вашего величества превосходная память.
- Мы видели портрет принцессы Юлии, - обрадовал Ракан. - Она - живое воплощение весны, ее невозможно забыть.
Если кого и легко забыть, так это урготскую «пампушку», но талигойское величество женится на деньгах и древнем мече. Любопытно, почему он начал с Юлии? Узнал, что дура, или решил ввернуть про воплощение? Ди-дерих сусальный!
- Ваше величество пишет стихи? - дипломатично восхитился граф Ченизу. - Принцесса Юлия их обожает, а вот принцесса Елена предпочитает музыку и мистерии. Она, используя метафору вашего величества, принцесса Осени, а осенние дожди располагают к занятиям искусством.
- Мы и в самом деле пишем стихи, - ничтоже сумня-шеся объявил Ракан, - и, говорят, недурные. Мы будем рады вступить в поэтический разговор с ее высочеством Юлией.
Есть! Время нанести коварный удар подоспело, и Вал-ме-Ченизу не преминул им воспользоваться. Юлия была слишком глупа, чтобы втягивать ее в интриги. Конечно, папенька, адуаны да и сам Фома приглядывают за дорогами, но вдруг Ракан отправит к «невесте» дриксенца или, того хуже, клирика? Нет уж, пусть сватается к Елене, она девушка разумная. Валме взволнованно колыхнул на совесть пристегнутым пузом:
- Ее высочеству Юлии в последнее время не хватает стихов герцога Алва. Она не расстается с последними по священными ей ронделями и считает их достойными са мого Веннена. У меня нет сомнений, что строфы вашего величества вычеркнут из памяти ее высочества вирши Ворона.
Если б Альдо потребовал предъявить упомянутые рон-дели, Марсель бы ублажил короля собственными. Посылать их Франческе стихотворец не рискнул. Не потому что стихи были плохи - рондели и секстины Марсель всегда сочинял сносно, просто не хотелось навязываться, а творения копились. Увы, Альдо на глазах утратил интерес к поэзии. Король звякнул цепями не хуже Котика и осведомился о здоровье Фомы.
- Его величество страдает подагрой, - не стал скры вать Валме, - но переносит болезнь с необычайным му жеством. Прошу меня простить. Мне следовало начать с главного, а именно с письма ее
