— Теперь тебе нужно поспать.
— Я хочу домой... — прошептала Уилли, смежая веки, успокоенная мягкостью матраса, спокойным голосом Инди, прикосновением его руки.
— Не мудрено, — утешил он ее. — То, что я тебе устроил, трудно назвать приятным отпуском.
Уилли улыбнулась, превозмогая усталость. Инди продолжал гладить ее щеку. Девушка начала скользить куда-то... в сон. Ее не покидало ощущение чуда и никогда прежде не изведанного, абсолютного благополучия и спокойствия от присутствия Джонса. Она, как дитя, распахнулась навстречу колдовству его голоса, плывя в его звуке. Она чувствовала себя в полной безопасности. Испытывала истинное блаженство. И покой...
Индиана встал и выше к Бламбертту и Чаттару Лалу, ожидавшим его в коридоре. Премьер-министр повел обоих на веранду.
Поверх горных пиков пробивались уже первые солнечные лучи. Низко нависшие облака были оранжевыми от этого света. В свежем воздухе разлито было ожидание чего-то... В долине за ними кавалерийский отряд готовился к выступлению: солдаты седлали лошадей или впрягали их в повозки. Индиана вздохнул всей грудью, затем покачал головой и произнес:
— Всю свою жизнь я провел в пещерах и туннелях. А для девушки, вроде Уилли, это слишком трудное испытание. Мне не следовало брать ее с собой...
— Она запаниковала? — понимающе спросил Бламбертт, словно того и ожидал.
— Стоило ей увидеть подземных насекомых, как она потеряла сознание, — пожал плечами Инди. — Я отнес ее в спальню и, когда убедился, что она крепко спит, вернулся в туннель...
— А во сне ей, очевидно, привиделось нечто кошмарное, — подхватил Чаттар Лал.
— Да, просто кошмарный сон... — взглянув на премьер-министра, кивнул Джонс.
— Бедняжка, — посочувствовал тот.
— А затем она, должно быть, очнулась, — продолжал Индиана, — и, не поняв, что ей все привиделось, кинулась взывать о помощи. Тут вы ее и встретили.
— Ну, а туннель? — спросил Бламбертт, щурясь на солнце, поднимающееся над этим вверенным ему клочком Британской империи. — Удалось что-нибудь обнаружить?
— Нет, ничего, — ответил Инди, тоже глядя на поднимающееся солнце, но уже совсем иными глазами. — Там тупик, завал. Этим туннелем уже много лет никто не пользовался.
Снизу, из долины, старший сержант громогласно доложил капитану, что отряд готов к выступлению. Бламбертт знаком показал, что услышал, и обернулся к Чаттару Лалу:
— Что ж, господин премьер-министр, в своем рапорте я укажу, что ничего необычного в Панкоте не обнаружено.
— Я уверен, махараджа будет признателен вам за это, капитан, — склонил голову Чаттар Лал, отдавая должное мудрости представителя британской короны.
Бламбертт повернулся к Индиане:
— Как я уже имел случай заметить, доктор Джонс, мы были бы счастливы сопроводить вас до Дели.
— Благодарю, — вежливо улыбнулся тот, — но вряд ли Уилли готова к такому путешествию.
Над долиной поднялось облако пыли: британский отряд направлялся в обратный путь. Пехотинцы, кавалерия, повозки маркитантов, и впереди — капитан Бламбертт в открытой коляске. Колонну замыкал взвод шотландских музыкантом, игравших на волынках и барабанах утреннюю зарю. Вскоре отряд обогнул подножие горы и скрылся из глаз, предоставив событиям в Панкотском дворце развиваться своим чередом.
Уилли проснулась от звука играющих где-то вдалеке волынок и некоторое время не могла сообразить, спит она еще или бодрствует: столь странным и нереальным казался здесь этот звук. Сквозь противомоскитную сетку, со всех сторон окружающую ее ложе, она заметила, что дверь в спальню открылась. В комнате с занавешенным окном было полутемно, тем не менее она узнала Индиану, который тихо приближался к ней. Уилли улыбнулась, радуясь, что тот наконец-то пришел к ней, и подвинулась, чтобы он мог сесть на край матраса. Индиана присел, повернувшись к ней спиной, с поникшими плечами. “Должно быть, он очень устал. Бедняга!” — подумала она, глядя на него сзади сквозь сетку, и спросила:
— Инди, ты говорил с ними?
— Да, — отозвался он.
— И теперь они мне верят?
— Да, верят, — словно эхо, повторил Инди монотонным голосом.
“Видимо, он вымотался больше, чем я думала. Теперь моя очередь проявить внимание”, — подумала девушка, а вслух произнесла:
— Так значит, они отправили солдат вниз, в храм?
Инди ничего не ответил. Уилли надеялась, что он не уснул, — однако случилось с ним такое, она бы поняла. И уложила бы на его законное место.
— Ночью я испугалась до смерти, — снова заговорила она, — когда думала, что они убью тебя...
— Нет, они не убьют меня...
Она положила ему руку на спину. Спина была влажная — даже сквозь противомоскитную сетку и рубашку.
— Знаешь, — с нежным упреком призналась она, — с самой первой нашей встречи ты доставлял мне одно беспокойство. Но, признаюсь, мне бы тебя не хватало, потеряй я тебя.
— Ты меня не потеряешь, Уилли, — медленно проговорил он и так же медленно начал поворачиваться к ней.
Она сняла руку у него со спины. Рука оказалась липкой от крови. Его лицо теперь было обращено к ней. И даже сквозь сетку она различила что-то новое в его глазах. Обычно такие глубокие, прозрачные, с золотистыми прожилками — теперь они стали иными. В глазах этих появилось что-то темное, тусклое, от чего у нее мороз пробежал по телу. Внутри у нее заныло, она содрогнулась. Ибо поняла, что потеряла его.
В Храме смерти началась утренняя служба. Море зловещих лиц колыхалось в порывах не утихавшего в подземелье ветра. Жертвенные песнопения набирали силу, питаемые собственным ритмом и звуком. Среди молящихся на невысоком подиуме у конца расселины сидел юный махараджа. Взор его был прикован к алтарю Ка-лима, где у ног демонического божества вновь магически сияли три камня Санкары. Из дыма, окуривающего алтарь, возник Мола Рам. Он тоже пел:
— Джай ма Кали, джай ма Кали!..
Из боковых приделов вынырнули женщины-служки в красных туниках и двинулись вдоль ряда мрачных жрецов, проводя на лбу каждому из них по линии, в то время как Мола Рам обратился к присутствующим. Он говорил на санскрите. Чаттар Лал, сменивший свой европейский костюм на традиционное одеяние, стоял рядом с Индианой, слева с алтаря. Подошедшая девушка в красном провела у него на лбу линию. Индиана тупо смотрел на жидкое кипящее пламя на дне шахты. Ему грезился кошмар.
...Пламя взметнулось, достигло поверхности, выплеснулось — и обратилось в темных птиц, которые стали ошалело летать, ища, где бы сесть. Они взмывали все выше, налетая друг на друга и на каменные стены шахты, с шумом вырвались оттуда... и устремились прямо в голову Инди. В черепе у него теперь не было мозга. Эти огромные черные птицы кружили в нем, хлопая крыльями, словно в пустой мрачной пещере. Сесть они не могли и продолжали биться о стенки его черепа. В беспокойной ночи шептались тени. Где-то звучали басовые аккорды колыбельной, неузнаваемые, фальшивые. Еще где-то мерцала, оплывая, свеча...
Индиана перемесился во времени и в пространстве. Ночной час, подземелье, кровь, темное пение. Через туннель, сверкающий отблесками смерти и боли, Инди проходит в комнату Уилли, возникая из черной раны в стене. Это что, игра в прятки? Уилли. Колдунья, обвивающая его щупальцами. Ее пальцы — раскаленные когти, терзающие его плоть. “Ах, Инди, ты спасся... Расскажи им, что случилось, а то они мне не верят”. Волосы ее представляют собой пылающий костер, рот — предательскую бездну, язык —
