ванную, включил электрический полотенцесушитель, повесил на него мокрое. Дверь своей спальни он тоже не закрыл, чтобы услышать, если женщина проснется, попросит помощи, хотя и сомневался, что так может случиться. Герман дал ей явно сильнодействующее лекарство. Фарли переоделся в пижаму и через десять минут уже спал.
На другое утро он встал спозаранку. Женщина спала по-прежнему, даже на другой бок не перевернулась. Пока он варил кофе и жарил тосты, приехала Мария, старая экономка и горничная Холдернов. Он сказал ей, что одну из комнат занимает гостья, которая не желает, чтобы ее беспокоили. Горничная не удивилась и тогда, когда он уточнил, что гостья — молодая женщина. Когда чета Холдернов уезжала в Англию, Ричард часто присматривал за виллой, и Мария уже убедилась — там, где Ричард Фарли, ничего предосудительного быть не может. Ближе к полудню — Мария уже собиралась уходить — во дворе послышался шум мотоцикла Марсокса, а потом его громкий разговор с горничной — та была глуховата. Марсокс вместе со старушкой-матерью заправлял рыбным рестораном, а по веснам садился в шаланду и отправлялся за тунцом.
Он вошел в дом, Фарли протянул ему стакан вина. Марсоксу перевалило за шестьдесят, и хотя на вид он был сухой, как осокорь, и костлявый, он обладал нежной душой, прекрасным певческим голосом — но так и не женился, предпочитая, к вящему сожалению матери (ей очень хотелось понянчить внуков), полную свободу.
— Спит как убитая, — сказал Фарли. — Был Герман, сделал ей укол. Всяконькую рыбу случалось нам ловить, но такую — никогда.
— Красивая рыбка. Да, вот что. Я еду в Фаро. Там тебе ничего не нужно?
— Нет, спасибо.
— Касательно нее ты еще ничего не сделал? В полицию, к примеру, не сообщил?
— Нет.
— И правильно. Посмотрим, что она сама скажет. Если сделаешь что-нибудь для женщины без ее ведома, обязательно ошибешься.
Как только Марсокс и Мария — когда хозяева уезжали, она работала всего полдня, — ушли, он поднялся на второй этаж. Женщина все еще спала, хотя перевернулась на другой бок, лицом к окну, так что из-под одеяла виднелись рука, плечо и отчасти грудь. На подбородке, там, куда он ударил ее, чтобы утихомирить, проклюнулся синяк. Прикрывая наготу спасенной одеялом, Ричард решил подобрать для нее одну из ночных рубашек Элен Холдерн. А когда проснется, предложить ей воспользоваться и другой одеждой Элен — они одного сложения, и Элен, если бы жила на вилле, не стала бы возражать. А раз так, он пошел в спальню Холдернов, разыскал там халат и шлепанцы и оставил их у постели спящей. Если женщина проснется, а его поблизости не окажется, у нее будет чем прикрыться.
Съев на завтрак котлету из тунца и выпив стакан вина, Ричард направился к бассейну. В его договоренность с Холдернами входило покрасить бассейн и ставни. Такая жизнь ему нравилась. Приятно было сделать что-нибудь своими руками, а потом отойти, полюбоваться результатами. Когда в ворота виллы въехала машина Германа, Фарли уже ушел в работу с головой, насвистывал от удовольствия.
Герман уселся на край бассейна и заметил: «Почему бы тебе не пойти в маляры? — Но тут же перешел к делу: — Ну, как она?»
— Завтрак проспала без задних ног.
— Пойду взгляну. Я приехал сейчас, потому что вечером у меня репетиция в «Паломарес». На следующей неделе ресторан вновь откроется.
Он пошел в дом и очень быстро вернулся, сказал: «Она еще спит, но укол уже не действует. Пульс у нее нормальный. Скоро она запросит еды и внимания. Завтра я заеду снова, узнаю, как дела».
— Какие дела?
— Ну, что с ней произошло. Кто она и как очутилась в море. А ты разве не хочешь узнать?
— Пожалуй, нет. Вряд ли это такая уж приятная повесть, верно? А я люблю истории веселые.
Герман рассмеялся, покачал головой, кинул в друга сосновой шишкой и уехал.
А Фарли, насвистывая, вернулся к работе. Из трещины в стене бассейна выскочила красивая бронзовая ящерка и уставилась на него глазами-бусинками. Ласточки летали над самой головой. Перекликнулись два Удода, и первый в этом году пчелоед уселся на столб с телефонными проводами к вилле. Бабочки отдыхали на плюще, подставив крылышки солнцу. Фарли хотел прочесть «Отче наш», но вспомнил только первую строку.
Когда Сара Брантон проснулась, сквозь балконную дверь в комнату струились лучи предзакатного солнца. На улице кто-то насвистывал старую английскую песню. Много лет прошло с тех пор, когда Сара слышала эту мелодию в последний раз, и вот теперь лежала, смакуя звуки, знаменовавшие возвращение к жизни. Несмотря на потрясение, Сара все помнила прекрасно. Итак, она решила утопиться, но тело предало ее… Сестра Луиза погибла… Сара Брантон выжила. Но сегодняшняя Сара Брантон была совсем не той, что окончила монастырскую школу, прошла годы послушничества и наконец дала обет. И лишь время покажет, кто и что она теперь. С познанием самой себя спешить не стоит. Какой-то мужчина бросился в море, превозмог ее страх и спас. Она родилась вновь, и в ней начали потихоньку расти счастье и благодарность, причину которых искать не хотелось, дабы не испортить их. На этот раз она изберет жизненный путь сама… не даст другим играть собой… словно куклой, безвольной и безжизненной, пока не дернут за ниточки.
Она встала с постели и впервые за много лет взглянула на себя обнаженную в большом зеркале. Без смущения и чувства, будто нарушаешь какой-то запрет, осмотрела она себя и вспомнила времена, когда была загорелой от частых солнечных ванн. Сара провела рукой по животу, который пока еще не выказывал никаких признаков полноты, прикасалась к себе без стыда, зная — это лишь начало той свободы, для которой она возродилась.
Надевая халат, Сара покачнулась от внезапного головокружения и даже присела на край постели, чтобы прийти в себя. Потом сунула ноги в шлепанцы и вышла на маленький балкон. Ее встретило теплое солнце и запах смолы в воздухе, который она глубоко вдохнула. Несколько воробьев затеяли драку из-за пригоршни хлебных крошек — их кто-то выбросил на крошечную лужайку, обрамленную лимонными деревьями, чьи плоды солнечными зайчиками сверкали в темно-зеленой листве. Справа был небольшой миндальный сад, давно отцветший, а за ним между высокими соснами виднелось море. Сара вздрогнула, вспомнив ужас, овладевший ею, когда она тонула, отвернулась от моря, посмотрела направо и увидела мужчину — он стоял на дне осушенного бассейна, красил стену и, словно приветствуя Сару, засвистел вновь.
Она хотела было вернуться в спальню, но остановилась — мужчина поднял голову, заметил ее. Он приветливо помахал Саре, вылез из бассейна, подошел к балкону и спросил на португальском: «Как себя чувствуете?»
Как другие замечали в произношении Сары, так и она заметила, что это не родной для него язык, но ответила на нем же: «Хорошо, спасибо». Потом, вспомнив пронизанные ужасом мгновения в море, и мужчину, бросившегося к ней на выручку, стушевалась, смущенно рассмеялась и заметила: «У вас лицо в голубой краске». Он тронул щеку кончиками пальцев, осмотрел их, сказал: «Верно» — на сей раз по- английски, и его смуглое некрасивое лицо расплылось в широкой улыбке.
— Это вы меня спасли, да? — спросила Сара.
— Я. Меня зовут Ричард Фарли. Есть хотите?
— Ну… да. Пожалуй. Сказать по правде, сейчас я ни в чем не уверена.
— И не стоит ничего торопиться выяснять. Поедите у себя или спуститесь в столовую?
— Я бы рада спуститься, да мне надеть нечего.
— Пустяки. Зайдите во вторую дверь справа по коридору. Там стоит большой гардероб, где всего полно. Выбирайте на свой вкус. Вы сложены так же, как и Элен.
— Элен?
— Элен Холдерн. Она с мужем уехала в Англию. Я просто присматриваю за виллой. Элен не возразит, если вы наденете ее платье. Пойду, сварганю что-нибудь поесть. — Он помолчал немного, потом улыбнулся — сочувственно, ободряюще. — Да, попали вы в историю с географией… Но торопиться не будем. Разберемся во всем не спеша. Однако, что бы ни случилось, знайте — здесь вы в безопасности.
