Гаррисоном однажды пробыли в курятнике на ферме неподалеку от колледжа.
Затем Гримстер вернулся к машине, достал из багажника болотные сапоги, спиннинг и спустился к реке. Вода была покрыта рябью — на мушку не порыбачишь. Гримстер прошел по Докторскому перекату, оснастил спиннинг большой серебристо-голубой блесной и закинул ее, наслаждаясь уверенностью и точностью своих движений; отпустил леску, чтобы спадающая после дождей вода вынесла блесну на середину реки… Вспомнил ирландца-бакенщика, научившего его слюнить державшую катушку ладонь, когда приходилось сматывать леску при клеве. Сегодня клюнуло лишь однажды, резко и сильно — потом рыба ушла. Взглянув на другой берег, Гримстер заметил человека в мешковатой одежде, шедшего по сырой траве. Шоссе Эксетер — Барнстепл пролегало в четырехстах ярдах от берега, за железной дорогой. У переезда с вечно закрытым шлагбаумом стоял автомобиль. Человек подошел прямо к берегу, помахал Гримстеру, но заговорить не попытался.
Гримстер взмахнул рукой в ответ — это был несомненно Гаррисон. Не обращая больше на него внимания, Гримстер спустился ниже по течению, но поймать все равно ничего не удалось. Наконец он собрал спиннинг и вернулся к машине, даже не взглянув на Гаррисона. Джон знал: Гаррисон появился не потому, что хочет надавить на него психологически, напомнить о своем присутствии. Это не в его манере. Он пришел, потому что ему надоело сидеть в отеле. Разумеется, он сообразил: едва вода начнет спадать, Гримстер при первой же возможности выберется порыбачить. И Гаррисон просто не смог устоять перед соблазном проверить свою догадку, убедиться, что интуиция по-прежнему его не подводит и что он разбирается в привычках Гримстера безошибочно.
Лили не вышла к обеду. Она появилась в комнате Гримстера в половине двенадцатого ночи. Он лежал в постели, размышлял о некоторых главах книги, взятой утром из вещей Диллинга, как вдруг услышал, что открылась дверь гостиной, щелкнул выключатель. Серебристая полоска света протянулась из-под закрытой двери в спальню. Джон, не шевелясь, ждал. Лили все должна сделать по-своему, чуть театрально, — это так соответствует ее романтической природе. С той самой минуты, когда она ушла из универмага к Диллингу, и до того, как оказалась здесь, она, без сомнения, воображала себя — хотя никогда этого не показывала — героиней многосерийного фильма. И намеченная развязка обязательно должна произойти около полуночи, в полумраке, когда все как нельзя лучше подготовлено к ее выходу.
Она тихонько постучала в дверь, назвала Гримстера по имени и вошла. Он сел в кровати, но лампу не зажег — в спальню хлынул свет из гостиной. Лили была в голубом шелковом халате, накинутом поверх пижамы, в крошечных шлепанцах из белой кожи с золотым тиснением и старомодно загнутыми носками. Расчесанные на ночь светлые волосы разметались по плечам, на ее лице не было косметики, если не считать подведенных помадой губ.
Она подошла к Джону и присела на краешек кровати. Правой рукой с минуту нервно перебирала простыню, потом пролепетала:
— Простите, Джонни…
— Ничего страшного, — ответил Гримстер. — Извиняться не за что.
Он взял Лили за руку, крепко сжал ее, понимая, что это немного успокоит девушку.
Она без видимого волнения продолжила:
— Я чувствовала — он мог так поступить, но до конца уверена не была.
— С чего все началось?
— С шутки. Он заинтересовался книгой и… В общем, спросил, нельзя ли попробовать на мне. — Она перевела взгляд на книгу, лежавшую рядом с Гримстером на ночном столике. — Вы читаете эту книгу?
— Да.
— Но как вы догадались? Откуда узнали?
Как? Откуда пришел свет истины? Из явного противоречия между тем, что Лили рассказывала, и тем, что на самом деле произошло. Тогда в Гримстере вскипела злость, которая, призвав на помощь интуицию, заставила его выплюнуть ей в глаза слова, содержавшие разгадку: 'Боже мой, он же играл вами, околдовал вас… ' Гримстер перевел взгляд с ее прекрасного в трогательном раскаянии лица на лежавшую у постели книгу. Это был «Гипноз человека и животных» Ференца Андреша Вольгиези.
— Разгадка пришла ко мне сегодня, — ответил он. — Меня осенило. Это мог быть только гипноз. Вы не стали бы скрывать, если бы не чувствовали в этом… чего-то неестественного. — Джон улыбнулся: — Противоречия природе.
Лили кивнула:
— Мне все это с самого начала не понравилось. Привидениями попахивает, и вообще… сюда лучше не соваться. Но Гарри гипноз забавлял, он утверждал, что ничего тут страшного нет. А вам я не говорила потому, что не была до конца уверена. К тому же вспомнить об этом для меня все равно что догола раздеться перед незнакомым мужчиной. Вы понимаете, Джонни?
— Конечно. — Он выскользнул из-под одеяла, не отпуская ее руку, и предложил: — Пойдемте в другую комнату. Выпьем, закусим, побеседуем.
Гримстер обнял Лили за плечи и непроизвольно начал вести себя так, как заранее продумал. И остро вспомнил, что впервые после смерти Вальды обнимает женщину, ощущает сквозь шелк тепло ее упругой плоти.
Он отвел Лили в гостиную, посадил на лучшее место, беспрестанно сновал по комнате, то за спиртным, то за сигаретами. Гримстер вспомнил, как они с Гаррисоном как-то раз ушли из Веллингтона и наткнулись на курятник с дюжиной несушек. Обуреваемый жаждой напроказничать, Гаррисон — мастер на выдумки — показал Гримстеру, что, если взять птицу, несколько раз повернуться вместе с ней, потом поставить ее на землю и провести мелком линию от кончика ее клюва к голове, она, загипнотизированная, не сможет сдвинуться с места. Так они околдовали всех птиц в курятнике и ушли, надрываясь от хохота.
Лили, получив сигарету и стакан виски, совершенно успокоилась и наслаждалась пикантным положением очаровательной девушки, которая находится наедине с мужчиной в полночь. Декорации для сцены откровений готовы, и Лили решилась:
— Вы не сердитесь, что я не рассказала об этом сразу, Джонни?
— Нет. Вы все должны были решить сами. — Гримстер передвинул маленький столик, чтобы Лили без труда ставила на него рюмку и стряхивала пепел с сигареты в пепельницу; он ухаживал за нею, щеголяя галантностью. Он не был возбужден. Он работал. Лили для него — лишь профессиональная проблема. Гримстер сел в кресло поближе к девушке, не позволив себе закурить.
— А теперь рассказывайте.
Она глубоко затянулась, откинулась на спинку кресла, так что округлые груди уперлись в шелк пижамы, между ними обозначилась едва заметная ложбинка. Лили с шумом выдохнула дым и начала:
— Так вот. Гарри… это было как раз в его вкусе. Он любил экспериментировать. Вечно увлекался всем новым. Просто так, чтобы развлечься. Попросил разрешения испытать гипноз на мне. Говорил, я как раз подхожу по типу…
Лили и впрямь подходила, Гримстер узнал это из книги Вольгиези. Она была психопассивной. Впервые взяв девушку за руку, Гримстер заметил, какая у нее теплая и влажная ладонь. Лили легко краснела, не была излишне горделива или упряма. Ей нравилось, когда за ней присматривали, ухаживали. Абзац из книги подходил к ней как нельзя лучше: «Личность с психопассивной конституцией приспосабливается к самым неблагоприятным обстоятельствам и полностью подчиняется индивидууму, имеющему влияние на нее… окрашивает реальность во все цвета иллюзий».
Лили любила Диллинга, была ему благодарна, поэтому хотела — пусть наперекор какому-то суеверному страху в самой себе — услужить ему, исполнить его желание.
Диллинг объяснил ей простейшую суть гипноза, его принципы и начал с обычных методов. Сперва ничего не получалось. Гарри заставлял Лили смотреть на что-нибудь, внушая, что ее веки становятся все тяжелее, приказывал следовать взглядом, не поднимая головы, за его пальцем, который он держал сначала у ее переносицы, а потом медленно поднимал, так что ей приходилось закатывать глаза… И в конце концов Диллинг добился успеха. Не сразу, постепенно. Он вращал на веревочке маленькое зеркало, направив через него луч света прямо в глаза Лили.
— Тогда я впервые что-то ощутила, — произнесла она. Какую-то сладостную дремоту, словно
