— Да, сэр Джон. — Гримстера немного удивило лишь то, что шеф не начал этот разговор раньше. Видимо, сэру Джону не так-то просто было подойти к признанию.
— Будем предельно откровенны. Насколько я понимаю, вы считаете, будто из соображений безопасности Ведомство, скажем так, предприняло определенные шаги.
— Да, такую возможность я не исключаю.
— Я вас понял. Этим, естественно, хочет воспользоваться Гаррисон. Почему бы и нет? Ему на руку совратить вас. А мы, конечно, задумались над тем, что будет, если ему это удастся и вы повернетесь против нас. Это вас тоже удивлять не должно.
— И не удивляет, сэр Джон.
— Отлично. А сейчас я скажу вам нечто, вызванное величайшим уважением к вам, к вашим способностям и возможностям. Прямо я об этом еще не говорил, но, думаю, вам приходила в голову мысль, что я буду рекомендовать вас на пост главы Ведомства, когда мне придет время выйти в отставку.
— Приятно это слушать, сэр Джон.
— Но при сегодняшнем раскладе это невозможно. Пока у вас остаются хоть малейшие подозрения относительно смерти мисс Тринберг, вы, понятно, представляете для нас опасность — опасность, от которой, признаюсь, я избавлюсь любой ценой. Это вас, надеюсь, тоже не удивляет.
— Нет, сэр Джон. — Гримстер улыбнулся. — Я, честно говоря, уже сказал себе, что вы решили избавиться от меня. После выполнения этого задания, например.
Сэр Джон постучал пальцем по горлышку графина.
— Гримстер, такого отличного работника, как вы, нельзя терять из-за одних подозрений, поэтому я хочу поставить все точки над 'i'. Мисс Тринберг погибла случайно. Ведомство к ее смерти руку не приложило, могу вам поклясться. Другого способа убедить вас, кроме собственного честного слова, у меня нет. Я прошу вас поверить мне, но не только потому, что это правда, а еще и потому, что высоко ценю вас как специалиста и вообще человека. И не желаю, чтобы досадное недоразумение повредило вашей карьере в Ведомстве. К гибели мисс Тринберг Ведомство не имеет никакого отношения. Я не спрашиваю, верите вы мне или нет. Я сказал вам правду, пытаясь защитить вас. Если вы поверите, я это сразу увижу. Если нет… ну что ж, Джонни, это будет прискорбно до глупости. — Сэр Джон встал. Послышался шум подъезжавшего к дому автомобиля.
— Спасибо за все, что вы сказали, сэр Джон, — откликнулся Гримстер. — Могу я заверить вас, что всегда считал гибель Вальды случайной. Хотя сомнения, естественно, возникали. Теперь они рассеялись. Вашего слова мне более чем достаточно.
— Тогда все прекрасно, Джонни. Да, еще одно, и только между нами. Я отменяю приказ насчет Лили Стивенс. Продолжай любые опыты над ней, какие посчитаешь целесообразными, пока мы сами что- нибудь не организуем. Как только мы подключимся, для тебя найдется более интересная работа.
Позже, оставшись в своей комнате один, Гримстер задумался, почему сэр Джон пошел ва-банк, воззвал к его чувствам, дал ему слово, которое могло быть как честным, так и лживым? Гримстер, конечно, понимал: в Ведомстве он человек конченый. Какой же смысл в поступке сэра Джона, каковы мотивы этого поступка?… Вот если допустить, что и в самом деле Вальда погибла нечаянно… Возможно, работа приучила Гримстера ничего не принимать на веру. Ничто катастрофическое уже не казалось ему случайным. Чудес не бывает. Все происходит умышленно. Однако бывают и случайности, но с ними так трудно свыкнуться… Гримстер еще долго сидел, размышляя о Вальде и сэре Джоне.
Копплстоун привез досье на Билли. Гримстер прочел его после ужина у себя в гостиной. Уильям Прингл, тридцати трех лет от роду, владел в Хай-Вайкомбе небольшим магазином по продаже птиц и тропических рыбок. Его отец, в прошлом священник, жил в Линкольншире. Прингл учился в Аундле, потом в колледже Клэр в Кембридже. Ни определенных занятий, ни каких-либо других, кроме магазина, источников дохода у него не было. А хозяином зоомагазина он стал менее полугода назад. До этого перепробовал множество профессий, строил дома и дороги, немного работал младшим преподавателем подготовительной школы в Эссексе. Женат не был, под судом и следствием не состоял.
Гримстер сразу раскусил Прингла. Зоомагазин был для него лишь отдушиной. Отец Уильяма, видимо, сделал все, чтобы дать сыну образование, но Прингл-младший вышел из Кембриджа, не имея ни малейшего желания заниматься тем, чего ждали от него родители. Переходил с работы на работу. Таких сотни, выходцев из обеспеченных и респектабельных семей, опустившихся до положения полубродяг. Лишь один интересный момент был в биографии Прингла. Пять лет назад, когда умерла мать, он унаследовал все ее сбережения. Они составляли семь тысяч фунтов. Большую часть этих денег он вложил в компанию Диллинга по производству электронных приборов и после ее банкротства стал главным кредитором Гарри. В досье не указывалось, где и когда они познакомились. «Любопытно, — подумал Гримстер, — Диллинг выплачивал Билли в счет долга лишь по двадцать фунтов в месяц». Диллинг умер, оставив пять тысяч фунтов наличными, но завещал их Лили все до пенса. Было бы вполне естественно оставить Принглу хоть что-нибудь. Хотя, конечно, Прингл мог занять у Диллинга крупную сумму еще до получения наследства, и они могли прийти к соглашению, что потеря капиталовложения Прингла сводит этот долг на нет. И все же в их дружбе было что-то непонятное. Может быть, дело в том, что составлявшие досье лично не встречались с Принглом. Если его расспросить, возможно, выяснится немало интересного. Однако Гримстер сомневался, что Билли ему поможет. Прингл явно был лишь приятелем Диллинга, а не деловым партнером. И денежные расчеты они, наверняка, давно уладили.
Хотя было поздно, Гримстер, взяв досье, пошел посоветоваться с Копплстоуном. Сэр Джон уже уехал. Утром и Копплстоун вернется в Лондон. А сейчас он был пьян и говорить о Прингле отказался.
На столе рядом с ним стояли две бутылки виски — одна полная, другая почти пустая. Копплстоун развалился в кресле, положив ноги на скамеечку. Он пил и до ужина, и за столом, и после, у себя в номере. Его лицо отекло, покраснело от выпитого, но речь оставалась связной, хотя и замедлилась. Он приветствовал Гримстера, взмахом руки предложил присоединяться. Гримстер пить отказался, но сел напротив и стал раскуривать сигару.
— Наш маленький Наполеон, — проговорил Копплстоун, — отправился дальше на запад разворачивать свои войска. Говорят — но только говорят, слышишь? — он любит жену и двух сыновей до безумия. Если увижу это воочию, потом не жаль и умереть. — Он потянулся к рюмке, хлебнул неразбавленного виски, подержал во рту и, поморщившись, проглотил.
— Успокаивает? — спросил Гримстер.
Копплстоун взглянул на него из-под густых бровей и криво улыбнулся.
— У каждого своя боль. Даже у твердого, как гранит, Гримстера. — Подражая хмельно голосу сэра Джона, Копплстоун продолжил: — «Приведите мою машину, Копплстоун. Экспериментируя с мисс Стивенс, вы, Гримстер, кажется, только спутали карты специалисту. Отвяжитесь от нее. И никаких инородцев- гипнотизеров. С ними слишком много возни. К тому же они ненадежны». Бог предполагает, а сэр Джон располагает. Тебе следовало бы знать то, что знаю я, и видеть то, что я видел. — Внезапно он расплылся в улыбке и спросил: — Не правда ли?
— Сегодня ты не в себе, Коппи. Отчего? — осведомился Гримстер.
— Вечно ты играешь в сыщика. Нет, сегодня я не просто не в себе. Сегодня я хуже, чем не в себе, и это длится уже много дней и ночей. Но мои ночи — спасибо разумному графику моей работы — принадлежат мне, слава Богу, целиком… Расскажи-ка, в чем суть гипноза. В сексуальном превосходстве, в преимуществе сильной личности?… Вперишься в жертву чарующим взглядом, и ни в чем тебе отказа нет? — кроме как в сведениях о той дурацкой пятнице. А теперь тебе запрещают работать. Шеф приказал не путать карты.
— Коппи, почему бы тебе не завязать на сегодня? Ложись спать.
— А что мне это даст, кроме снов, которые я не хочу видеть? Определенные области коры головного мозга не затормаживаются. Или все дело в спинном мозге?
— Ты, я вижу, кое-что читал.
Копплстоун кивнул:
— Да, когда стали поступать твои отчеты. Это и есть тот перстень? — Он показал на руку Гримстера.
— Он самый.