— Дай-ка посмотреть.
Гримстер поднес руку к глазам Копплстоуна. Это движение, внезапный блеск перстня и застывшее от выпитого лицо Копплстоуна подсказывали ему фантастическую идею. Конечно, Гримстер был далеко не уверен, что Копплстоуна удастся загипнотизировать. Хотя, получив власть над Лили, он иногда тешил себя этой мыслью. Ведь думал и действовал он с одной целью — подтвердить собственные иссушенные временем и пока беспочвенные подозрения. А сейчас Копплстоун предоставил ему возможность сделать это.
Непринужденно Гримстер объяснял:
— Лили смотрит на перстень, а я поднимаю его над ее глазами, приказываю следовать за ним только взглядом и потом потихоньку опускаю.
Между тем Гримстер плавно опустил руку на несколько дюймов ниже переносицы Копплстоуна, который не оторвал от перстня взгляд и так же, как Лили, опустил глаза.
— И все? — Копплстоун, не вставая, протянул руку за рюмкой.
— Все. И хотя подопечный сначала обычно сопротивляется гипнозу — из гордости или с непривычки, — каждый, в сущности, хочет погрузиться в транс. Хочет покоя, избавления от суеты… В этом все дело. — Гримстер ничуть не волновался, просто надеялся, что пьяный Копплстоун поддастся внушению, и тогда он, Гримстер, по счастливой случайности получит сведения, которых от Копплстоуна не добиться никакой хитростью. Гримстер продолжал:
— Надо следить за перстнем. Одним взглядом. Вверх и понемногу вниз, и ты чувствуешь, как веки становятся тяжелее и тяжелее, как возникает желание уснуть… отдохнуть… забыться. Глубоко-глубоко уснуть, как никогда не спал раньше…
Копплстоун пошевелился и вдруг сказал:
— Совершенная чушь… совершенная… — Но слова замерли у него на устах, когда глаза, прикованные к перстню, опустились вновь, потянув за собой и веки, а голова немного свесилась.
Спокойным, дружеским голосом Гримстер продолжил:
— Каждому хочется найти забвение или в вине, или во сне, или в исповеди… Мы оба это понимаем. На душе у нас немало такого, от чего мы не прочь ее избавить…
Гримстер видел, что Копплстоун переходит в гипнотический сон, погружается в транс точь-в-точь, как Лили. Ничуть не возбужденный тем, что стоит на пороге тайны, исполненный лишь холодного точного расчета, Гримстер, скрупулезно поддерживая равновесие между мгновенно задуманным и тут же воплощенным планом, говорил ровно и бесстрастно:
— Ты спишь. Ты хотел уснуть. Тебе хотелось обрести покой, ты обрел его, и ничто тебе уже не страшно. Ты ведь слышишь меня, Коппи? Даже во сне ты все равно меня слышишь, верно?
Копплстоун негромко вздохнул и сказал:
— Да, я слышу тебя.
— Хорошо. Очень хорошо. Это все потому, что ты хочешь мне многое сказать. То, что спрятано у тебя в глубине души и от чего ты не прочь избавиться. Разве не так? — Не прерывая разговора, он протянул руку, осторожно взял у Копплстоуна рюмку с виски и поставил ее на поднос. Потом правой рукой аккуратно устроил голову Копплстоуна на спинку кресла:
— Так лучше, правда?
— Да, так лучше.
— Тогда расслабься, ляг поудобнее. Так хорошо ты еще в жизни не спал, а когда проснешься, забудешь, что твой сон навеян мною и перстнем. Запомнишь только, что я приходил поговорить и выпить, но ты отключился прямо в кресле, а когда проснулся, меня уже не было. Ясно, Коппи?
Так монотонно, как Лили, автоматическим, лишенным чувств голосом Копплстоун ответил:
— Да, ясно.
— Хорошо. Тогда не станем торопить события. Сначала убедимся, что ты и в самом деле готов мне помочь. Вытяни правую руку вперед.
Гримстер был стреляный воробей, поэтому решил проверить, не было ли то, что он считал счастливым случаем, лишь уловкой, притворством Копплстоуна, который теперь ради личной выгоды или по приказанию сверху пытается выяснить истинные намерения Джона. Подобные испытания Гримстер еще не проводил, но абзацы из книги Вальгиези легко приходили на память.
— Поверни руку ладонью вверх, Коппи.
Тот повиновался.
— А теперь по моему приказу ты должен опустить руку, но не сможешь этого сделать. Рука не будет тебе повиноваться. Ты и двинуть ею не сумеешь. Понятно?
— Да.
— Хорошо. Опусти руку.
Рука Копплстоуна осталась на месте. Секунду по его телу бежали мышечные спазмы. Потом он взмолился:
— Не могу.
— Не волнуйся, — успокоил его Гримстер. — Это просто проверка. — С этими словами он взял со стола круглый поднос с двумя бутылками виски, рюмками и графином с водой. — Держи поднос на руке. Тебе это легко удастся. Ты его не уронишь. — Он поставил на ладонь Копплстоуну поднос, установив его так, чтобы бутылки не упали, и сказал:
— Вот так. Сейчас ты удерживаешь его без труда. Он тяжелый, но сил у тебя хватает, верно?
— Верно.
— Рука не сгибается, она совсем онемела, да?
— Да.
— Ты не можешь ею пошевелить, так?
— Так.
— И не сможешь, пока я не прикажу тебе. Понятно?
— Да.
— Хорошо. Тогда попытайся сбросить поднос.
Гримстер внимательно следил за Копплстоуном. Рука его не шевельнулась, ни один мускул даже не дрогнул. Но на мгновение левая половина лица исказилась от попытки опустить руку.
— Не могу, — признался Копплстоун.
— Хорошо. И не пытайся больше.
Даже теперь он мог обманывать Гримстера. Копплстоун был достаточно силен, чтобы удержать поднос, но через минуту и ему станет невмоготу. Гримстер решил испытать его до конца… Уж кому, как не ему, Гримстеру, было известно искусство Ведомства придавать лжи стопроцентную видимость правды. По опыту общения с Копплстоуном он знал, что тот далеко не так психопассивен, как Лили. Он умен, циничен и осторожен — более неподходящую для внушения натуру не сыщешь. Он из тех, кто, уже поддавшись гипнозу, обретает самообладание. Гримстер следил за уровнем воды в графине. Пока он почти не нарушился. Гримстер произнес наконец:
— У тебя здорово получается. И только потому, что ты мне доверяешь, хочешь помочь. Правда?
— Да, правда.
— Кто я?
— Ты Гримстер.
— Правильно, Коппи. Я Гримстер. А ты — Копплстоун, мой друг. Сейчас я задам несколько вопросов и попрошу тебя ответить на них. Ты ведь не против?
— Нет.
— Хорошо. И помни: когда очнешься, забудешь все, о чем мы говорили. Скажи, ты поддерживаешь связь с Гаррисоном?
Копплстоун без колебаний ответил утвердительно.
— Через Ведомство или минуя его?
— Минуя.
— И когда ты связался с ним?
— Около месяца назад.
