старательно скрывать свои подлинные мысли, почти искренне разыгрывать нужные чувства, произносить слова почти правдивые и убедительные, понимая: стоит сойти с подмостков, как речи и эмоции отомрут.
В спальне лампа не горела, но при свете, идущем из гостиной, он увидел Лили, лежащую спиной к нему, ее светлые волосы едва различались на подушке. Гримстер знал: она не спит. И вместе с тем понимал — девушка не шевельнется, не скажет ни слова, а будет просто лежать и ждать его. Теперь Гримстер был уверен в том, о чем последнее время подозревал: Диллинг оставил Лили богатство и ключ к нему, воспользоваться которым она могла, лишь отдавшись другому. Она пришла к Гримстеру, потому что наконец разобралась и в своих чувствах к Диллингу, и в сущности его чувств к ней. Сейчас она, по всей вероятности, ненавидит Диллинга. Лили вызывала у Гримстера жалость, иногда гнев, но не любовь, хотя Джон сознавал: в постели они смогут сыграть свои роли и станут играть их еще долго, потому что полностью понимают друг друга.
Гримстер прошел в ванную и, как обычно, принял душ, не изменил заведенный порядок, зная, что Лили ждет именно этого.
Он залез в кровать, с минуту лежал в темноте, не прикасаясь к Лили, и чувствовал, что она вся дрожит. Впервые после Вальды он лег в постель с женщиной. Эта мысль не вызвала боли. Вальды больше нет. Наконец он протянул руку и повернул Лили к себе. Она все еще дрожала, и он обнял ее. Тепло ее тела передалось ему. Гримстер тронул гладкую шею девушки и не отнял руки. Постепенно Лили перестала дрожать. Джон положил ее поудобнее, и, не сказав друг другу ни слова, они заснули.
Он проснулся рано утром, зная, что Лили тоже не спит. Они занялись любовью, а раз это была кульминация той пьесы, в которой они оба играли, их притворство потребовало такой самоотдачи, настолько захватило их, что отделить истинное чувство от хладнокровного расчета стало почти невозможно. Разум в конце концов ощутил, как разрушаются холодные замыслы в вихре обоюдного наслаждения, что волной нахлынуло на них и не спеша отступило.
Когда все кончилось, Лили протянула руку к ночнику и зажгла свет. Она посмотрела на Джона затуманенным взором и прошептала, понимая, что никакой преграды между ними отныне нет:
— Джонни, любовь моя, попробуй сейчас.
Он склонился над ее лицом, которое освещал ночник, поднял правую руку, увидел, как Лили на миг взглянула ему в глаза, заметил улыбку, тронувшую ее губы. Потом взгляд ее обратился к перстню и уже не отклонялся в сторону, а Гримстер заговорил, стараясь усыпить девушку, помочь ей найти дорогу в глубь себя, где Диллинг в похмелье страсти схоронил свой секрет, а потом запер его, приказав Лили рассказать о настоящей пятнице лишь тому, кому она отдастся по любви.
— Ты засыпаешь, Лили, — спокойно начал он, — но все равно слышишь меня, верно?
— Да, Джонни, дорогой. — Она отвечала низким расслабленным голосом с оттенком какого-то нового чувства.
— Засни крепко, Лили, — продолжал Гримстер. — Крепко-крепко, но не уходи от меня. Тебе хорошо, правда, Лили?
— Да, Джонни, — произнесла она с глубоким вздохом. На мгновение ее лицо, полуоткрытые губы наполнили Джона такой нежностью, что у него заныли мышцы спины.
— Не хуже, чем с Гарри?
— Да, Джонни.
— Ты помнишь, когда он гипнотизировал тебя в последний раз?
— Помню, Джонни.
— Когда это было?
— В тот вечер мы вернулись издалека.
— Это было в пятницу, за день до твоего отъезда в Италию, так?
— Да, Джонни.
— Ты хорошо помнишь тот день?
— Да, Джонни.
— Когда вы уехали?
— Рано, едва начало светать.
— Ты помнишь подробности? Что вы делали и куда ездили?
— Да, Джонни.
— Проснувшись, ты ничего не забудешь, хорошо? Ты будешь помнить ту пятницу, отвезешь меня туда, куда вы ездили, и расскажешь все, что знаешь. Слышишь, Лили?
— Да, Джонни.
— Ты уверена, Лили?
— Да, Джонни.
— И сама хочешь рассказать мне обо всем, не так ли?
— Да, Джонни.
— Хорошо, Лили. Через несколько минут ты проснешься и обрадуешься тому, чего мы добились.
Он наклонил голову и легонько поцеловал девушку в губы, а потом выключил ночник. После этого отодвинулся от нее, прислушиваясь в темноте к ее размеренному дыханию. Через несколько минут Лили зашевелилась. Он нащупал ее ладонь.
Из темноты, словно издалека, послышался ее голос:
— Получилось, Джонни?
— Получилось, Лили.
Она помолчала немного, потом заговорила, и каждое слово ее было исполнено почти томительного облегчения:
— О, Джонни… Как это было ужасно с моей стороны… ужасно… А теперь мне так хорошо… Ах, как хорошо. Но, Джонни, ты должен мне поверить… Просто обязан… Ни для кого другого я бы этого не сделала. Только для тебя, потому что я люблю тебя. Ты же знаешь это, Джонни. Правда?
— Конечно, знаю, Лили, милая. И ты знаешь, что я тебя тоже люблю.
Слова изливались сами собой, и не только потому, что Гримстер не хотел обидеть Лили, но еще и потому, что в нем жила благодарность, не позволявшая ни в чем отказывать ей. Правду он говорил или нет, не имело теперь для него никакого значения. Он добился заветного — нашел последнее звено в цепи, узнал истину об убийстве Вальды. Взамен он притворится кем угодно, лишь бы угодить Лили.
Он обнял ее, прижал к себе, и они вновь занялись любовью, теперь без всякого умысла, ища то полное наслаждение и удовлетворение, какое обретали друг в друге.
Глава двенадцатая
Теперь он точно знал, что делать. Сначала нужно защитить интересы Лили, а потом удовлетворить свои. Надо найти бумаги Диллинга и продать их Ведомству. Замысел сэра Джона состоял в том, чтобы завладеть ими и, уничтожив Лили, избавиться от всяких денежных обязательств. Гримстер решил, что Лили должна получить деньги, остаться в живых и жить без страха. Он более чем обязан сделать для нее все это — лишь потом он будет вправе заняться сэром Джоном. Сейчас все зависит от того, сумеет ли он продержаться в Ведомстве, пока Лили не окажется в безопасности.
На другое утро он лично позвонил сэру Джону и попросил о немедленной встрече. Получив разрешение, доехал на машине до Эксетера и там сел в поезд на Ватерлоо. Встреча состоялась в кабинете сэра Джона с окнами на Темзу. Шеф сидел, слушал рассказ о покушении Гаррисона на жизнь Гримстера: о нем он уже знал из отчета Копплстоуна — и о визите Гримстера к Принглу. Гримстер начал рассказывать, как занимался любовью с Лили и как потом с помощью гипноза выведал у нее правду о пятнице, сэр Джон закурил и снова по-птичьи затянулся. Затем Гримстер рассказал о карте, найденной в перстне, и передал сэру Джону копию, которую сделал сам, опустив слова «Que sera sera» и похожее на червя существо. (Зная, что Копплстоун работает на Гаррисона, он не мог рисковать оригиналом). Сэр Джон выслушал донесение,
