– Ушли, – вздохнул он, наконец, облегчённо.
Балабанов вытер пот со лба. Вместе с потом улетучился и хмель. Водка неведомого Сосновского оказалась слишком слабым напитком для закалённого в таёжной глуши человека.
– Может, они её разбавляют? – предположил капитан. – От Бамута Абрамовича всего можно ожидать, – легко согласился Гонолупенко, тоже не выглядевший захмелевшим.
Балабанов осмотрелся вокруг и поежился. Ночной город нравился ему ещё меньше, чем дневной. Тесные столичные дворики, через которые вёл капитана Гонолупенко, таили в себе неясную до конца опасность. С виду вроде бы обычные дома загадочно подмигивали многочисленными голубоватыми глазами-окнами. А главное, кругом не было ни одной живой души, если не считать Гонолупенко, и капитану показалось, что это неспроста. Вдруг над головой Балабанова раздался душераздирающий крик, потом зазвучали выстрелы, и, наконец, послышался хруст костей и чавканье невидимого зверя. Капитан в ужасе зашарил рукой подмышкой в поисках пистолета.
– Монстр напал на человека, – безошибочно определил Гонолупенко. – А вон там, слева, банк грабят. А наискосок, вампиры вышли на охоту.
– А милиция? – испуганно спросил Балабанов. – Где милиция? – Ну, ты даёшь, капитан, – удивился Гонолупенко. – А мы с тобой кто?
Балабанов, наконец, нащупал рукоять пистолета и обрёл утерянную било на минуту уверенность:
– Будем брать? – Да кто ж ёго нам отдаст, – махнул рукой Гонолупенко. – Костьми лягут у порога, а вынести ящик не позволят.
– Какой ящик? – спросил ошалевший от воплей, несущихся из распахнутых окон, Балабанов.
– Телевизор. – Ах телевизор, – с облегчением перевёл дух капитан. – А я-то думал… – Ты особенно не расслабляйся, – остерёг его сержант. – В городе у нас шалят не только телевизоры, особенно по ночам.
– Неужели и вампиры есть? – ахнул Балабанов. – Слухи идут разные, – уклончиво вздохнул Гонолупенко. – Инструктора-то не зря по нашу грешную душу прислали.
– А кто прислал? – насторожился капитан. – И почему Инструктор? – Может и не Инструктор, а Инспектор, – поправил Гонолупенко. – Но говорят, что больно он крут и спрос будет чинить жесткий.
– Слышал я сегодня один разговор об Инструкторе.
Гонолупенко с большим интересом внимал пересказу подслушанного Балабановым в туалете диалога между Фидоренко и Хромым. Лица серванта капитан в тёмноте не видел, но если судить по тому, что Гонолупенко замедлил шаги, информация показалась ему важной.
– Хромой-та ещё штучка, – вздохнул Гонолупенко. – Был слушок, что служит он кому-то из самого Низа.
– А кто у нас внизу? – не понял Балабанов. – Канализация? – Бери ещё ниже.
– Скажешь тоже, – покачал головой Балабанов. – На вид вполне приличный старец. – Все они приличные на вид, – гнул своё Гонолупенко. – А нутро у них гнилое.
– Не знаю, – поёжился, не смотря на ночную духоту, Балабанов. – Я ведь по нечистой силе не специалист. Может попа пригласить с крестом и кадилом? Всё-таки нечистая сила, это и по их части.
– Пригласим. Вот найдём все ходы и выходы на Лысую гору и пригласим. – Разоблачат они нас, – засомневался Балабанов. – Ну, какой из тебя Стингер? – Завтра в газетах прочтёшь какой, – хмыкнул сержант. – Подожди, – остановился Балабанов. – Ты куда меня привёл?
– К Марианне, – пояснил Гонолупенко. – Ты же к ней в квартиранты напросился. Заждалась, наверное, ведьма. Завтра по утру жду тебя у «Интернационаля», здесь недалеко.
После Гонолупенковских откровений про всякую нечисть, Балабанову почему-то расхотелось идти к распутной бабенке. И даже не потому, что он рассказам сержанта поверил, а просто предчувствие было нехорошее. И дёрнул же чёрт за язык. Другое дело, что идти Балабанову было некуда, не на вокзале же в самом деле ночевать. К тому же он обещал Инструктору разобраться с Марианной, и тот его намерения одобрил.
Пораскинув умом, капитан пришёл к выводу, что перебросили его в столицу по желанию сухощавого полковника, у которого на сибиряка, похоже, свои виды имелись. Конечно, в божественную природу Инструктора Балабанов не верил, но очень может быть, какие-то очень высокие государственные инстанции озаботились проделками Бамута Абрамовича Сосновского и его дружков и приняли соответствующее решение. Из всего увиденного и услышанного Балабанов заключил, что меры принимать самая пора, если с ними вообще не запоздали. А мы в провинции ещё удивляемся, почему у нас света нет и горючка пропала. Нет, шалишь, уж коли капитана Балабанова сюда прислали, то он офицерской чести не уронит и выведет всех нечистых на святую воду.
На первом этаже в Балабанова дважды выстрелили из пистолета. Шарахнувшись от закрытых дверей, он испуганным соколом взлетел на этаж второй, где его встретили раскатистой автоматной очередью. На третьем этаже кого-то с наслаждением душили, и хрипы жертвы заставили Балабанова ускорить ход. На вопли монстров и хохот вампиров он уже не обращал внимания – притерпелся, однако страстные придыхания на шестом этаже заставили его насторожиться. Придыхания доносились как раз из-за той двери, за которой проживала ведьма Марианна. Заинтересованный Балабанов толкнул незапертую дверь. Страстные вздохи и стоны усилились. Капитану пришло на ум, что он явился не совсем вовремя. На всякий случай Балабанов пару раз кашлянул, обозначая свое присутствие.
– Во даёт, ядрёна вошь, – неожиданно прозвучал из соседней комнаты голос Хулио-Игнасио.
В ответ послышались сопение и шорох, зато дышать страстно перестали. Балабанов воспользовался момёнтом и вошел в комнату. Какая-то неизвестная ему дама лежала на роскошном ложе в чём мать родила, а её неистовый кавалер натягивал в раздумье штаны. У стола вокруг лампы сидели Игнат с Альбертом, а Марианна поила их чаем. – Так, – со значением произнёс Балабанов. – Порнуху смотрим. – Никак нет, – доложил Хулио-Игнасио, – Исключительно еротику и по государственному, значит, каналу.
– Присаживайтесь, господин лейтенант, чай с нами пить, – вежливо пригласила Марианна.
Балабанов не заставил себя упрашивать и присоединился к компании. Облачённная в роскошный халат Марианна протянула ему чашку и глянула зелёными очами не то поощрительно, не то призывно.
– Бабка у меня до еротики охотница, – сказал Хулио-Игнасио. – А я как это дыхание услышу, так у меня астма начинается. Вот только чаем и спасаюсь. Сам- то я больше про вампиров люблю, но так, чтобы без драк. Жестокостей разных нам не надо. Выпили, значит, кровушки и тихо-мирно разошлись. А то разведут хулиганство на целый час, а о главном забудут. – О каком главном?
– Пейте чай, лейтенант Коломбо, – ласково улыбнулась Марианна, – Вампиры, это мелочь, не заслуживающая внимания.
– Почему Коломбо? – удивился Балабанов. – Я капитан, а не лейтенант. – Ну да, – кивнул головой Хулио-Игнасио. – А нас сомнение взяло – уж не Коломбо ли вы? А тут ещё этот негр-полицейский с вами. Прошла, значит, такая информация. И Хулио-Альберто, он у нас аналитик, вычислил, что вы тоже маскируетесь. И возраст взяли помоложе, и ростом подтянулись.
Тут Балабанову пришло на ум, что старик просто псих, место которому в клинике. Однако, психом был, похоже, не только Хулио-Игнасио, но и Хулио- Альберто, который настороженно косил на гостя лупатым глазом из-за толстой линзы.
– Вы должны ей помочь, Коломбо, – твёрдо сказал очкарик. – Я не Коломбо.
– Нет, мы понимаем, конечно, – кивнул головой Хулио-Игнасио. – Служба и всё такое. – Конспирация, – подсказал Хулио-Альберто.
– Вот, – радостно подхватил Хулио-Игнасио. – Но войдите же в положение матери, у которой похитили дитя.
– Какой матери? – не на шутку струхнул под упорным взглядом сумасшедшего Балабанов.
– Дитя у Марианны похитили, – солидно кашлянул Хулио-Альберто. – Давно уже, лет двадцать назад. Так вот мы и подумали, а не является ли этот ваш негр Гонолупенко сыном нашей Марианны. Папа у Марианниного ребенка тоже был негром. – Но позвольте, – возмутился чужому нескладному бреду Балабанов. – Гонолупенко уже за тридцать, а вашему младенцу сейчас двадцать.
– А говоришь, не Коломбо, – обидёлся старик. – Сразу, ядрёна вошь, всё просёк. Я предупреждал Алика, что Гонолупенко, это не наш Хуанито, а он, вишь, упёрся и ни в какую. Аналитик хренов. Расстроил женщину. А других негров у вас нет? – Нет, – твёрдо сказал Балабанов, решивший, что с психами надо разговаривать на их языке. – Виденный вами негр вовсе не сержант и не Гонолупенко. Он Стингер, известный всему миру певец. А к нам он прибыл, чтобы с нравами аборигенов познакомиться. Хотел инкогнито побыть, да где там, у нас Стингера каждая собака знает. Разоблачили его и позвали на телевидение. Завтра па ящику смотрите.
– Я же говорил, – завопил в восторге Хулио-Альберто. – Я же сразу просёк, что здесь не всё чисто.
– Может тебе, Марианночка, его усыновить? – предложил Хулио-Игнасио. – Это хоть и не наш Хуанито, но и не Киркоров какой-нибудь, а Стингер. А то, что он годами староват, так может ты себе чуток прибавить. Тебе уж который год всё, тридцать и тридцать.
– Городишь, сам не знаешь что, старый, – обиделась Марианна. – Двадцать девять мне. – А как же сынку-то двадцать? – удивился Балабанов.
– Действительно, ядрёна вошь, – почесал затылок Хулио-Игнасио. – Не совпадаем в цифрах.
– Что вы мне голову морочите, – махнула рукой Марианна. – Десять лет назад украли его у меня на Киевском вокзале.
Марианна до того расстроилась от нечуткости Хулио-Игнасио, что ушла в соседнюю комнату, искать фотографию пропавшего Хуанито.
– Тут такое дело, – доверительно наклонился к Балабанову Хулио-Игнасио. – Этого ребёнка, этого нашего Хуанито, Марианночка то ли на вокзале забыла, то ли вообще забыла родить. Память-то у неё девичья. И, вишь, никак вспомнить не может. То она от негра Хуанито родила, то от испанца, а то и вовсе от какого- то португальца. А мы с Аликом анализировали, анализировали, а всё по срокам не сходится. Ты не смотри, что Альберт у нас молчаливый. В анализах он дока. Похуже, конечно, чем Фидоренко, но много лучше Киселидзе. Да и какой из Киселидзе аналитик. Сплошное недоразумение. А Фидоренко, тот орёл! Как выдаст анализ, так ни сахара в моче, ни в крови гемоглобина.
Очумевший от разговора с явными психами Балабанов уже начал косить глазами на двери, дабы смыться по-английски, не прощаясь с хозяйкой. Однако в этот момент Марианна как раз и вернулась, без фотографии младенца правда, но с просветлённым лицом.
– Чуть не забыла, – сказала она гостям. – Через минуту начинается сериал «Дикая раза тропических джунглей». Вы, мистер Коломбо, смотрите сериалы?
– А как же, – не стал спорить с психопаткой Балабанов. – И не только смотрю, но и сам участвую.
Вообще-то Балабанов соврал, телевидение у них в таёжном районе отменили по причине идущих в стране реформ ещё лет десять назад, да так и не успели восстановить. Поэтому на экран сибиряк смотрел с большим интересом. Диких роз было целых две, хотя, не исключено, что роза была одна, но страдающая шизофренией. Во всяком случае, Балабанов к однозначному выводу на её счёт так и не пришёл, видимо не хватило аналитического дара. Дикая роза не только искала своих пропавших близнецов, но и без конца отвлекалась на торговлю прокладками с крылышками и без, да ещё и жевала какой-то «Дирол» с ксилитом. А потом на экран вылез неопознанный Балабановым Хулио с наглым заявлением, что надо-де чаще встречаться. С кем собирался встречаться этот до сих пор не появлявшийся на экране субъект, Балабанов так и не понял. Но новый Хулио ему почему-то не понравился. И хотя пил он всего лить пиво в компании двух
