вечером.
— Кто это был?
— Кажется, его зовут Рейберн. Но он только заказал дюжину бутылок шерри и через минуту-две удалился.
Доктор Фелл что-то записал. Хэдли начинал выражать нетерпение, и Беллоуз, который плохо себя чувствовал из-за длительного воздержания, заерзал на скамье.
— Насчет той ночи, — прогремел доктор Фелл. — Начнем с того момента, когда вы были в пабе «Холостяк и перчатка». Что заставило вас сменить пиво на виски и, уходя, захватить с собой целую бутылку виски?
— Да не знаю. Почему вообще люди делают такие вещи? Просто я подумал о виски и взял его.
— Да, понимаю, — подтвердил доктор Фелл. — С мыслью пойти на это место, Гриннинг-Копс, и выпить там?
— Верно. Если я приношу бутылку домой, миссис Витерсон сразу начинает приставать ко мне со своими проповедями. Она всегда поджидает меня. Надеюсь, вам это поможет, — сквозь зубы произнес Беллоуз.
— И насколько вы были пьяны? — равнодушно задал вопрос доктор Фелл.
— В дым… В стельку.
— Вы хорошо переносите опьянение?
— Нет.
— Вы отправились на Гриннинг-Копс, когда паб закрывался, — в десять вечера. Гм… да! Уселись в роще на железную скамью или на пень и начали пить виски. Ничего, я знаю, что вы об этом уже заявили. Просто расскажите, что вы помните об этом.
— Больше я ничего не могу сказать, — со скучающим видом протянул Беллоуз. — У меня в голове все смешалось, но именно это мне и нужно было. Мне смутно помнится, что кто-то со мной разговаривал, но не воспринимайте это слишком серьезно — возможно, я сам с собой говорил. Декламировал стихи или что-нибудь в этом роде. Сожалею, но это все. Следующее, что я осознал, — это что я сижу на какой-то другой поверхности, которая оказалась кожаной, и в каком-то другом месте, что оказалось коридором наверху в «Четырех входах». Вы знаете, что я сделал. Я подумал, что это такое же подходящее место, как и любое другое, чтобы поспать, поэтому улегся на диван.
— Вы можете указать, в какое это было время? Хотя бы приблизительно?
— Нет.
— В своем заявлении в полицию вы говорите… Где же оно? А, вот: «Сейчас мне кажется, что я не сразу заснул. Пока я там лежал…» Ну и так далее до описания появления фигуры в униформе. Вы уверены, что не спали?
— Нет, не уверен.
— Мне хотелось бы установить следующее, — продолжал доктор Фелл с таким упорством, что Хэдли встревожился. Каждый свистящий вздох, казалось, подчеркивал слово. — Вы отдавали себе отчет об интервале времени между тем, как вы лежали на диване, и моментом, когда увидели эту фигуру?
— Не знаю, — простонал Беллоуз, потирая тыльную сторону ладони. — Неужели вы думаете, что я не пытался припомнить? Думаю, какой-то интервал был, да. Это имеет какое-то отношение к лунному свету. Но я не уверен, какое именно. — Он прервался. — Кстати, вы юрист?
Определенно, доктор Фелл напоминал представителя этой профессии, хотя в любое другое время он бы с горячностью отверг подобное предположение.
— Значит, вы называете это полубессознательным состоянием, верно?
— Да, это, так сказать, вежливая форма определения моего тогдашнего состояния.
— Пока вы там лежали, слышали какие-нибудь звуки? Кто-то двигался или что-то в этом роде?
— Нет.
— Но что вас разбудило? Понимаете, меня интересует именно этот момент. Что-то должно было заставить вас посмотреть вверх или как-то побеспокоило вас.
— Наверное, — неуверенно согласился допрашиваемый. — У меня смутное воспоминание, будто кто-то разговаривал или шептался. Но больше ничего не могу вспомнить.
— Послушайте. Я хочу прочитать вам часть вашего заявления.
«Я бы описал его как человека среднего роста, одетого в униформу, которую можно видеть в крупных отелях вроде „Королевского багрянца“ или „Королевского пурпура“. Это была темно-синяя куртка с высоким воротником и серебристыми или медными пуговицами. В лунном свете я не очень разглядел их цвет. По-моему, обшлага куртки были отделаны красной тесьмой. Темно-красной тесьмой. У него в руках было что-то вроде подноса, и сначала он стоял просто в углу и не двигался.
Вопрос: А его лицо?
Ответ: Лицо я не разглядел, потому что там, где у него должны быть глаза, была тень или словно дыра».
Доктор Фелл опустил лист. В освещенном и теплом коридоре гостиницы, покрытом ковром, подобная фигура выглядела просто фантастично. Здесь, в отдаленном деревенском месте, это приобретало совсем другой оттенок. Кент, который раньше не был знаком с этим описанием лица, испытал чувство, сходное с тем ужасом, который его охватил, когда он увидел тело Дженни.
— Вы можете что-либо добавить, мистер Беллоуз?
— К сожалению, нет.
— Вы бы узнали лицо этого человека, если бы снова его увидели?
— Нет, не думаю. Оно было полным, как мне кажется, или такое впечатление ему придавала тень. Господи! — вскричал Беллоуз, и, к всеобщему замешательству, у него на глазах показались слезы. Похоже, слезы жалости к себе. — Кем вы меня считаете? Я был не в том состоянии, чтобы его рассматривать. Если бы у меня не было феноменальной зрительной памяти, может, я вообще бы ничего не заметил. А может, у меня вообще двоилось в глазах в тот момент.
— Успокойтесь! — встревожился доктор Фелл, оглушительно чихнув. — Здесь вы упоминаете о Голубой комнате. Это там был убит мистер Кент?
— Так мне сказали.
— А вы туда не заходили?
Беллоуз притих.
— Мне известно о тех отпечатках пальцев или о том, что их приписывают мне. Но, несмотря на это, честно говоря, не думаю, что заходил туда, даже будучи пьяным. Еще с детства я терпеть не мог ту комнату. Понимаете, это была комната моего деда. Поэтому там такая старомодная мебель, от которой я с радостью избавился, когда продал дом. Отец пугал меня дедом, чтобы приструнить, как каким-нибудь великаном- людоедом из сказки.
— И последний вопрос, мистер Беллоуз. Вы помните поднос или, скорее, подносик для визитных карточек?
— Помню, что видел его.
Доктор Фелл подался вперед:
— На нем что-нибудь лежало?
— На нем?
— Он что-нибудь нес на нем? Подумайте. Когда перед вами раскладывают множество маленьких предметов, вы их легко запоминаете. Это ваш талант. Вы должны его использовать. Лежало что-нибудь на том подносе?
Ричи Беллоуз потер лоб, уставясь на журнал, пошаркал подошвами ботинок. Ничего не произошло.
— Сожалею, — извинился он в сотый раз, — нет, может, что-то и было, но я не помню.
— Большое вам спасибо, — уныло промямлил доктор Фелл. — Это все.
Но даже теперь он не успокоился. Когда они уже выходили, Фелл вернулся задать заключенному еще один вопрос. О чем бы он ни спросил, Беллоуз отвечал решительным отрицанием. Это, казалось, немного развеселило доктора. Во время допроса замкнувшийся в себе Хэдли с видимым усилием хранил молчание. Но по дороге в Норфилд он дал волю своим чувствам.
