Последнее замечание дяди все еще звучало у нее в ушах. Сорильда спрашивала себя, как она сможет выйти за человека, пусть даже он хорош собой и великолепно держится в седле, если она бесконечно презирает его? Хотя Сорильда много читала, она была очень наивна и плохо представляла, как ведут себя люди в действительности. Когда она жила с отцом и матерью, в их доме редко обсуждались скандалы по той простой причине, что у ее родителей это вызывало скуку; у них было так много других тем для разговора, которые интересовали обоих.
Поэтому Сорильда даже не догадывалась, что в высшем свете для джентльменов вроде графа Уинсфорда обычным делом считалось множество affaires de coer13 с красивыми женщинами, которые не видели ничего позорного в измене мужу до тех пор, пока это удавалось держать в тайне. Многим пожилым государственным мужам и знатным дворянам наподобие герцога Нан-Итонского очень хотелось, чтобы в годы правления молодой королевы Виктории была забыта распущенность двух предыдущих монархов.
Да, конечно, Вильгельм IV и его жена Аделаида сделали все возможное, дабы атмосфера Букингемского дворца и Виндзорского замка стала совершенно иной, нежели та, которую породило беспутство Георга IV и его толстых и старых любовниц. Однако у короля Вильгельма было десять внебрачных детей от миссис Джордан, актрисы, поэтому многим было трудно серьезно поверить в его перерождение.
Королева Виктория казалась англичанам воплощением добродетели, ибо была очень молода, а поэтому — чиста и безгрешна. К тому же каждый знал: когда ей сообщили о том, что она станет королевой, она твердо сказала: «Я буду добродетельной!»
И принц Альберт был точно таким же. Одиннадцати лет он записал в своем дневнике: «Я твердо намерен стать добрым и полезным человеком».
Неудивительно, что при двух столь исключительных молодых людях Букингемский дворец стал иным, да и вся страна активно устремилась к пуританизму, что было полной противоположностью нарушениям приличий в эпоху правления сумасбродных дядюшек Виктории14.
Сорильда выросла в полной уверенности — ибо так говорила ей мать, — что женщины должны благотворно действовать на каждого, с кем приходится сталкиваться, но более всего они должны направлять и вдохновлять своих мужей и детей.
Читая книги по истории, а также романы сэра Вальтера Скотта и Джейн Остин, где леди и джентльмены вели примерную жизнь, Сорильда верила, что выйдет замуж тогда, когда найдет человека, которого полюбит она и который полюбит ее.
Она считала, что хоть и является племянницей герцога, не настолько знатна, чтобы ее брак устраивали по каким-то высшим соображениям, как случалось в королевских домах и семьях высшей аристократии в любой стране.
Иногда она пыталась представить себе будущего мужа и всегда видела его умным, обаятельным и любящим — таким, как ее отец.
И только когда молодая герцогиня приложила все усилия, чтобы сделать ее непривлекательной и лишить возможности встречаться даже с пожилыми мужчинами вроде друзей ее дяди, приезжавших в замок, Сорильда начала понимать, что может вообще не выйти замуж.
Ей уже виделось, что она навсегда становится рабыней капризной женщины, которая ее ненавидит, и не будет никакой возможности что-либо изменить.
Будь тетушка того же возраста, что и дядя, она могла бы умереть, но Айрис исполнилось только двадцать пять лет — она была на семь лет старше Сорильды и достаточно крепкого здоровья, чтобы пережить племянницу мужа.
«Что мне делать, мама?»— часто вопрошала девушка в ночной темноте.
Лежа в холодной спальне и слушая ветер, свистящий вокруг зубцов норманнских башен, она думала о том, что никто не придет ей на помощь, ведь даже мать ее покинула.
И вот теперь нежданно-негаданно дверь ее темницы отворилась, и она могла выйти оттуда; пусть не так, как ей хотелось бы этого, но все равно это было освобождение.
Сорильда попыталась молиться, но не находила слов.
Она лишь ощущала сильное беспокойство, скорее даже какой-то необъяснимый страх, и мучительную тревогу по поводу предстоящего завтра разговора с тетушкой.
«Она не захочет, чтобы я выходила замуж за графа», — подумала она и мгновенно с удовлетворением осознала, что Айрис ничего не в силах изменить.
— Свадебное платье тебе ни к чему, — заявила герцогиня Сорильде голосом резким, словно удар кнута: она говорила таким тоном с первого момента их утренней встречи.
Сорильде было неизвестно, что произошло между мужем и женой после того, как они отправились спать, но когда перед самым полуднем герцогиня спустилась вниз, красота ее явно поблекла, под глазами залегли темные круги. Сорильда подозревала, хотя и не могла проверить, так ли это, что герцог ночевал один в своей спальне.
Во всяком случае, с раннего утра он отправился кататься верхом.
Сорильда предвидела такую возможность и поэтому не пошла, как обычно, в конюшню. Вместо этого она оставалась в постели до прихода служанки, размышляя о том, что прошлой ночью ей, должно быть, привиделся страшный сон и такого никогда не могло случиться на самом деле.
Однако стоило ей только услышать, каким тоном заговорила с нею герцогиня, и она поняла: это все правда, и теперь ее тетушка вне себя оттого, что она выходит замуж за графа. — Но если у меня не будет свадебного платья, да и шить его явно некогда, что же вы предлагаете мне надеть? — спросила Сорильда. «— Все что угодно! Не воображаешь же ты, что граф будет смотреть на тебя!
Герцогиня произнесла это со злостью, но тут же через плечо оглянулась на дверь, словно боялась, что ее кто-то услышит.
Они были одни в гостиной. Герцог, вернувшийся после верховой прогулки, немедленно отослал с грумом в Лондон письмо с извинениями за то, что не присутствовал на собрании, куда его пригласила сама королева.
— Не могу понять, почему ты не сказала своему дяде, что не хочешь выходить замуж, — вновь заговорила герцогиня.
— Вы полагаете, он бы меня послушал?
— Я вот что подумала… — продолжала герцогиня, словно бы и не слышала, — ты могла бы сказать ему, что религиозные убеждения не позволяют тебе выйти замуж за столь светского человека. — Она помолчала и добавила:
— Или почему бы тебе не сказать, что ты подумываешь об уходе в монастырь?
— Потому что это не правда.
Сорильда взглянула на герцогиню, прямо в глаза, и вдруг поняла, что больше ее не боится.
До сих пор она в страхе съеживалась всякий раз, когда Айрис заговаривала с ней пренебрежительным резким тоном, от чего у нее возникало ощущение собственной незначительности.
Но в этот миг страх ее исчез, и она обнаружила, что больше не боится, ибо теперь у нее есть выход.
— Я отказываюсь, — твердо произнесла Сорильда, — совершенно и безоговорочно отказываюсь выходить замуж в одном из этих отвратительных унылых платьев, которые вы заставили меня носить с тех пор, как вышли замуж за дядю Эдмунда.
Герцогиня была поражена.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать! — со злостью воскликнула она. — Отправляйся к дяде и скажи ему то, что я тебе велела. Может быть, тогда удастся отменить эту кошмарную свадьбу.
— Даже если я и не выйду замуж за графа, — ответила Сорильда, — едва ли вам удастся встретиться с ним снова. Герцогиня зашипела от ярости и с размаху ударила девушку по щеке.
Для Сорильды это явилось полной неожиданностью; она пошатнулась от удара и очень тихо сказала:
— Если вы сделаете это еще раз, я пойду к дяде Эдмунду и скажу ему правду.
