Сила безмолвия (перевод 2001 И.Старых)

видел. – Ты исчерпал почти всю свою энергию. Сдерживай себя. Воину необходим фокус. На кой черт ему крылья на светящемся коконе?

Он сказал, что повышенное осознание похоже на трамплин. Из него можно совершать прыжок в бесконечность. Он подчеркивал снова и снова, что, когда точка сборки оказывается смещенной, она затем либо возвращается в положение, очень близкое к прежнему, либо продолжает двигаться в бесконечность.

– Люди не подозревают о странной силе, которую несут в себе, – продолжал он. – Вот сейчас, например, у тебя есть способ достичь бесконечности. Если ты будешь дальше так же бестолково вести себя, то можешь сдвинуть свою точку сборки в такое положение, откуда нет возврата.

Я понял опасность, о которой он говорил, или вернее, физически ощутил, что стою на краю пропасти, и еще один шаг – и я неминуемо свалюсь в нее.

– Твоя точка сборки сдвинулась в повышенное осознание, – продолжал он, – потому что я одолжил тебе свою энергию.

Мы молча ели простую пищу. Дон Хуан запретил мне пить чай или кофе.

– Когда ты пользуешься моей энергией, – сказал он, – ты не находишься в своем собственном времени. Ты находишься в моем. А я пью воду.

Когда мы вышли и направились к моей машине, меня слегка качало, и я едва не потерял равновесие. Это ощущение было похоже на то, когда впервые надеваешь очки и пытаешься в них ходить.

– Возьми себя в руки, – сказал дон Хуан улыбаясь. – Там, куда мы идем, тебе придется действовать исключительно точно.

Он сказал, чтобы я ехал через границу в соседний с Нога-лесом город в Мексике. Во время езды он все время давал мне указания: какую улицу выбирать, когда делать правый, а когда левый поворот и с какой скоростью ехать.

– Я знаю эту местность, – сказал я довольно раздраженно. – Скажи мне, где ты хочешь выйти, и я высажу тебя там. Как водитель такси.

– О'кей, – сказал он. – Высади меня, пожалуйста, на Хранимой-Небесами-авеню, 1573.

Я не знал такой улицы, если только она вообще существовала. Я подозревал, что он только что придумал это название, чтобы сбить меня с толку, и промолчал. Его улыбающиеся глаза насмешливо блестели.

– Самовлюбленность – настоящий тиран, – сказал он. – Мы должны трудиться не жалея сил, чтобы развенчать ее.

Он продолжал указывать мне дорогу и наконец попросил меня остановиться у одноэтажного светло-бежевого дома, причем по возможности подъехать поближе.

В этом доме было что-то, немедленно привлекшее мой взгляд: его окружал толстый слой гравия цвета охры. Массивная входная дверь, поднимающиеся окна и отделка дома тоже были цвета охры, как и гравий. Все видимые окна были закрыты венецианскими шторами. Судя по всему, это был обычный пригородный дом, принадлежащий представителю среднего класса.

Мы вышли из машины. Дон Хуан пошел вперед. Он не постучал и не открыл дверь ключом, но мне показалось, что, когда мы подошли к дому, дверь сама по себе бесшумно открылась, повернувшись на хорошо смазанных петлях.

Дон Хуан быстро вошел, не приглашая меня. Я сам последовал за ним. Мне было любопытно узнать, кто же открыл нам дверь изнутри, но там никого не было.

Интерьер дома был успокаивающим. Не было ни картин на ровных, абсолютно чистых стенах, ни люстры, ни книжных полок. Золотисто-желтый кирпичный пол составлял приятный контраст с белыми стенами. Мы находились в небольшом тесном холле, который переходил в просторную гостиную с высокими потолками и кирпичным камином. Половина комнаты была полностью пустой, но в другой части комнаты, ближе к камину, полукругом расположилась дорогая мебель: две большие бежевые кушетки в центре, а по бокам два кресла, обтянутые тканью того же цвета. Посередине стоял тяжелый круглый дубовый кофейный стол. Судя по увиденному мною в этом доме, живущие здесь люди должны быть зажиточными, но бережливыми. Они, очевидно, любили посидеть у огня.

В креслах сидели двое мужчин лет пятидесяти-шестиде-сяти. Когда мы вошли, они поднялись из кресел. Один из них был индеец, другой – латиноамериканец. Дон Хуан представил вначале индейца, который находился ближе ко мне.

– Это Сильвио Мануэль, – сказал дон Хуан. – Он – самый могущественный и опасный маг моего отряда, да и к тому же самый таинственный.

Черты Сильвио Мануэля были как будто с фресок майя. У него был бледный, почти желтоватый цвет лица. Я подумал, что он похож на китайца. Глаза его были раскосыми, но без монгольских складок. Они были большие, черные и сияющие. Он был безбородый, с черными, как смоль, волосами, в которых кое-где проблескивала седина. У него были высокие скулы и полные губы. Ростом он был приблизительно пяти футов и семи дюймов. Он был худощавый, жилистый. Одет он был в желтую спортивную рубашку, коричневые брюки и тонкий пиджак бежевого цвета. Судя по одежде и манере держаться, он скорее был похож на мексиканца.

Я улыбнулся и протянул Сильвио Мануэлю руку. Но он не принял ее, а лишь небрежно кивнул.

– А это Висенте Медрано, – сказал дон Хуан, поворачиваясь к другому мужчине. – Он самый знающий и старейший среди моих товарищей. Он самый старший не по возрасту, а по тому, что он был самым первым учеником нашего бенефактора.

Висенте кивнул так же небрежно, как и Сильвио Мануэль, и так же не сказал ни слова.

Он был немного выше Сильвио Мануэля, но такой же худощавый. Кожа на его лице была белой и нежной, он носил тщательно подстриженные усы и бороду. Черты его лица были очень мягкими: прекрасной формы тонкий нос, маленький рот с тонкими губами. Густые темные брови составляли контраст с седеющими шевелюрой и бородой. У него были карие сияющие глаза, смеющиеся, несмотря на хмурое выражение лица.

На нем был консервативный льняной зеленоватый костюм и спортивная рубашка с открытым воротом. Он был или мексиканец, или американец. Я подумал, что он, должно быть, и является хозяином дома.

В отличие от них, дон Хуан выглядел как индеец-пеон. Его соломенная шляпа, стоптанные башмаки, старые брюки цвета хаки и шотландская рубашка были такими, как у какого-нибудь садовника или чернорабочего.

При наблюдении за ними у меня появилось ощущение, что дон Хуан маскировался. У меня возник образ из военной тематики, как если бы дон Хуан был старшим офицером, который руководил тайной операцией, офицером, который, как ни старался, не мог скрыть властного выражения своих глаз.

А еще мне показалось, что все они были примерно одного возраста. Хотя дон Хуан казался гораздо старше остальных, но при этом был бесконечно более крепким.

– Я думаю, вы уже знаете, что Карл ос индульгируех больше, чем кто бы то ни было, – сказал дон Хуан с самым серьезным видом. – Он любит это даже больше, чем наш бе-нефактор. Я уверяю вас, что если и существует человек, который относится к индульгированию серьезно, – так это он.

Я засмеялся, но только я один. Эти двое мужчин наблюдали за мной со странным блеском в глазах.

– Безусловно, вы составите незабываемое трио, – сказал дон Хуан. – Самый старший и самый знающий, самый опасный и самый могущественный – и чемпион по индульгированию.

Они тут же засмеялись и внимательно изучали меня, пока я не почувствовал себя неловко. Тогда Висенте нарушил молчание.

– Не пойму, зачем ты притащил его в дом, – сказал он сухим резким тоном. – Он нам ни к чему. Отведи его на задний двор.

– И привяжи его там, – добавил Сильвио Мануэль. Дон Хуан повернулся ко мне.

– Пойдем, – сказал он мягким тоном и указал быстрым движением головы в сторону задней части