держится лишь на нескольких ключевых идеях, которые образуют его основополагающий порядок. Когда такие идеи рушатся, этот основополагающий порядок перестает действовать.

– Что это за ключевые идеи, дон Хуан? – спросил я.

– В данном случае, как и в примере с аудиторией цели-тельницы, о которой мы говорили, ключевой идеей является непрерывность, — ответил он.

– Что такое непрерывность? – спросил я.

– Это идея о том, что мы являемся затвердевшей глыбой, – сказал он. – В нашем сознании мир держится на том, что мы уверены в своей неизменности. Мы еще можем согласиться с тем, что наше поведение можно как-то изменить, что могут измениться наши реакции и мнения, но идея изменения внешности или идея возможности быть кем-то другим не является частью основополагающего порядка нашей саморефлексии. Как только маг прерывает этот порядок, мир разума останавливается.

Я хотел спросить у него, достаточно ли прекратить индивидуальную непрерывность, чтобы вызвать сдвиг точки сборки. Казалось, он предвидел мой вопрос. Он сказал, что такой перерыв является просто ослаблением сопротивления. Сдвигу точки сборки на самом деле помогает безжалостность Нагваля.

Затем он сравнил действия, совершенные тем вечером в Гуаймасе, с действиями целительницы, о которой мы говорили раньше. Он сказал, что эта целительница разбивала зеркало саморефлексии присутствовавших на ее сеансе людей с помощью серии действий, которые не имели эквивалентов в ее повседневной жизни – драматическая одержимость духом, изменение голоса, разрезание тела пациента так, чтобы были видны внутренности. Как только непрерывность идеи людей о самих себе была разорвана, их точки сборки готовы были сместиться.

Дон Хуан напомнил мне, что когда-то он познакомил меня с понятием остановки мира. Он сказал, что остановка мира является такой же необходимостью для мага, как для меня – чтение или письмо. Она заключается в том, что в ткань повседневного поведения привносится какой-то диссонирующий элемент с целью всколыхнуть обычно монотонное течение событий повседневной жизни – событий, разложенных нашим разумом по полочкам нашего сознания.

Диссонирующий элемент назывался «не-деланием», или противоположностью «деланию». Делание – это все, что является частью целого, в котором мы отдаем себе отчет. Неделание, в свою очередь, есть элемент, не принадлежащий к этому строго очерченному целому.

– Маги, будучи сталкерами, в совершенстве понимают человеческое поведение, – сказал он. – Они понимают, например, что человеческие существа являются плодом инвентаризационного списка. Знание этого или иного списка делает человека учеником или мастером в своей области.

Маги знают о том, что если инвентаризационный список среднего человека разрушается, такой человек или расширяет его, или же рушится его собственный мир саморефлексии. Обычно человек стремится включить в свой список новые темы, если они не противоречат основополагающему порядку этой описи. Однако если темы противоречат друг другу, разум человека рушится. Инвентаризационная опись — это разум. И маги принимают это во внимание, когда пытаются разбить зеркало саморефлексии.

Он объяснил, что в тот день он тщательно отобрал средства для разрушения моей непрерывности. Он постепенно преобразился в по-настоящему немощного старика, а затем, с целью усиления моей непрерывности, взял меня с собой в ресторан, где все знали его таким стариком.

Я прервал его. До меня дошло противоречие, которого я не замечал раньше. Тогда он говорил, что причиной его превращения было желание почувствовать, каково быть стариком. Это был благоприятный и неповторимый случай. Я понял это так, что никогда раньше он стариком не был. Однако в ресторане все знали дона Хуана как немощного старика, которого не раз хватал удар.

– Безжалостность Нагваля имеет много аспектов, – сказал он. – Это что- то вроде инструмента, который приспосабливают для различных целей. Безжалостность — это состояние бытия. Это определенный уровень намерения, которого достигает Нагваль. Нагваль использует его, чтобы вызвать смещение собственной точки сборки или точки сборки учеников, а также в целях сталкинга. В тот день я

вначале действовал как сталкер, притворившись стариком, а под конец я действительно превратился в немощного старика. Моя безжалостность, контролируемая глазами, вызвала сдвиг моей точки сборки. Хотя я и до этого не раз бывал в ресторане как больной старик, я действовал как сталкер, всего лишь разыгрывая роль старика. Но никогда раньше моя точка сборки не смещалась так далеко в область старости и помешательства.

Он добавил, что, поскольку он намеревался быть старым, его глаза потеряли блеск, что я и заметил немедленно. На моем лице отразилось беспокойство. То, что глаза его перестали излучать свет, было следствием использования их для намеренного перемещения в состояние старика. Как только точка сборки дона Хуана достигла необходимого положения, он смог перевоплотиться и во внешности, и в поведении, и в ощущениях.

Я попросил его рассказать подробнее об идее использования глаз для манипуляции намерением; у меня было смутное чувство, что все это мне знакомо, но даже мысленно я не мог оформить свое знание в слова.

– Все, что можно сказать по этому поводу, сводится к тому, что намерением управляют глаза, – сказал он. – Я знаю, что это так и есть. Однако, как и ты, я не могу точно выразить свое знание. Маги разрешают это противоречие, принимая нечто совершенно очевидное: человеческие существа бесконечно более сложны и загадочны, чем наши самые необузданные фантазии.

Я настаивал на том, что он до сих пор не прояснил сути дела.

– Я могу сказать лишь одно – это делают глазами, – сказал он сухо. – Не знаю как, но глаза делают это. Они притягивают намерение чем-то неопределенным, чем-то, что содержится в их сиянии. Маги говорят, что намерение проходит через глаза, а не через разум.

Дон Хуан отказался прибавить к сказанному еще что-нибудь и вернулся к объяснению моего вспоминания. Он сказал, что раз его точка сборки достигла особого положения истинной старости, все мои сомнения должны были полностью исчезнуть. Но поскольку я очень гордился своей сверхрациональностью, я немедленно попытался объяснить его перевоплощение.

– Я неоднократно повторял, что слишком большая рациональность является помехой, – сказал он. – Человеческие существа обладают очень глубоким чувством магии. Мы сами являемся частью тайны. Рациональность есть лишь тонкий наружный слой. Если мы удалим этот слой, то под ним обнаружим мага. Однако некоторые из нас с большим трудом могут проникнуть под поверхностный слой – другие же делают это с легкостью. Ты и я очень похожи в этом отношении – оба мы должны были трудиться до кровавого пота, прежде чем избавимся от саморефлексии.

Я объяснил ему, что для меня держаться за свою рациональность – вопрос жизни и смерти. Важность этого для меня только выросла, когда я стал постигать мир магии.

Дон Хуан заметил, что тогда, в Гуаймасе, моя рациональность стала для него исключительным испытанием. С самого начала дон Хуан должен был пустить в ход все известные ему средства, чтобы подорвать ее. С этой целью он начал сильно давить ладонями на мои плечи и почти пригнул меня к земле своей тяжестью. Этот грубый физический маневр послужил первым толчком для моего тела. В сочетании со страхом, вызванным разрушением непрерывности, такой прием пробил стену моей рациональности.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату