странного.
Сингаэль подошел к ним. Она затаила дыхание.
— Да приветствует тебя Джад, — сказала Кендра.
Он прошел мимо нее. Даже не взглянул в ее сторону. Прямые волосы до плеч, карие глаза. Ее ровесник, догадалась она. Невысокий, хорошо сложен, у пояса меч.
Он опустился на колени рядом с Ательбертом, который лежал неподвижно, свернувшись клубком, словно младенец, все еще прижав ладони к промежности. Она стояла достаточно близко и услышала, как ее старший брат прошептал с закрытыми глазами:
— Помоги мне, сингаэль. Небольшой розыгрыш. Скажи Джудит, что я умер. Хакон тебе поможет.
Сингаэль на секунду застыл, потом встал. Глядя сверху на наследника трона англсинов, он презрительно бросил:
— Ты не того выбрал для игры. Не нахожу ничего забавного в том, чтобы сообщить кому-то, что его брат умер, и я скорее соглашусь вечно гореть в аду, прежде чем позволю эрлингу помочь мне… в чем угодно. Возможно, ты предпочитаешь есть и пить с ними, англсин, но некоторые из нас еще помнят их казнь кровавого орла. Скажи мне, где похоронен твой дед, сын Элдреда?
Кендра поднесла ладонь ко рту, сердце ее глухо стучало. За лугом в утреннем свете Джудит стояла с Сейнионом Льюэртским, она ничего не слышала. Они были похожи на картинку из священной книги, любовно и набожно освященную клириками. Часть другой картины, другого текста, не этого.
Этот текст, в котором были они, не священный. Хлесткость слов сингаэля почему-то усиливала музыкальность его голоса. Ательберт, который вовсе не был просто шутником, открыл глаза и посмотрел вверх.
Хакон покраснел, как всегда, когда выходил из себя.
— Мне кажется, ты оскорбляешь и принца Ательберта, и меня по своему невежеству, — произнес он с достоинством. — Берешь свои слова обратно или мне придется проучить тебя, во имя святого Джада? — Он взялся за рукоять меча.
Младшая дочь Элдреда отличалась более мягкими манерами, чем ее сестра, и поэтому ее считали более мягкой (но не братья и сестры). Однако с ней сейчас происходило нечто странное. Чувство, внутреннее ощущение… присутствие. Она не понимала, тревожилась, злилась, ей что-то угрожало. Темнота при солнечном свете была здесь, рядом.
Сжав кулаки, она подошла к брату, к их давнему другу и к этому самонадеянному сингаэлю, кем бы он ни был, и, когда незнакомец повернулся к ней, она замахнулась обутой в сапог ногой, чтобы ударить так же, как Джудит ударила Ательберта.
Но результат получился другим. Этот человек не стоял с закрытыми глазами, он был в состоянии повышенной готовности, порожденной яростью и путешествием в незнакомую страну.
— Кафал! Стоять! — хрипло приказал он, и в ту же секунду, когда пес отступил, сингаэль ловко отпрянул в сторону и схватил ступню Кендры, наносящую удар. Он остановил ее ногу на высоте талии. Потом поднял еще выше.
Она падала. Он хотел, чтобы она упала.
И упала бы, если бы не подоспел другой человек, постарше, быстро ее подхвативший. Она не слышала, как подошел священник. Она осталась в этой позе: одна нога в руках у одного сингаэля, а тело поддерживал сзади другой.
Разъяренный Хакон прыгнул вперед.
— Вы, свиньи! — рявкнул он. — Отпустите ее!
Младший повиновался с готовностью, что было приятно. Затем, что было менее приятно, сказал:
— Простите меня. Каким было бы правильное поведение в данном случае? Позволить эрлингу научить меня учтивости? Я не хотел вырезать ей легкие. Как следует поступить человеку, когда женщина так роняет в его глазах свое высокое происхождение? Принять предложенный удар?
Хакону пришлось трудно, так как он не находил достойного ответа и совсем не понимал, почему Кендра так поступила.
— С превеликим удовольствием прикончу тебя, — продолжал сингаэль своим абсурдно красивым голосом, который, по-видимому, всем им достается в дар, — если ты считаешь, что здесь речь идет о защите чести.
— Нет! — быстро возразила Кендра, и одновременно Сейнион Льюэртский отпустил ее локти и повернулся к своему спутнику.
— Принц Алун, — произнес он голосом, похожим на кованый металл, — ты здесь в качестве моего спутника и телохранителя. Я полагаюсь на тебя. Помни об этом.
— И я буду защищать тебя ценой жизни от языческого отродья, — ответил молодой сингаэль. Слова были грубыми, тон сверхъестественно мягким, ровным. “Ему все равно, — подумала вдруг Кендра. — Он хочет умереть”. Она не имела ни малейшего представления, откуда ей это известно.
Хакон обнажил меч и сделал шаг.
— Мне надоели эти слова, — с достоинством произнес он. — Сделай, что сможешь, во имя Джада.
— Нет. Простите меня, оба, но я вам запрещаю. Это произнес Ательберт, уже стоя, ему явно было больно, но он делал то, что нужно. Он встал, пошатываясь, между Хаконом и сингаэлем, который еще не обнажил свой меч.
— А! Прекрасно! Ты все-таки не умер, — с насмешкой сказал тот, которого, очевидно, звали Алун. — Давайте отпразднуем это, сделав кому-нибудь кровавого орла.
В тот же момент, возможно, в самый удивительный момент этой крайне неприятной встречи, Сейнион Льюэртский шагнул вперед и нанес короткий, сильный удар сжатым кулаком в грудь своего молодого спутника. Верховный священнослужитель сингаэлей не принадлежал к типу мягких, сдержанных людей. Этот удар заставил молодого человека пошатнуться и чуть не сбил его с ног.
— Хватит! — приказал Сейнион. — От имени твоего отца и от моего собственного. Не заставляй меня пожалеть о любви к тебе.
Кендра запомнила эти последние слова. И то, что пес даже не шелохнулся, несмотря на нападение на своего хозяина и боль в голосе Сейниона. Ее чувства, казалось, неестественно обострились, она вся напряглась, предвидя какую-то угрозу. Она смотрела, как молодой сингаэль выпрямился, медленно поднес руку к груди, потом убрал ее. Тряхнул головой, словно для того, чтобы в ней прояснилось.
Он смотрел на Сейниона, как видела Кендра, игнорируя клинок Хакона и вмешательство Ательберта. Джудит хранила молчание, что было для нее необычно, стоя рядом с Гаретом, который вел себя как обычно, то есть внимательно наблюдал.
Двое слуг сингаэлей остались у реки. Кендра подумала, что все еще не закончилось утро, лето, солнечный день и они находятся к юго-западу от Эсферта. В мире прошло совсем мало времени.
— Ты видишь, что мой меч все еще в ножнах, — наконец произнес Алун тихо, обращаясь к Сейниону. — Там он и останется. — Он повернулся к Кендре, чем удивил ее. — Ты не пострадала, госпожа?
Ей удалось покачать головой.
— Приношу извинения, — сказала она. — Я на тебя напала. Ты оскорбил друга.
Тень улыбки.
— Я так и понял. Очевидно, это неразумно в твоем присутствии.
— В присутствии Джудит еще хуже, — заметила
Кендра.
— Вовсе нет! Только когда… — начала Джудит.
— Кровь и боль Джада! — воскликнул Гарет. — Хакон! Меч в ножны!
Хакон сразу же повиновался, затем повернулся вместе с остальными и увидел причину приказа. Он с трудом сглотнул.
— Отец! — воскликнула Джудит таким голосом, что можно было действительно поверить, будто она просто в восторге и не чувствует ничего, кроме удовольствия. Она сделала шаг вперед и присела в
