припомнил кое-что еще: Финн, который в те дни, как казалось ему, знает все на свете, говорил ему, что его мать была королевой. Это знание все запутывало еще больше. Он с трудом глотнул. Он чувствовал себя ребенком.
— Все равно, — говорил Курдадх Ланселоту. — Пусть даже ты лежал там, ты смертен, мастер меча. Ты готов умереть за сына Ракота Могрима?
— Я ведь здесь, — просто ответил Ланселот, и бой начался.
Глава 8
Его секретарь, решил Шальхассан из Катала примерно в тот же момент, не рожден для военной жизни. Разиэль верхом на коне был всего лишь бледной тенью — почти в буквальном смысле слова — самого себя, весьма квалифицированного секретаря. Верховный правитель уже дважды был вынужден прекращать диктовку и ждать, пока Разиэль лихорадочно шарил в чересседельной сумке, чтобы сменить сломанное стило. В ожидании Шальхассан пропускал сквозь пальцы свою длинную, завитую бороду и оглядывал залитую луной дорогу перед стремительно несущейся колесницей.
Они находились в Бреннине, на дороге из Сереша в столицу, и неслись при лунном свете во весь опор, потому что война требовала от мужчин таких вещей. Стояла теплая летняя ночь, хотя ближе к концу дня Сереш зацепило хвостом сильной бури, когда он и набранное им пополнение из Катала переправлялись через реку.
Разиэль достал стило и тут же уронил его, пытаясь перехватить поводья коня. Шальхассан ничем не выдал своей реакции. Твердо стоя обеими ногами на земле Разиэль довольно неплохо справлялся со своими обязанностями, и Шальхассан был готов, в разумных пределах, допустить нынешнее отклонение от его безупречной компетентности. Махнув рукой, он отпустил секретаря, позволив ему занять свое место в рядах. С записями можно подождать до того момента, когда они доберутся до Парас Дерваля.
Они были уже недалеко. Шальхассан с неожиданной ясностью вспомнил тот последний раз, когда он ехал по этой дороге на восток во главе армии. Стоял зимний день, блистающий, словно алмаз, и его встретил на дороге принц в белом меховом плаще и белой шляпе с красным пером дьены, ярко выделяющимся на фоне снега.
А теперь не прошло и двух недель, как снег полностью исчез, а сверкающий принц обручился с дочерью Шальхассана. И уплыл в море; в Сереше не было ничего известно о судьбе корабля, который отправился на Кадер Седат.
О Верховном правителе известия были: он двинулся на север во главе армии Бреннина и той части армии Катала, которая уже была с ним, в ответ на призыв магического кристалла из Данилота в ту самую ночь, когда «Придуин» подняла паруса. Шальхассан коротко кивнул вознице и крепче ухватился за передний бортик, когда они помчались быстрее. Он знал, что в этом нет необходимости. Похоже, что он и этот второй контингент войск опоздают и на этом этапе могут стать лишь арьегардом, но ему хотелось увидеть канцлера Горласа, чтобы в этом убедиться, и еще он хотел видеть дочь.
Они быстро мчались при лунном свете. Очень скоро он оказался в Парас Дервале, и его прямо в дорожной пыли, так как он не позволил себе роскоши потратить время на переодевание, проводили в освещенный факелами Большой зал дворца, где стоял Горлас, на одну предписанную ступень ниже пустующего трона. Канцлер поклонился ему тройным поклоном, что было неожиданно и польстило ему. Рядом с Горласом, и еще на одну ступеньку ниже, стоял еще один человек, который также поклонился, столь же почтительно, хотя и гораздо менее вычурно, что было понятно, принимая во внимание личность этого человека.
Затем Тегид из Родена, посредник принца Дьярмуда, доложил Верховному правителю Катала, что Шарра уехала, и стоял, с содроганием ожидая взрыва, который должен был последовать.
Он и последовал, но то был взрыв внутренний. Страх и нарастающая ярость вспыхнули в груди Шальхассана, но на его лице ничего не отразилось. Только его голос был ледяным, когда он спросил, куда и с кем. Ему ответил Горлас.
— Она уехала вместе с Ясновидящей и Верховной жрицей, мой господин. Они не сказали нам — куда. Если мне позволено будет высказать свое мнение, они обе… все трое наделены мудростью. Я не думаю…
Он осекся под острым взглядом Шальхассана, чей взор заставлял замолчать и более искусных ораторов, чем этот. В то же время Шальхассан чувствовал, что его ярость уже исчезла, оставив только страх. Он сам никогда не умел держать свою дочь под контролем. Как он мог ожидать, что этот толстяк и напыщенный канцлер справятся лучше, чем он?
Он также очень хорошо помнил Ясновидящую и глубоко уважал ее. За то, что она совершила однажды ночью в Храме Гуин Истрат, в одиночку проникнув сквозь тьму замыслов Ракота, чтобы показать им источник зимы, он всегда будет уважать ее. Если она уехала, значит, у нее была цель, и то же относилось к Верховной жрице, которая по-своему была не менее выдающейся личностью.
Но какими бы выдающимися ни были они обе, он сомневался, что они смогли бы удержать его дочь, если она пожелала к ним присоединиться, если она приняла такое решение. «Ох, Шарра», — подумал он. В десятитысячный раз он спросил себя, мудро ли поступил, не женившись во второй раз после смерти жены. Девочке было необходимо хоть какое-то руководство, и это становилось все более очевидным.
Он поднял взгляд. Вверху, позади Дубового Трона Бреннина, высоко в стенах Большого зала светились витражи Делевана. Тот, что был за троном, изображал Конари и Колана, скачущих на север, на войну. Свет половинки луны, сияющий снаружи, серебрил их русые волосы. Ну, подумал Шальхассан, кому, как не их преемнику, молодому Верховному правителю Айлерону, вести войну, которой предстоит сейчас разразиться на северных землях. Инструкции были такими, как он и ожидал, какими они и должны были быть. Он поступил бы точно так же. Воины из Катала под предводительством своего правителя должны были остаться в Бреннине. Шальхассану и Горласу поручалось разместить их по своему усмотрению для наиболее эффективной обороны королевства.
Он медленно отвел взгляд от великолепной картины на окне. Глядя на Тегида, — контраст, достойный афоризма, — он мягко сказал:
— Не кори себя. Канцлер прав — эти трое знают, что делают. Ты можешь присоединиться ко мне, если пожелаешь, и посочувствовать своему принцу, которому придется отныне с ней справляться. Если мы останемся в живых.
Он повернулся к канцлеру:
— Я бы не отказался от пищи, милорд канцлер, и хотел бы получить для своих командиров распоряжения по размещению людей. После этого, если вы не устали, не могли бы мы с вами выпить вместе вина и сыграть партию в та'баэль? Возможно, этим и ограничится наше участие в боевых действиях, а игра по ночам меня успокаивает. Канцлер улыбнулся.
— Айлиль говорил то же самое, милорд. Я с радостью сыграю с вами, хотя должен предупредить, что я в лучшем случае не слишком азартный игрок.
— Можно мне прийти и понаблюдать? — почтительно спросил толстяк.
Шальхассан внимательно посмотрел на него.
— Ты играешь в та'баэль? — с сомнением спросил он.
— Немного, — ответил Тегид.
Верховный правитель Катала отвел назад своего единственного уцелевшего всадника, чтобы защитить королеву. И одарил противника взглядом, который заставил не одного человека подумать о ритуальном самоубийстве.
— Мне кажется, — произнес он, обращаясь больше к самому себе, чем к одному из двоих собеседников, — что меня только что разгромили весьма по-королевски.
Наблюдающий за игрой Горлас сочувственно что-то проворчал. Тегид из Родена снял мешающего всадника своим замком.
— Принц Дьярмуд настаивает, — пробормотал он, кладя взятую фигуру рядом с доской, — чтобы
