Джон Болл, беседовавший с самим собой, очень ясно произнес следующее:
— Не бойся, Долорес… Говорю же я тебе: не бойся! Я убил зверя… Я убил его. Будь совершенно спокойна!
И тотчас же он закричал страшным, хриплым голосом:
— Где Долорес? Я спрашиваю: где Долорес? И тяжело опустил голову на грудь.
— Какой зверь? — спросил Родерик.
Но несмотря на все старания, от старика не добились больше ни слова. Он плотно сжал губы, точно и не произносил ни звука.
— Послушай, Род, — сказал Ваби. — Для меня лично ясно следующее: в этой пещере произошла какая-то трагедия. Тут кроется большая тайна. Его стычка с двумя товарищами — французами Анри Ланглуа и Петером Плантом, которые прежде чем убить друг друга пытались убить англичанина, является лишь частью его необыкновенных приключений. Не менее трагические вещи произошли между ним и этой неведомой Долорес. Сейчас мы еще ничего не можем выяснить. Поэтому я предлагаю тебе снова лечь спать, а через два часа сменить меня. Это будет самое разумное.
Прошло два мучительных и крайне утомительных дня, в течение которых наши друзья медленно продвигались к Вабинош-Хоузу. Казалось, что состояние больного ухудшилось. Его все чаще и чаще, трясла лихорадка, на его смертельно бледных щеках появился яркий румянец. Сумасшедший не переставал твердить имя Долорес и говорить о каких-то чудищах, населяющих подземную пещеру. Иногда он говорил уже не о зверях, а о людях, покрытых густой шерстью и мехом, у которых пламенно горели глаза и которые бросали на каждом шагу гарпуны.
На двенадцатый день отъезда маленький отряд достиг берегов озера Нипигон и, таким образом, находился на расстоянии тридцати миль от Вабинош-Хоуза.
Ваби остался с больным, а Мукоки вместе с Родериком отправились вперед за помощью в факторию. Они выехали на пироге, и солнце стало выходить из-за соседнего леса, когда они высадились на берег на довольно небольшом расстоянии от Вабинош-Хоуза. Выскочив на сушу, Родерик тотчас же заметил тонкий, стройный силуэт, который показался из лесу. Зоркий глаз мигом признал Миннетаки. Повернувшись к Мукоки, который, в свою очередь, узнал девушку, Родерик сказал:
— Послушайте, Мукоки… Я хочу пройти дальше берегом, по самой опушке для того, чтобы захватить Миннетаки врасплох. Вы подождете меня здесь?
Индеец гримасой выразил свое полное согласие, и Родерик, как стрела, понесся вперед и скрылся в лесу.
Он едва дышал, когда, наконец, остановился на расстоянии пятидесяти ярдов от девушки. Он был скрыт деревьями, и, таким образом, Миннетаки не могла его видеть. Он издал особый свист, которому она научила его и который кроме них был известен еще только Ваби.
Услышав этот звук, девушка быстро повернула голову в ту сторону, откуда он донесся. Родерик, не показываясь, сильнее прежнего повторил свой сигнал, и тогда Миннетаки сделала несколько шагов вперед. При третьем свисте он услышал, как она произнесла пресекающимся, неуверенным голосом:
— Родерик… Род… это вы? Но, не отвечая на этот вопрос словами, юноша продолжал свистеть и, таким образом, завлекал девушку все ближе к берегу. Он видел, как она вышла из лесу и каким тоскливым выражением засветились чудесные черные глаза…
Она растерялась, не знала, что думать, что делать, как вдруг увидела Родерика и бросилась к нему навстречу.
Час спустя большая пирога, высланная из фактории, пересекала озеро Нипигон, направляясь к тому месту, где находились Мукоки, Ваби и больной,
Родерик тем временем успел ответить на тысячу вопросов, которые ему были заданы обитателями фактории.
Вытянувшиеся черты лица, громадные синяки под глазами, руки, покрытые ссадинами, а также одежда достаточно говорили о том, что он пережил со времени отъезда из Вабинош-Хоуза.
К середине следующего дня вернулась большая пирога, которая привезла остальных золотоискателей и Джона Болла.
За обедом Родерик и Ваби снова отвечали на бесчисленные вопросы. Что касается Мукоки, принявшего участие в общей торжественной трапезе, то, несмотря на всю свою молчаливость, он должен был отвечать на непрестанные и забавные расспросы Миннетаки. Родерик сидел за столом между своей матерью и девушкой и неоднократно во время обеда чувствовал легкое и упоительное пожатие крохотной ручки, которая вознаграждала его за все перенесенные и пережитые мытарства.
Когда после обеда молодым посчастливилось и они очутились наконец наедине, Миннетаки сразу заявила самым решительным и не терпящим возражений тоном:
— Родерик, это решено, не так ли? Я еду с вами! Почему у вас вдруг сделалось такое странное лицо, когда я выразила свое желание?
— Но… — пробормотал Родерик. — Я, право, не знаю, каким образом мне реагировать на это… Все это так неожиданно…
— Позвольте, позвольте! — загорелась девушка. — Не намерены же вы, Мукоки и Ваби впредь оставлять меня дома, как маленькую девочку, которая ничего не понимает и не знает. Во время нашего отсутствия я сделала все, что надо было, и, как говорят адвокаты, выиграла процесс. Моя мать после долгих колебаний выразила свое согласие. Точно так же я добилась согласия вашей матушки, с которой мы теперь самые большие друзья на свете. Магалла, наша старая прислуга-индеанка, будет сопровождать меня. Отец еще не успел определенно высказаться по этому поводу, но мать обещала воздействовать на него. Она так и заявила, что примет все необходимые и энергичные меры для того, чтобы добиться его разрешения. О дорогой Родерик, вы и представить себе не можете, как я мечтаю об этом путешествии вместе с вами и Ваби! Я только об этом и думаю, думаю целыми днями и ночами! Это будет сплошной праздник, по крайней мере, для меня!
— Ну о чем говорить! — пробормотал Родерик, который от радости почти лишился дара речи.
— К тому же, — лукаво прибавила Миннетаки, — это будет самое настоящее свадебное путешествие…
— Что такое?!
— Для Магаллы и Мукоки!
— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать?!
— Я хочу сказать, что согласие, данное этой очаровательной женщиной, сделало старого Мукоки самым счастливым человеком на всем белом свете. Несмотря на трагедию, которую он пережил в прошлом, несмотря также на глубокий траур в душе, он издавна поглядывал на Магаллу, которая вполне пришлась ему по вкусу. Оба старичка одинаково морщинистые, у них один и тот же медный цвет кожи. По-моему, трудно найти во всем мире более подходящую парочку. В этих местах очень трудно найти человека, который мог бы стать вашим товарищем и другом на всю жизнь, и вот почему, найдя его, вы должны всячески стараться не упускать его. Вы не находите, Родерик, что я вполне права?
— О, конечно, нахожу… нахожу… — произнес Родерик, покраснев до самых ушей. — Я так нахожу… то есть, я хочу сказать, что это так верно… Миннетаки, я требую, чтобы вы внимательно выслушали меня! Вы способны на это?
Но он не успел кончить своей речи, так как девушка разразилась смехом и немедленно скрылась с глаз.
В продолжение целой недели Джон Болл в буквальном смысле слова находился между смертью и жизнью. Но на восьмой день произошло некоторое улучшение, и с тех пор он стал себя чувствовать с каждым часом все лучше и бодрее. Он немного пополнел, на лице появились более здоровые краски, и время от времени в его усталых запавших глазах мелькали проблески разума. Через две недели он настолько окреп, что исчезла всякая опасность. Физически он выздоровел, но гораздо медленнее возвращались к нему умственные возможности. Однако и в этом отношении доктор не терял надежды. Мало-помалу Джон Болл начал узнавать тех, кто больше всех ухаживал за ним. Особенное внимание он уделял Родерику, и, когда бы тот ни появлялся, он делал попытку улыбнуться и очень долго задерживал в своих руках крепкую и мужественную руку юноши.
Но наибольшее волнение он проявлял при виде Миннетаки, ее матери или же миссис Дрюи. Как
