– Вы посмотрели на этот... след.
– Да.
– Ну и?..
– Это программа обмена валют – совершенно ординарная вещь в таком банке, как наш. Время от времени такие программы обновляются или выпускается новая версия. Кэйт написала этот вариант три месяца назад. Отслеживание долго работало, пока не «повесило» компьютер.
– Значит, этой программой уже пользовались?
– Да, конечно. Кэйт отправила ее в публичный файл, как только закончила.
– И?..
– Она предназначается для обмена валют. Наш банк не дает кредитов, у нас не открывают счет меньше чем на пятьдесят штук; мы не оплачиваем чеки – всем этим занимаются банки с Хай-стрит. Мы работаем с валютой. Предположим, клиент хочет поменять наличные на другую валюту – он слышал, что получит выгоду от этой операции, или ему зачем-то понадобилось сто тысяч фунтов швейцарскими франками или тугриками. Он звонит и просит совершить обмен. Программа делает эту работу, я сама писала подобные вещи. Но это – исключительно эффективная версия, Кэйт хорошо знала свое дело. В ее программе есть все, что нужно. И кое-что еще.
Дикон уставился на листы, пытаясь понять, где зарыта собака.
– Вот здесь, – показала Лаура.
– Придется вам снова пояснить.
– Компьютер запрограммирован на текущие курсы обмена. Кэйт заставляла его найти курс для данной валюты и произвести обмен. Но вот здесь появилась команда, которая изменяет инструкции: курс слегка завышается в пользу банка. На ничтожную сумму, но завышается. Разница между курсом, по которому клиент
– Где сохранить?
– В этом и заключается самое интересное. Разница идет на другой счет.
– В вашем банке?
– Да.
– Кому он принадлежит?
– Какой-то компании «Твин Уэйк». Вероятнее всего, корреспондентский счет. Совершенная бессмыслица – вроде как Джон Доу[9]в судах.
– Но кто-то же должен это знать.
– Не обязательно. Вы приходите в банк с несколькими штуками и открываете счет на имя Иуды Искариота – они это проглотят и отпечатают для вас чековые книжки. Если кто-нибудь и знает, то только Бакстон. И то не всегда.
Дикон перевернул листы, словно в другом положении они могли дать ключ к разгадке.
– След, – пробормотал он. – Именно он озадачил Кэйт.
– Да... – Лаура сидела на полу, скрестив ноги, потом встала и прошлась по комнате. – Можно мне выпить?
– Можно даже не спрашивать.
– Это не... – Она остановилась у столика с бутылками.
Он улыбнулся.
– Вы думаете, что это может быть бестактно?
Она промолчала.
– Послушайте, – сказал он, – выпивку можно найти всегда. Нет никакого смысла избавляться от алкоголя в своей квартире, если ты не живешь в безалкогольном городе с безалкогольными пабами и безалкогольными винными лавками. Я вижу спиртное каждый день. Признаюсь вам, что я начал свой путь к протрезвлению с пары бутылок скотча, вылитых в раковину. Даже в тот момент я понимал бессмысленность таких жестов. Это – как обещание, которое вы дали, но не обязаны сдержать.
Лаура налила себе скотча на два пальца и добавила немного содовой, потом снова села на пол.
– Именно след... – Она запнулась: видимо, что-то удивило ее еще больше.
– В чем дело?
– Точнее говоря, не сам след, а то, кто это сделал. И, предупреждая ваш вопрос, я отвечу «нет». Есть еще два программиста, но они вне подозрений. Дело ведь не только в том, кто имел доступ к резервной копии. Я знаю их обоих, я работала с ними.
– У Потрошителя из Йоркшира тоже была жена, – сказал Дикон.
– Перестаньте, Джон! Я серьезно.
– Допустим. И кто же тогда?
Лаура на минуту задумалась. Она положила голову на руки так, что были видны только глаза и кончик носа. Этот милый детский жест был очарователен.
– Кто-то, имевший доступ. Кто-то, умеющий программировать. Кто-то, у кого было специальное задание. Кто-то, знавший о программе обмена валют.
– Кто-то, имевший доступ. – Дикон выбрал наиболее важное условие.
Лаура продолжила свои рассуждения:
– Я не подвергаю сомнению вашу логику. Но я целыми днями общаюсь с этими людьми на протяжении долгого времени. Для того, кто их не знает, – в данном случае для вас, – такой вывод будет наиболее логичным. Но это не так. Я ведь не говорю, что они не кладут свои личные письма в тележку с исходящей корреспонденцией и не пользуются служебным телефоном, чтобы заказать билеты в театр... Вы же доверяли моей интуиции раньше. Поверьте мне и сейчас.
– Кто еще мог догадаться о значении слова «след» в дневнике Кэйт? – спросил Дикон. – И кто знал, как получить доступ в ее личный файл, прочитать программы и понять их? Кто имел возможность работать за ее терминалом в сверхурочные часы – причем работать долго – и унести домой кучу распечаток? Кто вычислил искажения вот в этом... – показал он на листы, – и понял, что они означают?
– Да, – сказала она. – Это
– Однако это сделал кто-то, имевший доступ.
– Ну хорошо. – Лаура откинула назад волосы и сжала щеки ладонями. – На самом деле все могло выглядеть гораздо проще. Это сделано не в рабочее время: нет удобного момента. Кем-то, умеющим программировать, о ком я не знаю. И никто не знает. Значит, кем-то, работающим в другой должности.
– И этот кто-то появился там специально, чтобы подправить программу. Секретарша, – перечислял Дикон наугад, – кассир...
– У нас нет кассиров! Я же говорила вам: это не такой банк.
– Тогда не знаю. Может, бухгалтер... Кто у вас там есть еще?
– Клерки, помощники менеджера, Бакстон...
– Значит, Бакстон.
– Он не умеет программировать.
– Кто это сказал?
– Я знаю это, Джон. Я видела, как он смотрит на программу. Он – управляющий, и этим все сказано. А мы ищем кого-нибудь, кто мог бы, подобно мне, проникнуть в файл Кэйт, понять назначение программы и суметь подправить ее. Ничего не получится, если действовать наобум, – этому надо учиться, практиковаться, короче, быть связанным с программированием. Поэтому, рассуждая логически, преступник должен был быть программистом.
– Но ведь вы категорически...
– Да, именно. Проблема в том, что днем больше никто не имеет доступа к компьютеру. Клерк или секретарша не могут просто так сесть за терминал и начать возиться с ним или остаться после работы, не рискуя вызвать подозрения. Для начала возьмем охранников... – Она остановилась.
– Охранники, – повторил Дикон. – Или уборщики. У вас есть уборщики?