парни уже стояли за его спиной.
– Тебе пора домой, приятель.
Они подвели его к двери и поставили на верхнюю площадку лестницы. Он хотел вернуться в бар, но они развернули его в противоположную сторону. Дикон освободился и попытался пройти между ними, толкнув одного из них ладонью в грудь. Парень устало улыбнулся, отошел на один шаг, ссутулился и сильно ударил Дикона в солнечное сплетение. Тот упал на колено, ощерился и задышал часто-часто, как человек, втихомолку смеющийся над сальной шуткой. Когда он немного оправился, парни отнесли его вниз и выкинули наружу.
На улице народу стало меньше: компании и пары влюбленных куда-то подевались, остались только одиночки. Все шли молча, кроме тех, кто разговаривал сам с собой. Дикон потерял способность передвигаться на большие расстояния, теперь он сосредоточивал внимание на каком-нибудь относительно близком объекте, добирался до него, потом нацеливался на новый предмет – машину, подъезд, фонарь – и устремлялся к нему, описывая немыслимые кривые. Он пошел через дорогу, не глядя по сторонам, и мотоциклисту пришлось наклониться сначала направо, потом налево – как слаломист объезжает препятствия. Дикон ощутил сильную воздушную волну рядом с собой, но не понял, что это было. От громкого тарахтения двигателя его голова наполнилась шумом и звоном. Он добрался до противоположной стороны улицы, прошел несколько шагов, потом неожиданно для себя сел. Через некоторое время он встал и пошел дальше, с трудом передвигая ноги по качающейся под ним мостовой.
– Зачем вы рассказали ему?
Лаура сидела около телефона, а Мэйхью расположился в противоположном углу гостиной.
– Я не хотела говорить и долго сдерживала себя.
– В этом вы были правы.
– Мне очень жаль.
– Лаура, я не виню вас.
Мэйхью подпер подбородок руками. Его бицепсы напряглись, и от этого казалось, что он никогда не знает покоя.
– О чем вы думаете?
Мэйхью пожал плечами.
– Его машина стоит у дома.
– Знаю.
– Вы сказали ему, с кем виделась Мэгги?
– Она никогда не говорила мне об этом.
– Впрочем, я не думаю, что это имеет значение.
Она услышала в его голосе оттенок недоверия.
– Я не знаю, я действительно не знаю. Не думаю, чтобы имя сыграло какую-то роль, если бы Мэгги решилась назвать мне его. В любом случае я не хотела этого. Я не хотела быть ее наперсницей и никогда не давала согласия на это. От меня не требовалось самой что-то выдумывать, Мэгги только просила меня не противоречить ее лжи. Меня не очень волновало... – Она оборвала себя.
– Тем не менее вы согласились.
– Не совсем так. Впрочем, да. – Она пожала плечами. – Я почти не знала Джона. Мы встречались всего пару раз. Мэгги сказала это только на тот случай, если он упомянет... и чтобы я не... – Ее голос пресекся. – Я не знала его тогда.
– А теперь вы знаете.
По тону его голоса она догадалась, что он ее понял. Она кивнула, и он расплылся у нее в глазах. Он оставил без внимания ее слезы: он не мог ни утешить, ни успокоить ее.
– Вы можете найти его?
– Я попытаюсь. Есть несколько мест, где можно посмотреть.
– Он подвергается опасности, находясь вне дома.
– Вы знаете об Архангеле?
– Да. – Пока что это была единственная важная информация, которой они обменялись.
Мэйхью приготовился встать.
– Я выберу время. Сейчас уже поздно. Он, наверное, залег на дно. Вы хотите, чтобы я вам позвонил?
– Если найдете его. В противном случае не надо.
– Не беспокойтесь, – раздумчиво сказал он, нащупывая ключи от машины.
– Я помню случай, – сказала она, – когда я и Мэгги пошли выпить, недалеко отсюда. Она собиралась пойти к... ну, к тому, кто это был. Я спросила ее, зачем она это делает. Раньше я не задавала этого вопроса, и, по правде, мне это было неинтересно... – Лаура покачала головой. – Но сама я никогда так не делала, и меня вдруг заинтересовало, зачем ей это нужно. Что это для нее значит. Мэгги ответила так: «Это началось с постели, а теперь это стало секретом. Приятно ведь иметь секрет». На ней было платье светло-оливкового цвета – из тех, что бывают похожи на маскировочный костюм, пока их не наденет кто- нибудь вроде Мэгги. Она сказала: «Я не люблю его», – словно это должно было меня обрадовать. Мне даже показалось, что она ждет каких-то моих слов, которые или позволят ей «сойти с крючка», или докажут мою сопричастность к ее обману. Я спросила ее, любит ли она Джона. – Лаура помолчала, вспоминая тот момент. – Она ответила: «По временам». Мне никогда не приходило в голову, что такое возможно.
Мэйхью поднялся с места со словами:
– Оставайтесь у телефона. – Он не знал, чего это может ей стоить.
Его разбудил крик, а может, пробуждение просто совпало с криком. Он прислушался и снова услышал его – высокий вопль, похожий на звук флейты. Потом раздалось еще несколько шумов, наложившихся друг на друга и превратившихся в какофонию. Дикон переживал тот короткий момент ясности и хорошего самочувствия, который предшествует быстрому наступлению похмелья. Он лежал на траве, рядом с аккуратно подстриженной живой изгородью, за которой виднелась обсаженная буками аллея.
Его одежда намокла от росы. Уже рассвело, но в небе чувствовалась какая-то хрупкая бледность, которая говорила о том, что солнце только что встало. Деревья отбрасывали длинные тени, а между их темными четкими краями трава была покрыта белыми блестками, похожими на крупинки сахара.
Через несколько секунд Дикон сориентировался. Парк находился невдалеке от его квартиры, а крики издавали павлины в небольшом огороженном заповеднике позади аллеи.
С большим трудом он встал на четвереньки, опустив голову и задрав зад. Стальная застежка сползла по позвоночнику и ударила его по голове. Глаза у него болели, желудок наполнился желчью. Он оперся об изгородь, свесил голову между кустами и проблевался: рвотные позывы продолжались еще долго после того, как он освободил желудок. Его трясло, лицо побледнело, как бумага. Он дополз до ближайшего солнечного пятна и лег спиной на мокрую траву, лицом к солнцу. Свет проникал сквозь опущенные веки – вспышки розового, желтого и темно-малинового крутились в глазах, как флуоресцентные клетки, делящиеся под стеклом микроскопа. Это было лучшее развлечение, которое ему удалось найти.
То же низкое солнце поднялось над холмами Сассекс-Дауна. Тени побежали с холмов в долину. Утренняя прохлада еще сохранялась в воздухе; проснувшиеся птицы оглашали своим пением лес по обе стороны дороги. Почти прозрачный туман висел в низинах.
Том Бакстон стоял около машины и оглядывался по сторонам. Ему трижды звонили, два раза сам Гарольд Стейнер, один раз – его помощник. Каждый раз ему приказывали ничего не предпринимать и оставаться дома, чтобы они были уверены, где его можно найти. Бак-стон догадывался, что должно произойти, но не хотел, чтобы это случилось около его дома, на глазах жены и дочерей; он вообще не хотел, чтобы это происходило, но это было соображение уже другого порядка. Самое неприятное заключалось в том, что это сделают с ним не в тот момент, который выбрал он сам, и, значит, он не сможет контролировать происходящее.
Заднее сиденье его машины было забито канистрами с бензином, купленным на разных заправках. Бакстон встал на вершине холма, чтобы полюбоваться восходом солнца, и теперь глядел вниз, на пустую,
