— У тебя где?
— В термосе, где же ещё? Не бутылку же с собой брать.
— Нормалёк, а у меня во фляге. Ну что, в бой?
— Да, пошли. Приятно почувствовать себя в родной стихии. Я же постовой.
Белая ночь вступила в свои права. Последние прохожие спешили по домам. Бродячие собаки прятались в подвалах. Город отдыхал от жаркого дня. Ещё не появились комары. Кивинов одел ватник- фуфайку, а Каразия — кожаную куртку и кепку-аэродром. Оба смотрелись просто великолепно, особенно вместе. Эдик сбивал одуванчики на газонах. Кивинов, сунув руки в карманы брюк, неторопливо брёл по тротуару.
Вдоль домов-монстров протянулись ряды машин. Их надо охранять — много краж.
Эдик принялся напевать абхазскую песенку, Кивинов достал спичку и сунул в рот. Каждый шаг, каждый шорох, звук отдавались гулким эхом в ночном воздухе.
— Ты никогда не задумывался, почему ночью так тихо? — спросил Кивинов.
— Потому что все спят, — просто ответил Каразия. — Слушай, что ты собираешься с тем гаражом делать?
— Не знаю пока. Засаду там не посадишь — некого, да и без того пока забот хватает. Днём квартиры летят, ночью — машины, не успеваем заявы принимать. Но что-нибудь придумаем. Я туда ещё хочу съездить, поискать повнимательнее. Может, повезёт.
— А машину не пытался найти? Фургон?
— А как? Я что тебе, ясновидящий? В Гатчину надо ехать и там копаться. А это, считай, день угробить, а то и два. А Соловец и так косится — опять не в своё дело лезешь. Явно не наша Мокруха. Свои раскрывай, вон директора магазина в подъезде расстреляли, вот и копайся. А по потеряшкам всё равно «глухаря» не возбудят, стало быть, нечего и искать.
В ночной тишине раздался визжащий женский крик.
— Бежим, это где-то там, недалеко.
Завернув за угол, опера увидели поддатого мужика, бьющего по лицу какую-то дамочку, тоже явно навеселе.
— Получай, сука! Где шляешься?
Каразия подошёл к мужику.
— Генацвале, в чём дело? Зачем бьёшь? Ей больно!
— Не твоё дело, сейчас и тебе дам. Это моя жена, хочу — бью, хочу — не бью.
Дамочка тоже вдруг набросилась на Каразию.
— А твоё какое дело? Это мой муж, хочет и бьёт. Пошёл вон отсюда, развелось черножопых, даже ночью прохода нет.
— Пойдём, Эдик, — сказал подошедший Кивинов, — каждому своё.
Каразия сплюнул.
— Набить ему морду, что ли, за черножопого? Выговор ведь влепят.
— Брось, пойдём, нам угонщиков ловить надо. Вызови машину по рации, пусть их заберут, в отделении поговоришь.
— Всё настроение испортили. Надоело мне болтаться. Гады, иномарок себе наворовали, а на гараж скинуться не могут. А ты ходи, охраняй, здоровье гробь. Больше делать мне нечего. У меня тоже жена, сын есть, а я тут болтаться должен.
— Да успокойся ты. Пора приступать ко второй части Марлезонского балета.
— Где?
— Пошли в подъезд, или на крышу.
Через минуту опера уже сидели на крыше, поставив термос и расстелив газетку, на которой аккуратно были разложены бутерброды.
— Ну что, погнали? За рейд, будь здоров.
— О, здорово. Хорошая водка. Ты где брал, в подвале?
— Там.
— Знаешь, кто там шоп-то открыл?
— Нет.
— Эльдар, постовой наш.
— Да ну? Стой, а из милиции он не ушёл?
— Нет, а зачем? Работает сутки через трое. Жена за границу ездит, шмотки привозит, он торгует. Чем не бизнес? И никакой рэкет не достанет — над головой милиция.
— Слушай, может, тоже чего-нибудь откроем. Сыскное бюро, например, «Кивинов и дураки», а?
— Почему дураки?
— Дураки-то будут, кто ж ещё к нам придёт? Как частные конторы работают? Найдём, не найдём — всё равно платите. Сами понимаете — гарантий никаких. Ну что, давай по второй?
— Давай.
— Красота. Надо покемарить да по домам. Будем считать, что порейдовали удачно, воров, правда, не поймали, но ничего, в другой раз повезёт.
Спустя час Каразия растолкал Кивинова.
— Всё, пора. Сейчас для вида кружок пройдём и домой.
Спустившись с крыши, опера вышли на улицу. Прохожих ещё не было. Четыре утра. Через несколько минут светать начнёт. Кивинов снова достал из пакета Каразии автомат и перекинул через плечо.
В переулке застучали каблучки. Из тёмной аллеи вышла молодая дамочка и, нервно прижимая к себе сумочку, торопливо пошла по проспекту. Навстречу двум бравым ребятам из милиции. Каразия сдвинул кепку на лоб, растопырил руки и с кавказским акцентом прошептал: — Ты куда, сэстра? Пойдём сы нами. Дамочка испуганно свернула в сторону.
— Вы кто? Что вам надо?
— Тебя! — ответил возникший из темноты Кивинов и, направив на неё автомат и скорчив жуткую рожу, страшно прохрипел: — Съедим! А-а-а!
Дамочка ломанулась через кусты.
Кивинов закинул на плечо игрушечный автомат и подмигнул Каразии.
— Ну, теперь она по ночам одна ходить не будет, а следовательно, не падёт жертвой чьих-то низменных страстей. Профилактика!
— Всё, я на метро, гони автомат.
Кивинов отдал автомат Эдику, пожал ему руку и пошёл в отделение досыпать на диване. Сильно он не спешил. По двум причинам — до конца работы оставалось ещё полчаса и необходимо было немного проветрить мозги.
Ровно в пять утра он объявился в дежурной части. Помдеж с красными глазами бегал от телефона к телефону, дежурный выдавал бронежилеты и каски постовым и участковым. Увидя Кивинова, помдеж крикнул ему:
— Андрюха, быстро получай бронежилет и назад на Ленинский. Полчаса назад двоих с оружием видели, по приметам те, что с зоны несколько дней назад бежали. Начальника РУВД подняли с постели, два взвода ОМОН уже район оцепили. Будем чердаки и подвалы прочёсывать. Далеко они уйти не могли.
— Приметы какие?
— Один в ватнике, длинный, второй — чёрный, в кожаной куртке и кепке. У длинного автомат был. Давай быстрее. Они на женщину хотели напасть.
Кивинов незаметно выскочил из дежурки, икнул и сказал сам себе:
— Я, пожалуй, пойду, а то ловля вооружённых бандитов по ночам и в привычку ведь войти может, а это вредно.
Качаясь, он дошёл до дверей кабинета, открыл его, рухнул на диван и мгновенно заснул.
В десять утра его разбудил Соловец и довольно произнёс:
— Отлично порейдовали, четыре группы задержали. Кто-то ОМОНовцев вызвал, повезло. Те
