— Дыхание, Флавиан, дыхание. Он плохо работает левой. Совсем не работает. Больше атакует по корпусу на короткой дистанции. Может, у него аппендицит вырезали, глядишь, шов разойдется. По лицу не бей — бесполезно. Помни о своей голове. Все нормально, ты сделаешь его, сделаешь.
— Он убивает меня, Ксения, — шепчу я, — это не человек, это паровой молот. Где пистолет?
— Забыла в номере. Да ладно, не ной. Ты его и так укачаешь.
— Ксения, может быть, мы разговариваем в последний раз. Скажи мне что-нибудь хорошее.
— Я хотела бы объять своей любовью все человечество, согреть его и очистить от очисток.
— Это не твои слова, Ксения. Это Дзержинский. А ты?
— На тебя не угодишь. «Фирма „Дом“ объявляет об осенней распродаже. Снижены цены на все виды обоев, кафель, сантехнику, ковровые покрытия…»
— Хорошо как…
— Ладно, пора, мужик, не расслабляйся.
Ксения бьет в гонг «Тефаль». Второй раунд. У меня семь минут.
Султан сменил тактику. Видя, что голыми руками меня не взять, он смочил ладони клеем и опустил в битое стекло. Сейчас он кружит вокруг меня, пытаясь нащупать брешь в обороне. Я внематочен, в смысле, внимателен и щупать себя не позволяю.
Хочется броситься цитатой. Чем-нибудь из Екклесиаста. Емким до одурения и тяжелым. Но в голову, кроме правил проезда в поездах дальнего следования, ничего не лезет. «В соответствии с указом Президента N… лица, проезжающие на крышах вагонов, будут привлечены к уголовной ответственности».
Я раскрываюсь. Чуть-чуть. Султан клюет. Ишь ты, герой. Это тебе не арбузами, на перекрестках торговать. Я мгновенно наношу расслабляющий удар, как рекомендуется в наставлении по рукопашному бою. Жаль, нет саперной лопатки. Я б его тогда просто зарыл.
Султан валится на колени, ужасно гримасничает и пытается протестовать на своем диалекте. Но тут протестуй не протестуй… Игра без правил. Ничего, Султанчик, ничего. Доктор Щеглов, психотерапия, массаж. Ты еще будешь настоящим мужчиной. Вылечишься.
Не в правилах желтых павианов добивать раненого противника. И хотя со временем у нас как с колбасой при социализме, я жду, пока противник займет боевую позу.
Занял. С трудом, но занял. Ксения вовсю машет табличками. Черт, мы пялились друг на друга, ходили вокруг да около целых пять минут. Может, он, гад, время тянет? Чтоб выиграть по очкам?
А Ксения как хороша! Без комбинезона.
Султан рычит и кидается вперед. Я подпрыгиваю и приземляюсь уже за его спиной. Резко бью ногой в коленный сгиб, хватаю за косу и, обернув шею, нежно перехожу на удушающий. Султан хрипит, пытаясь подняться. Но я не даю. Он опять пытается, но я снова не даю. Тьфу, совсем забыл, что нас обучали задерживать дыхание. Султан, когда минировал «Эйзенхауэр», продержался под водой целых тридцать минут. Жаль, что его американцы откачали.
Я резко дергаю за косу, раскручивая Урылова волчком. И не дожидаясь полной остановки, прыгаю с разворотом корпуса и вмочаливаю Султану ногой по морде.
Из темноты зала на меня смотрит Ли Му Пай.
«Опомнись, Флавиан, лошадь устает одинаково…». — «Послушай, сэнсэй, достал ты меня своей лошадью. Прислал бы лучше водки».
Но я рано успокоился. Султан не так благороден, как обещал. Быстро выйдя из комы, он сует руку под юбку и извлекает битую бутылку молдавского портвейна. «Розочка»? Пожалуйста.
В бригаде «Павиан» никто не мог сравниться с Паровозовым умением баловаться «розочкой». Даже я.
Ксения кричит и начинает считать. Десять, девять, восемь… Абзац! Кажется, я не увижу свою недвижимость.
Султан стоит между мной и дверью.
Семь.
Я в отчаянии сую руку в карман.
Шесть!
Щипчики для ногтей. Иногда и иголка — оружие.
Пять!
Рука выстреливает щипчиками.
Четыре с половиной!
Полет нормальный. Султан хватается за правый глаз, роняет свою стекляшку и приседает на одно колено.
Три! з Я разбегаюсь и, оглашая пространство ревом раненого павиана, отрываюсь от пола.
Два!
Промежуточная опора в лице Султанова лица. Толчок! Ксения затыкает уши и прячется за колонну.
Я лечу к двери.
Один!
Дверь разбивается в щепки, и в ту же секунду над моей головой щелкает контакт.
Я падаю на пол.
Ноль.
Успел.
Перевернувшись на спину и раскинув руки, я смотрю в потолок. Плохо, плохо побелили. Сплошные разводы.
Я не помню, сколько пролежал. Пот растекся подо мной липкой лужей. Пот, граждане, пот! Наконец отдышавшись, я сорвал с себя чертов шлем и прижал к уху. Не тикает. Но где Ксения, почему она не бежит ко мне, почему не поздравляет?
Я вытираю лицо, кое-как поднимаюсь и ползу в зал. Вот она, тяга к сладкой жизни. Дверь-то открывалась в другую сторону. Поднимаю выпавший автомат.
Султан лежит в паре метров без признаков бытия. Щипчики торчат из правого глаза. Очень много крови. Может, конечно, это клюквенный сок, но какая разница? Зато красиво. Как в кино.
Но где, однако, Ксения? Почему нет женских слез?
— Положи автомат!
— Куда, говорите, сбегать-то?
— Автомат, говорю, положи. И медленно, медленно. Поворачиваемся. О, вот и Ксения. Как чувствовал, не стоит стрелять на голос. Впрочем, даже сейчас можно попасть. Но надо бы узнать, что от нас хотят.
Их величество нежно обнимает левой рукой обнаженную Ксюху за шею, а правой метит в висок из пистолета. Разумеется, не в свой висок. Кому что, а девке — парень.
— Вот так, умница. А теперь отойди на, пять шагов назад.
— На пять не могу. Тут всего три до стенки.
— Отойди на три. И подними руки, чтобы я видел.
— Да ладно вам, ваше высочество.
— Величество. Подними. Или… Ксения сжимает глаза. Я поднимаю.
— Хорошо, хорошо, — урезонивающе произношу я. — Не будем кипятиться. Насколько я помню наш договор, все условия мною выполнены. Как насчет царского слова?
— А никак. Мы что, заверяли его у нотариуса? Может, юноша, ты в суд хочешь пойти?
Царь громко хохочет. Я различаю запущенный кариес в верхней двойке. Вот так всегда, запустят зубы, а потом отыгрываются на простых людях.
— Вы хотите меня убить?
— Само собой. А ты надеялся на мирные переговоры?
— А ее?
— Она пойдет домой. Она ведь охотник.
— Почему бы не отпустить нас обоих?
