Но, с другой стороны, он таким раньше не был. Не был ведь? Или…
Она не хотела видеть его таким. Любовь словно ретушь на фотографии — убирает морщины и выделяет румянец. А три года не могут изменить сущность человека, какими бы событиями эти годы ни были наполнены. Да и десять, и пятьдесят лет. Сущность — это фундамент, стержень, все остальное — мишура. Марина смотрела только на мишуру, ослепленная и зачарованная блеском. За три года блеск потускнел, растворился, а стержень — вот он. Смотри и наслаждайся. «Жизнь — штука длинная, но она может быть и короткой. Запомни, малыш».
«Запомню, запомню, Сережа… Сядешь ты у меня завтра в „автозак“ и поедешь в домик с видом на Неву, прямо в своем „Хуго Боссе“. А угрожает мне каждый первый, привыкла. Я три года страдала, теперь ты три годика помайся. Чтобы все по-честному, по совести…»
По совести?
Так ведь им это и надо! Ведь дело-то в самом деле липовое. О Боже мой… Как все точно рассчитано! Чтобы брошенная любовница да не отыгралась? Отыграется!
'Стало быть, если я арестую Сережу, Буйнов получит клиентов, Косицын — новую «тачку», а я… Что получу я? Наслаждение местью?
Да, я ужасно хочу отомстить ему, разорвать, растоптать, упечь. Чтобы гнил он на шконке с туберкулезниками, чтобы мерз на лесосеке и ждал гнилую баланду. Чтобы вспоминал меня каждый свой денек. И знал, что это я, лично я ему, гаду, курорт устроила. За дело, по совести!
По совести?..
Ладно бы действительно он кинул кого. Но он же невиновен. И я это знаю, и он, конечно, знает. За какое ж тогда дело? За личное?
Как я-то буду жить после этого? Он мерзавец, но я… Какой у меня стержень? Какой фундамент?'
Марина нашла в Ленкином столе сигареты, закурила. Домой идти не хотелось, утром она опять сцепилась с матерью из-за какой-то ерунды.
Она закуталась в платок, накинув его поверх пиджака.
'А выпустить? Ленка решит, что я и правда хочу вернуть его таким вот образом. И ничего не докажешь. Начальству стуканут, начальство начнет пальцем тыкать — почему не доложила про любовь- морковь? Почему не доложила, что ты лицо заинтересованное? А? Преступника на свободу отпустила! За это можно и саму привлечь. Привлекать не будем, но… Передайте дело другому следователю. Незаинтересованному.
Но это все так, чепуха… А вот что решит Сережа? Будто я испугалась? Или до сих пор люблю его? Ведь он возомнит о себе Бог весть что, ему и в голову торгашескую не придет, что я выпускаю его не за голубые глазки и не из-за угроз дешевых. А потому, что он невиновен! По данному, конкретному уголовному делу! Не по личному, а по уголовному'.
Тупичок. И как это ни печально, но прав Сережа. «Не путай, малыш, личную шерсть с государственной, не по-честному это».
Какой бы скотиной он ни был-не по-честному это.
Тупичок.
Огонь сигареты обжег пальцы. Марина чертыхнулась. Двадцать два тридцать. Завтра в шестнадцать она приходит к нему. Либо с подписанной прокурором санкцией (а он-то подпишет, согласовано все), либо с постановлением об освобождении ввиду отсутствия состава преступления. И увидит его довольную физиономию, услышит пренебрежительное: «Никаких сомнений, малыш, все так и должно быть».
Хватит! Можно метаться из угла в угол до одурения, выход из тупичка от этого не найдется.
Марина открыла блокнотик, нашла домашний телефон бывшего сокурсника Бори Григорьева, ныне зама начальника отдела РУОПа. Позднее время не смутило Марину — Боря вряд ли ложится до полуночи.
Она не ошиблась. Трубку, правда, сняла жена, позвав Борю к телефону.
— Не разбудила, родной?
— Мариш?
Чуть поболтав о формальностях, Марина перешла к делу:
— Мне нужна кое-какая информация по моему делу. Возьми ручку, черкани. Взял? Фамилия — Измайлов. Сергей Владиславович. Президент компании «Тетрис». Это компьютерные поставки. Второй — Буйнов Олег, отчества не знаю. Фирма «ОБИ». Прокинь их завтра до обеда по вашей базе. Все, что есть. Если сможешь, узнай, какие у ребяток «крыши». Измайлов год назад по убийству одному проходил. Официально — как свидетель, неофициально — как заказчик. Боренька, я понимаю, что у вас секреты, волокита, но мне очень надо. Просто не представляешь, как… Постарайся. Телефон мой помнишь? Заранее спасибо, пока.
Марина заперла дело в сейф, выключила настольную лампу и поехала домой.
Адвокат ждал Марину возле изолятора. Он был из дорогих, Марина имела с ним дело около года назад, когда он защищал братка, отобравшего машину у пролетария. Защитил настолько успешно, что пролетарий вспомнил, что сам дал покататься братку на «девятке». А тот, оказывается, заблудился — после начал хозяина разыскивать, чтобы извиниться и машину вернуть, да не успел. Прямо в машине ГАИ и повязала. Хотел убежать, но в пьяном виде разве можно убежать от трезвых? В кабинете у Марины браток с терпилой облобызались, а адвокат смахнул сентиментальную слезу, радуясь, что не позволил невинному стать жертвой следственной ошибки.
— Здравствуйте, Марина Александровна, — адвокат чуть поклонился, приветствуя следователя. — Чем порадуете?
— Здравствуйте, Владимир Львович. Давайте не на улице.
— Конечно, конечно, прошу, — адвокат дернул на себя тяжелую дверь изолятора.
— Дело, конечно, слабенькое, — сказал Владимир Львович, когда они с Мариной оказались в следственном кабинете.
Марина пыталась угадать, знает ли адвокат про ее отношения с его подзащитным. Скорее всего, да, Сергей вряд ли стал бы держать такой козырь при себе. Но при первой встрече, да и сейчас тоже, Владимир Львович об этом секрете не заикался и даже не намекал на свою осведомленность.
— Вы передопросили людей, Марина Александровна?
— Да, вчера.
— И каково ваше мнение?
— В целом показания совпадают.
— А не в целом?
Марине ужасно не хотелось общаться с адвокатом, даже с учетом того, что он сейчас не «разваливал» дело, а действительно защищал невиновного. Впрочем, ответить она не успела — дежурный привел Сергея.
— Здравствуйте, господа.
Сергей держался спокойно, будто решалась не его судьба, а вопрос — какой ресторан выбрать для ужина. И все же от Марины не укрылись его ночные переживания — вчера Сережа выглядел гораздо свежее.
— Добрый день, Сергей.
Адвокат ободряюще улыбнулся, достал из портфеля футляр с очками. Наверное, для него это уголовное дело тоже было необычным, если, конечно, Сергей рассказал ему про Марину. Приходя в камеру, Владимир Львович, как правило, уже знал конечный результат и в зависимости от этого планировал свое поведение перед подзащитным. «Отпустили тебя, мой дорогой, не потому, что следователь добрый, а потому, что я уговорил его быть добрым. На небольшой взаимовыгодной основе».
А сегодня не было никакой коммерческой основы. Адвокат даже не намекал. Кто его знает, как этот намек подействует? Если коммерческий мотив с личным не совпадет?
— Здравствуйте, — Марина вытащила дело. — Садитесь.
Сергей присел. Он не отрываясь смотрел на Марину, словно психотерапевт.
Марина неожиданно улыбнулась, вспомнив, как Вадик Михайлов пару месяцев назад здесь же, в
