было и быть не могло.
— Ну, пожалуйста. Без проблем. Смотри.
Вовчик взглянул на дисплей, и в следующую секунду изо рта непроизвольно вырвалось:
— Ох, ни… (Далее опускается.) Сидящие в кабинете девушки-программистки удивленно повернули головы.
— Володя, мы не одни.
— Извините, я нечаянно.
Он хлопал по карманам в поисках авторучки.
— Погоди, Михалыч, я перепишу. А это не туфта?
— Позвони в отдел, тому, кто заполнял карточку. Да не суетись ты, сядь. Сейчас распечатаю.
Программист нажал несколько кнопок, принтер пришел в движение.
— Видишь, Володя? Вот и итог нашего спора. Тебя заинтересовала информация, которая оперу, сюда ее забившему, может, абсолютно не нужна. С тебя пузырь.
— Хорошо, Михалыч. Если это не лажа, я перешлю.
— Да ладно, я шучу. Держи.
Сергей Михайлович вытащил распечатку и протянул Белкину.
Володя свернул бумажку и спрятал в заднем кармане брюк.
— Михалыч, я пошел. Засиделся.
— Давай. Привет нашим. Будь здоров.
На пороге Белкин обернулся.
— И все равно, Михалыч. Нас рано еще вешать в музей на стенку…
— Я тебя сколько раз учил, куда надо стрелять? А? Все впустую. Запомни еще раз: стрелять надо в башку. Чтоб после не возникало никаких претензий и жалоб. Хлоп — и лишение права управления автомобилем сроком на пять лет! А теперь сиди и отписывайся. — Гончаров ехидным голосом читал нотации.
— Я туда и целил. Прямо между глаз. Но дуракам везет, — в такт коллеге мрачно шутил Казанцев.
— Ничего подобного. Лучше стрелять надо. На стрельбы ездить, в тир ходить после работы. Повышать свой профессиональный уровень. Ты когда последний раз из пистолета стрелял?
— Года три назад, при задержании. Правда, вверх и всего один раз.
— Ну, ни в какие ворота! Один раз? Вверх? Какое ж это задержание? Вон, Музыкант, если задерживает кого, пока две обоймы не выпустит, не успокоится. Кстати, Константин Сергеевич, мы вчера лжеманьяка задержали. В лесу, между прочим.
— Что значит «лже»? Еще одного дурака, что-ли?
— Сегодня он, может, и сошел с ума, после викуловской «шкатулки», а до этого был умным, я бы сказал, даже чересчур.
— То-то ты веселый не в меру сегодня.
— Конечно. Извини, имею право. Мы вчера с Музыкантом под это дело по двести приняли. Серега больше с горя, ему таких вставили за то, что дежурную «тачку»
Умыкнул, — до самого вечера страдал. Пока не выпил. Я сегодня в кадрах был по своим делам, видел проект приказа. Кадровик печатал. Примерно так выглядело: «За грубое нарушение служебной дисциплины, выразившееся в том-то, сем-то, Викулову объявить строгий выговор. За участие в раскрытии тяжкого преступления и проявленную при этом оперативную смекалку и профессионализм ранее наложенное взыскание снять».
Я кадровику и говорю: «Ну, и не лень тебе бумагу переводить? В балансе-то ноль». А он отвечает «Надо вовремя реагировать, а то завтра все начнут УАЗики угонять».
Грамотно, да? Зачем давать нам машины, когда можно такие приказы штамповать?
Казанцев, выслушав Гончарова, тяжело вздохнул:
— Я выговорешником вряд ли отделаюсь. Пушку уже отобрали.
— Правильно сделали. Не умеешь стрелять, удирай бегом.
— Да я б удрал лучше. Если б не Ирка.
— Еще один грубейший прокол. Не надо выставлять себя героем в глазах женщины. Им этот дешевый героизм по боку. Современной женщине прежде всего нужны деньги.
«Бабки», «бабки» и еще раз «бабки»… И никакие ласковые речи не заменят им чарующих звуков денежно-печатающего станка, А героическое гуляние по подворотням — это, знаешь ли, не актуально. Как и песня про зайцев.
— Что-то тебя шарахает из стороны в сторону.
— Ничего подобного. Я взрослею и с каждым днем умнею и умнею. Когда мне будет пятьдесят, я стану таким умным, что смогу сочинять сценарии рекламных роликов.
— Кончай базар. Достал.
— Да ладно тебе, Костик. Я ж тебя поддержать хочу в трудную минуту, чтобы ты не упал и тоже смог дожить до пятидесяти лет. А для этого нельзя ничего принимать близко к сердцу. Обязательно должен быть выход эмоций. Кто-то пьет, кто-то шизует. Ну, стрелял, ну, не попал чуток, ну, отобрали пушку, ну, проведут служебное расследование… Ну, возбудят дело. Как возбудят, так и прекратят. А не прекратят, попросим братву, они наедут на прокуратуру, хлопнут пару прокуроров для острастки, и никаких проблем.
Главное, не раскисай. Хочешь хохму?
Сидим вчера у Сереги, расслабляемся. Приезжает один опер из Главка, уже расслабленный. Ты, может, знаешь, Вовка Коноплев. Шкаф такой, двухметровый. Не помню из какого отдела. У него свой, весьма своеобразный метод беседы с подозреваемыми. Он садится напротив человека, с минуту пялит на него глаза, потом бьет себя кулаком по нагрудному карману и спрашивает: «А ты знаешь, кто я такой?».
После достает из этого кармана свою главковскую «ксиву» и тычет человеку в нос: «Вот кто я такой!». При этом полагает, что человек тут же упадет в ноги и начнет рассказывать правду. Мало кто падает, но это и не суть.
Для Володи самое главное — процесс. Вот это: «А ты знаешь, кто я такой?». Да, так вчера зарулил. Грамм пятьсот во лбу точно было. «Дайте, мужики, поколоть кого-нибудь, для поддержания формы». Ну, Музыкант привел пьяницу — на, коли на здоровье.
Вовка, как всегда, табуретку напротив, и глаза в глаза. Мы остались на всякий случай, чтоб он не переборщил. А у Вовки глаза кровью наливаются, как у быка. Наконец созрел для своего коварного лобового вопроса. Хлоп себя по карману: «А ты знаешь, кто я такой?!». Всю душу в вопрос вложил. Вдруг снова по карману хлоп, после по другому — хлоп, затем вскочил и давай по карманам хлопать. А потом поворачивается к нам, чуть не плача, и таким жалобным голосом мямлит: «Мужики, абзац, я, кажется, „ксиву“ потерял».
Мы как сидели, так и завалились. Особенно когда на его бедное лицо посмотрели. Не переживай ты так, Казанова. Выкрутимся. Пустое.
Глава 9
Белкин стоял перед «зеброй» — переходом широкого проспекта и наблюдал забавную, с его точки зрения, сцену. Два здоровенных «быка» — амбала, оба в высоких белых кроссовках и атласных спортивных костюмах, оба с короткими стрижками и максимально толстыми цепями, стояли друг перед другом в бойцовских стойках и периодически демонстрировали публике чудеса рукопашного боя.
Это были далеко не показательные выступления. Неподалеку стояли две черные «тачки», слегка поцеловавшиеся бамперами, отчего последние несколько утратили прежний респектабельный вид. По этому-то поводу и сошлись в смертельной схватке за правое дело обладатели «тачек» и костюмов. Публика
