— Ужинать хочешь ? — предложил Бригадир. — «Раванелли» у меня сегодня. Очень вкусные пельмени, мясо натуральное, тесто не плавится даже при сорока градусах, особые добавки…
— Спасибо, Сигизмундыч, я уже… Егошкин прошел в комнату и уселся на табурет.
— «Круговорот» читаешь ? — кивнул он на брошенную газету.
— Да. Неплохое издание. Сильные авторы, острые темы… Оформление, обратно, цена невысокая. Я подписался на почте, так дешевле.
Участковый положил фуражку на стол и взял газету.
«КРОВАВАЯ БОЙНЯ В ЛЕСУ».
— Беспредел, — пробежав заметку глазами, заметил лейтенант, — троих лопатой укокошить… А всего, говорят, уже семнадцать за ним. Тьфу-тьфу, в нашем районе ни одного эпизода. Но искать все равно заставляют.
Бригадир искоса посмотрел на Егошкина.
— Кого?
— Ну, этого… Пока не установили. Почерк один и тот же. Довольно редкий — лопатой мочит. Мотивы тоже не ясны.
— Семнадцать, говоришь?
— Вообще-то есть версия, что не все эпизоды его, — Егошкин отмахнулся газетой от назойливой мухи.
— А чьи?
— Под него работают… Многие убитые занимали высокие посты. Теперь, если мужичка возьмут, всех собак на него и повесят, а дела закроют.
— Закроют ? В кодексе написано, что дело можно или приостановить, или прекратить, или направить в суд. Про «закрыть» ничего нет.
— В кодексе? — удивился Егошкин. — Надо же! Не читал. А я уже год закрываю, и ничего…
Бригадир достал с полки Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и протянул участковому:
— Дарю. Почитай на досуге. — Спасибо, Сигизмундыч, — лейтенант спрятал взлохмаченную брошюру в форменную сумку. — Да, такого красавца поймать — минимум внеочередное звание. И почетная грамота за подписью министра. А то и медаль. — Точно не будешь есть? — хозяин вылавливал пельмени из кастрюли. — Может, водочки ?
— Водочки? Грамм сто принял бы… А то до утра рейдоватъ.
Бригадир достал из шкафа граненый графинчик и две стопочки.
— А Ксюха где? — поинтересовался Егошкин.
— В лицее. Должна вернуться скоро.
— Да какой же лицей в одиннадцать вечера?
— У них коллоквиум сегодня. Бригадир полил «Раванелли» сметаной «Боярушка» и перемешал. Разлил водку.
— Давай за здоровье и долголетие. Выпили. Участковый поставил стопку, достал папиросы «Беломорканал».
— Можно?
— Кури… Зря от пельменей отказался. Хороши.
И сметанка отличная.
— Я чего Ксюху-то вспомнил, — участковый разогнал рукой папиросный дым, — не знаю, как тебе и сказать… Я в прокуратуру сегодня заходил по своим делам, со следователями поболтал о том о сем. Ксюху же вроде изнасиловали?
— И чего?
— Да следователь говорит, не было там никакого изнасилования… Мол, призналась ему Ксюха во всем. Ты извини, Сигизмундыч, но она в спецуре на учете состоит как валютная дама… В районной гостинице тусовалась, прихватывали ее наши пару раз. Учебу в путяге, то есть в лицее, запустила, вытурить могли. Вот чтоб не вытурили, она заяву и накатала об изнасиловании. Дескать, тяжелая психологическая травма, не могла заниматься, уроки учить… Сейчас-то дело уже закрыли, ну, в смысле прекратили, но нервов людям пришлось изрядно помотать… Давай-ка еще по капелюшечке, да пойду я дальше. Три адреса проверить надо с ранее судимыми. На причастность. Ты чего, Сигизмундыч? Мотор, что ли, прихватило?
Бригадир схватился за горло, сдавленно закашлялся и упал на пол. Лицо пошло синюшными пятнами, рот жадно хватал воздух, глаза вылезли из орбит.
— Сигизмундыч, блин, ты чо, подавился? Бригадир пальцем показал на тарелку с пельменями.
— Ох ты, Боже ж мой! — вскочил с табурета Егошкин и врезал кулаком по спине старика.
Изо рта Бригадира со свистом вылетел склизкий пельмень.
— Жрешь всякую дрянь, — участковый помог хозяину подняться, — купил бы лучше мяса.
Бригадир не ответил, тяжело дыша и вытирая платком пот.
— Ладно, давай за спасение. Лейтенант налил еще водки и залпом опрокинул стопку.
— Вот водовка у тебя, действительно, мировая. Не «Урожай», часом?
— «Тибеда».
— Запомню. Ну все, бывай… Чего у тебя лопата-то на стенке висит? Ты б еще грабли повесил…
…Бригадир стоял на вершине холма и смотрел вдаль. Тяжелый, вязкий туман укутал равнодушную землю. Лишь кое-где местами сквозь толстую, влажную шубу выглядывали маленькие-зеленые островки стремительно уходящего лета… Холодный ветер рвал седую бороду, пронизывал насквозь смертельно уставшую душу…
Неужели все зря? Последние силы растрачены на месть, которая была его смыслом и целью, поддерживала его в самые тяжелые минуты, раздувала костер гаснущего сознания. А ведь он уже считал себя своего рода мессией, мстящим не только за поруганную честь любимой внучки, но и спасающим мир от всякой нечисти… Он, Бригадир, делал мир чище и добрее, избавляя его от пятнадцати ублюдков, способных грабить, насиловать, убивать. Он выполнял свою миссию, не ожидая никакой награды, даже простого человеческого спасибо. А теперь? Черное оказалось белым? Кто были эти люди? Что знал он о них? Особенно о толстяке, первым упавшем к его ногам? Что он кричал перед смертью?..
— Бригадир!!!
Он поднял глаза к небу. Почудилось…
— Бригадир!!! Он обернулся.
— Ангелина?! Ты?! Как ты меня…
— Да, это я! Я все знаю… Не переживай. Мы все имеем право на ошибку. Ну, ошибся, ну бывает. Ты же считал себя правым. Ты мстил. Вспомни Ницше: питать мысли о мести и осуществить ее — значит испытать сильный припадок лихорадки, который, однако, проходит. Но питать мысли о мести, не имея силы и мужества выполнить ее, — значит носить в себе хроническую болезнь, отравление души и тела… Пойдем со мной. Она улыбнулась и протянула ему руку
— Пойдем, Бригадир…
— Ты веришь мне? — глаза старика наполнились слезами, — веришь?
— Верю, Бригадир. Ты классный чувак! Он прижал Ангелину к себе, погладил ее мягкие каштановые волосы.
Потом обнял девушку за тонкую талию, закинул лопату на плечо, и они медленно спустились с холма.
— Куда теперь, Ангелина? У меня нет выбора. Завтра для меня не наступит никогда.
— Наступит. А выбор есть всегда. Мы еще можем успеть на избирательный участок и проголосовать за движение «Единение».
— Ты уверена, что они достойны?
— Я уверена, что они победят. А нам надо быть с победителем. Не так ли, Бригадир?..
