— «Аргументы», «Аргументы», — прошептал Кутузкин, перегоняя текст в свою папку, — но только после нас…
ГЛАВА 14
Шурик поднялся на этаж, нашел нужную дверь, в нерешительности остановился на пороге. «А может, в ящик почтовый положить? Нет… Что я как пионер? А вдруг ее дома нет?» Он прислушался, затем нажал звонок. За дверью послышались шаги, мелькнула тень в глазке, повернулся ключ.
— Здравствуй, Маша…
Она была в джинсах и свитере. И, как всегда, До обидного красива.
— Здравствуй.
Голос спокоен, строг и холоден. Взгляд еще холоднее.
— Маш, я на минутку, даже проходить не буду, — Шурик рукой подпер дверь, боясь, что ее сейчас захлопнут, — передать тебе кое-что хотел.
— Маш, кто там? — из комнаты раздался бодрый бас, принадлежащий явно не подружке.
— Это ко мне… Сейчас.
Шурик грустно улыбнулся, достал из пиджака конверт.
— Маш, я слышал… Тогда в больнице, чисто случайно, что ты рекомендацию так и не получила… Ленка сказала. Это правда?
Маша слегка нахмурилась.
— Правда, но это мои проблемы и я разберусь с ними сама.
— Конечно… Но если вдруг не разберешься, то вот. Держи. Там все, что надо.
Маша чуть смутилась, не зная, как поступить, но любопытство взяло вверх, и она забрала конверт. Открыв, достала сложенный пополам листок. Прочитала и подняла на Шурика удивленные, но чуть потеплевшие глаза. — Это настоящая? Где ты взял?
— Настоящая… Печать, подпись? Никакой липы. А где взял, там уж нет… Подарок это тебе от нас.
— От кого от нас?
— От меня и… Гены.
— Гены?
— Бетона. Пять минут беседы с твоим докторишкой и… Это видеть надо было.
— Подожди, я читала. Бетон утонул…
— Опечатка…
Из комнаты вышел молодой человек. Шурик вспомнил, что встречал его в больнице.
— Коля, это Саша. Саша, это Коля. Очень приятно.
— Будут еще проблемы, телефон знаешь. Бетон, конечно, не святой, но, увы, пока без него никуда. Так уж получается. Гуд лак. Учись на пятерки.
Шурик чмокнул Машу в щеку и сбежал по лестнице.
Да, я не Бригадир…
Маша посмотрела ему вслед и едва слышно прошептала: «Спасибо».
— Эй, папик! Нашел где лечь! Тебе что, гостиница тут?
Генка проснулся, открыл глаза, посмотрел наверх. Над ним стоял главарь вокзальных попрошаек по кличке Фурункул, следивший за их трудовой дисциплиной и не допускавший чужаков на вокзал города Угробинска. Он озлобленно пялился на Генку, держа руки в карманах дерматиновой куртки, усеянной голубиным дерьмом и прожженной в нескольких местах.
— Не понял, что ли? — повторил Фурункул, несильно поддав Генке ногой, — иди в парк дрыхни или плати за крышу.
Генка подскочил с картонных коробок, на которых лежал, выставил пальцы и заорал:
— Ты, баран, думай, с кем разговариваешь! Я Бетон, понял?! Бомж в законе! Я тебя щас по стене размажу! Сам в парк иди! Я таких, как ты, пачками гасил!
Фурункул осадил, вытащил язвенные руки из карманов и принял оборонительную стойку.
— Мужик, погоди…
Внезапно Генка замер, что-то вспомнив, опустил руки и совершенно спокойным тоном произнес:
— Да ладно, пошутил я… У меня портвешок есть. Давай дернем за знакомство. Я Генка. Из Ростова.
Фурункул облегченно выдохнул.
— Так бы и говорил сразу. Выпить не откажусь, раз угощаешь.
— Угощаю. — Генка достал из-за пазухи початую бутылку «Каберне». — Вон скамеечка пустая. Аида. Закуски нет, могу чесночку дать.
Вокзальный авторитет согласно кивнул головой, и господа, обмениваясь негромкими фразами, степенно направились в сторону парка.
— Мама, да успокойся ты! Не плачь! Ну что ты, в самом деле!.. Никто наш дом не снесет. Да мало ли что они решили… Построят дорогу в другом месте… Это мы еще посмотрим; Отец как, нормально? Слава Богу. Лишь бы не болел… Ну что ты опять! Все нормально будет, я уже тут кое-что делаю. Не переживай, на улице не останетесь, обещаю. Все, мам, пока. Отцу привет. Приеду, приеду. Через недельку где-то. Сейчас с делишками разберусь и вырвусь. Целую… Не плачь, мам…
Шурик положил трубку.
— Что случилось? — взволнованно спросила Тамара.
— Какую-то магистраль хотят через Малую Шушеру пустить, коммерческую. А она как раз через наш дом проходить будет. Дом, соответственно, под снос. Родителей уже обрадовали. Месяц сроку, чтоб поменялись или продали. А кто же его купит при таком раскладе? Власти и слушать ничего не хотят, все деньгами замазано. Мать вон плачет без конца. Конечно, всю жизнь там прожила, а теперь — милости просим. На старости лет на улицу.
— И что делать?
— Не знаю. Придумаю что-нибудь…
— Хочешь, я еще почитаю? — Тамара взяла в руки тетрадь со стихами собственного изготовления.
— Читай…
