как минимум час, но осталось незамеченным ни начальством, ни личным составом, ни задержанными по разным поводам дураками.
Стрельцов поднял пистолет, протер его от влаги куском валявшейся рядом газеты и сунул за ремень. Наберут детский сад в милицию… С Романа Борисыча без вопросов пузырь «Наполеона».
Вернувшись в кабинет, Стрельцов, помимо Наташи, застал там уважаемого начальника отдела Листопада Германа Андреевича, служившего аж в звании подполковника.
— Ну-ка, выдь сюда, голубок, — Листопад указал на дверь.
В коридоре шеф, гневно сжав кулаки, зашептал Стрельцову в лицо:
— Сколько можно с бабами, а? Как ни зайду, сидят — ногами сверкают. Ты не о бабах должен думать, товарищ инспектор, а о повышении раскрываемости преступлений. Охренел совсем, да? Меры не знаешь? Гляди, ковбой, доскачешься.
— Да я… Рабочий день…
— Превратил отдел в публичную библиотеку, тьфу, мать твою, в цветник. А почему дела на полу валяются? У тебя сейфа нет?
— Случайно, — пожал плечами Шура. — Со стола уронились.
— Вышибу, понял?
— Как не понять?
Листопад повернулся и взял курс на дежурную часть.
«Дела, дела, — обиженно подумал Шурик. — „Кукушки“ нет, даже тахты нет. Где с людьми работать? А на столе, конечно, неудобно, соковат».
«Мы передавали запись парада Главного управления внутренних дел на Дворцовой площади, посвященного…»
Шурик убрал звук. Надобность в шумовом прикрытии отпала.
— Слыхала, Натаха, что Глистопад сказал?
— Нет.
— Раскрываемость повышать надо, — Стрельцов достал из стола бутылку пива и отхлебнул из горлышка. — А я превратил отдел в цветник. Усекаешь мысль?
— Не совсем.
— Информация нужна. Убойной силы.
— Мне домой пора, давай завтра.
— Тьфу… Ну что у тебя за мысли пошлые? Я с тобой исключительно из соображений любви. А информация — это так, для поддержания разговора.
— Странно. Есть информация — есть любовь, нет информации…
— Прекрати, — Шурик недовольно поднялся со своего места и спрятал Ромкин пистолет в сейф. — Выпить не хочешь? У меня калина на маньяке есть, вернее малина на коньяке.
— Нет, спасибо.
— У твоего-то когда суд?
— Через две недели.
— Передачки носишь?
— Да пошел он… Как морду бить, так мужик, я крутой, а как вляпался — сопли до колена, Натка, Натка, помоги, плохо кормят. У меня лишних «бабок» нет, перетопчется.
Наташка взяла со стола сигареты и прикурила.
— И что ты с ним нянькалась два года? Нас странными считаете, а сами? Красивая баба, все при тебе. На тебя любой мужик западет. А этот? Конь обдолбанный, без ширева через неделю копыта отстегнет.
— Не знаю, — Наташка печально посмотрела в окно. — Жалко.
Шурик пожал плечами, допил пиво и спрятал бутылку за сейф.
Телевизор беззвучно зазывал в волшебный мир прокладок, зубной пасты и колготок. Аппарат был, разумеется, ворованный и до суда, как того требует закон, хранился в органах внутренних дел в качестве вещественного доказательства. Доказательство носило красивое имя «Филлипс» и ежедневно меняло жизнь к лучшему.
Наташка, не желая возвращаться к неприятной теме, взяла пульт и прибавила громкость.
« — Привет, Серж. Я гляжу, на тебе новый прикид?
— Да, я получил за него полгода условно.
— Надо же, я за такой же отмотал пятерик от звонка до звонка. Повезло тебе, Серж.
— Ага.
Повезло Сержу, повезет и вам! Новый уголовный кодекс России!»
«У вас проблемы с головой? Она стала слаба и безжизненна? Вам поможет…»
— Да выключи ты, тошнит. Наташка нажала красную кнопку. Проблемы с головой исчезли.
— Короче, дело к ночи, разбегаемся.
— Ты меня проводишь?
Шурик строго, по-товарищески посмотрел на Наталью.
— С ума сошла, да? Тебе тоже нужны проблемы с головой? У нас трупов и без твоего хватает.
Наташка встала.
«А может, еще разок? — подумал Шурик. — Хороша, чертовски хороша. Но нет…»
— Ну, не сердись, Натали, я пошутил. Все равно, лучше не светиться вместе. Меня полрайона знает.
Шурик погладил Наташку по каштановым волосам, провел пальцем по щеке. (А с информацией ты в сотню раз краше. Даже без косметики.) Наташка глубоко вздохнула.
— Пока, киска. — Шурик чмокнул Наташку в мягкую щечку и открыл дверь. — Найди что-нибудь. Поинтереснее.
— Постараюсь.
Шпильки застучали по коридору. Стрельцов, ты сволочь. Нельзя же так демонстративно. Согласен. Целиком согласен. Использование женской слабости в серьезном деле бесчеловечно. Но. Никакое это не использование. Есть такое слово. Актуальное и бесспорно прогрессивное. Бизнес. Деловой подход. За все надо платить. У вас, девочка, есть информация, нет любви, у нас положение сходное прямо до наоборот — нет информации, зато любви сколько хотите. Будем любить-сотрудничать?
Будем! Стрельцов не сволочь, он терапевт женской души. Он на личном богатом-пребогатом опыте знает, что надо женщине. Что надо той, что этой. Кому ласковое слово, кому — Париж.
Без обид? Без обид.
«Согласно статистике на одного жителя Санкт-Петербурга приходится 0,04 проститутки. Разве можно закрывать на это глаза? Это страшно. Засилие порнографии на наших экранах, полное отсутствие идейного начала, слепое копирование Запада…»
Гришка открыл глаза. Не отрывая головы от подушки, перевел взгляд на стену, где висел рваный динамик, пугающий статистикой.
«Да, это страшно, — Гришка потянулся и зевнул. — 0,04 проститутки на человека. Просто не представить. И главное, какие 0,04? Ладно, если по теме».
Загудел и затрясся, как непотухший вулкан, дореволюционный холодильник «Морозко». Кушать подано.
Гришка влез в тапочки, дошлепал до агрегата, дернул ручку. И чего трясется впустую? Только электричество жрет. К двум светло-коричневым яйцам и половинке свежего огурца не добавилось ничего. Гришка достал яйца, переложил их на стол.
«В Петербурге одиннадцать утра. В эфире выпуск новостей…»
Гришка натянул джинсы, вышел в коридор, толкнул двери ванной комнаты.
— Занято, сейчас.
Он опустился на соседскую тумбочку, еще раз зевнул.
— Доброе утро, Гриша, — Наташа вышла из ванной, освобождая доступ к воде.
— Привет, — кивнул Гришка и поменялся с ней местами.
Пустил воду, газовая колонка пыхнула синим пламенем, старые трубы запели сопрано. Зубной
