Андрей Кивинов
Сделано из отходов
ГЛАВА 1
Щелк!
«Бычок» — хабарик, запущенный в полет хорошо поставленным движением указательного пальца, произвел посадку в мокрой траве и плаксиво зашипел.
— А помнишь Аньку из параллельного? Она сейчас в Штатах. За папика богатого выскочила. Жалко. Клевая бабец. Я ее как-то вечерком во дворике прижал к стеночке. Торч!
— А я Светку типа люблю.
— Типа?
— Ну, как бы.
— Рыжову?
— Ага. Тоже торч.
— А она?
— Не. Дразнится только.
Второй «бычок» приземлился рядом с первым.
— Да ну?! Как не любит?! Ты нормально просил-то?
— Я ее в мороженицу приглашал.
— И что?
— Не пошла.
— Во, морковка! Давай я с ней побазарю. Чего выкобенивается? Шоугерл рыночная.
Затащу во дворик и объясню — либо с Дыней в мороженицу идешь, либо морду ножиком накрашу. Не пойму я баб. Чего им надо.
— На фиг мне Светка с порезанной рожей? Она некрасивая будет по жизни.
— Торчу я с тебя, Дыня. Ты и рыбку хочешь съесть и бутылки сдать.
— Какие бутылки?
— Из-под «фанты», блин.
Дыня заторможенно уставился на приятеля, по обыкновению «уронив» нижнюю челюсть и пытаясь выстроить логическую цепочку «Светка-„фанта'“.
За эту особенность вытягивать личико в критические для мозга мгновения Дыня и получил свое забавное прозвище. Впрочем, он никогда не обижался на эту, в общем-то, позорную кличку — по той причине, что ничего позорного в ней не находил. Ну, Дыня… Не Урюк ведь. Не Помидор какой…
Недавно он переступил двадцатилетний рубеж, по коему поводу нажрался до крайности вместе с сидящим рядом пареньком. Банкет устроили в парадном старинного особняка, на широком подоконнике украшенного витражом окна с видом на Неву. Для придания торжеству надлежащего уровня Дыня приволок из подвала жившего там бомжа и, повесив ему на шею бабочку из бумаги, заставил прислуживать на банкете. «Чо, мы не люди, в натуре?»
Через час юбиляра, гостей и прислугу прибрал к рукам местный участковый, вызванный бездушными жильцами особняка. Дыня расстроился и пригрозил спалить особняк вместе с «фискальными крысами», но угрозу свою не выполнил по причине отсутствия денег на бензин. Деньги были больной темой в его взаимоотношениях с обществом. Общество денег не давало, а жить хорошо хотелось. Само собой, вину за эту боль Дыня возлагал на общество и на нем же отыгрывался.
В положительной части его двадцатилетнего баланса находилась пятерка по начальной военной подготовке (бег в противогазе), полученная в восьмом классе, а в отрицательной — все остальное. В восемнадцать лет юноша получил приглашение из военкомата, которое сложил «голубем» и запустил с балкона. Больше по данному вопросу отличника начальной военной подготовки никто не доставал, а сам отличник при слове «армия» ронял челюсть, произнося любимое: «Чево-о-о?»
— А мне знаешь кто нравится?
— Ну?
— Алисия Сильверстоун.
— Кто?!
— Алисия Сильверстоун. Я бы ее хоть вот здесь, прямо на траве. И так, и так, и даже вот так.
Собеседник показал приблизительную позу, в которой мечтал соблазнить американскую актрису.
— Клевая коза. Каждую ночь снится, бестия.
— Мне Светка тоже снится, — поддержал тему Дыня. — И все время голая.
— Ладно, кончай о блядях. Сколько натикало?
Дыня извлек из ватника круглый, громко тикающий будильник и поднес циферблат к близоруким глазам.
— Без десяти.
— Все, пора.
Любитель Алисии Сильверстоун поднялся с насыпи и направился к кустам, тянувшимся вдоль железнодорожного полотна. По другую сторону кустов начинался крутой овраг, поросший иван-чаем и усеянный белыми камнями.
Никого, кроме вышеупомянутой парочки, на линии горизонта не наблюдалось. Как и требовалось в настоящую минуту. То, что лишние глаза нынче неуместны, понимали даже непробиваемые мозги Дыни. Он тоже поднялся с насыпи и вслед за приятелем пошел к кустам.
Приятель имел более благородную кликуху — «Боб», происходящую непосредственно от имени Борис. В паре «Дыня-Боб» он нес почетную миссию лидера. Хотя бы потому, что знал, кто такая Алисия Сильверстоун.
Сегодняшняя затея также принадлежала Бобу. Дыня в силу субъективных причин был просто- напросто не способен рожать гениальные идеи. Зато он всегда соглашался и без вопросов выполнял порученную миссию, благо распечатал девяностый килограмм чистого веса. Мозгов Боба, которые, впрочем, тоже нельзя было отнести к высшему сорту, вполне хватало на двоих. Таким образом, союз силы и ума делал парочку весьма боеспособной и устойчивой к социальным кризисам.
Однако даже Боб, которого постигла муза, не сразу решился изложить Дыне свою идею, а начал заход издалека, прощупывая почву в голове компаньона.
— А что, Дыня, денег-то нет?
— Нет.
— А почему их нет?
— Не знаю.
— Так я тебе скажу. Потому что сволочи из Кремля по полгода не платят старухам пенсии!
Дыня хлопал глазами и молча кивал, соглашаясь с Бобом.
— Нынче всем трудно, — продолжал Боб. — Кризис в стране. Произошло сращивание политических кругов с криминальными.
От таких слов в голове Дыни закрутились необратимые процессы, могущие привести к трагедии, поэтому Боб вовремя тормознул.
С пенсиями Дыня сообразил без подсказок. Они с Бобом напрямую зависели от своевременности их выплат. В нужные дни подгребали к сберкассе, брали на заметку какую-нибудь счастливую бабулю, провожали до дому и, скромно потупясь, отбирали в подъезде кошелек с деньгами.
Риск этого незатейливого промысла сводился к нулю, бабули даже не верещали, успокоенные до смерти одним внешним видом молодого Дыни. Верещали они уже потом, придя в себя, но потом не считается: не пойман — не Дыня. Тьфу-тьфу, с ментурой по поводу этих маленьких шалостей проблем пока не возникало. Хотя и Дыня, и Боб еще с двенадцати лет состояли на учете в местном отделении, на
