получает, тут бывает по-разному. Но кто-то платит обязательно, и не сомневайтесь. И очень хорошую цену. У гуманитарной помощи, простите за цинизм, свой рынок. И то, что я предлагаю вам, – оплаченная вами гуманитарная помощь для Ничьей Земли. У вас роль мецената. У меня – темных сил, служащих во благо. Смешно. Но невесело. Так, я продолжу, с вашего позволения? Этот термос с образцом материала вам и выносить из Зоны не придется. Мы встретимся, положим, в Запорожье, я сделаю экспресс-анализ прямо на месте, и мы условимся о том, как я смогу получить груз. Вертолетный десант тоже вполне возможен. У меня большие, – он улыбнулся и провел ладонью по бороде, сверху вниз, ну вылитый мулла во время молитвы, – возможности, поверьте. Одновременно я начинаю затаскивать в Зону то, что вы подобрали. Завозить еще до того, заметьте, как вы оплатите мои услуги…
– Вы мне настолько доверяете? – удивился Сергеев искренне. – Просто лестно слушать! А если я, избави Бог, помру ненароком? Знаете, у нас там иногда такое случается… Что тогда?
– Вам невыгодно меня обманывать, – сказал Али-Баба серьезно. – Я для вас – находка. Ваш лотерейный билет на выживание. Наверное, о том, что такое счастье возможно, вы и не подозревали. Все до предела прагматично. Вы не обманываете меня, я честен с вами. Очень простые правила. Была такая ооновская программа «Нефть в обмен на продовольствие». Так вот, наша с вами программа будет называться «Бериллий в обмен на лекарства». Будьте реалистом, Михаил. А если вы ненароком умрете… Что ж, это мои риски. Не одному вам рисковать, в конце концов.
Сергеев снова посмотрел на Истомина, потом перевел взгляд на Али-Бабу. Террорист и глава Регионального управления некогда всемогущей Конторы. Доблестный защитник интересов Российской империи и человек, за которым гоняются профессиональные ликвидаторы, как минимум, десяти спецслужб, сидели с ним за одним столиком. К такому оксюморону надо было еще привыкнуть – хотя ничто под луной не ново. Многие из разведок имели своих боевых псов – кто для устрашения, а кто для решения вполне конкретных политических задач. Помимо составления хитроумных планов надо же кому-то и ледорубом махать, когда прикажут. Да и что такое террорист? Террорист – это тот же самый народный герой, только по другую сторону забора.
– Дальше? – сказал Сергеев.
– Что именно? – спросил Али-Баба.
– Вы проверяете образец. Это то, что вам нужно. Что происходит дальше?
– Ах да… Теперь понятно. Для вас, Михаил, ровным счетом ничего. Если образец соответствует моим ожиданиям, я даю вам маленький спутниковый маяк. Он работает в пакетном режиме, чтобы станции слежения его не засекли. Вы устанавливаете этот маяк рядом с грузом, например на крыше здания, и немедленно удаляетесь. Ваша миссия выполнена. С моей стороны было бы негуманно заставить вас перетаскивать груз на себе.
– Там более восьмидесяти контейнеров. – Истомин загасил сигарету в пепельнице и тут же зажег другую. Это было их общим горем – все ребята из Конторы много курили. Но немногие смогли проверить, действительно ли это приводит к неприятным последствиям – что-что, а смерть от сигареты для них была бы непозволительной роскошью. Находились и другие, более экзотические причины для смерти. Доживших до сорока считали везунчиками, доживших до пятидесяти – патриархами.
– Каждый контейнер – шестьдесят килограмм. Замахаешься носить.
– Это, конечно, не мое дело, – сказал Сергеев по-русски, обращаясь к Константину Олеговичу, – но советую учесть, это все-таки Север. Думаю, операцию по вывозу будешь координировать ты, потому тебе и говорю, на всякий пожарный… Граница рядом. База миротворческих сил ООН рядом, россияне, бдящие газопровод, рядом, непонятно чье (в общем было понятно чье, но обижать Истомина не хотелось) Капище тоже рядом, кстати, крайне агрессивное и совершенно непредсказуемое. Плюс к этому Киев – излюбленное место паломничества разных деятелей бандитского толка. На столицу их тянет, царствовать. Каждую неделю новый атаман приходит в столицу княжить. Каждую неделю кто-то из вояк по доброй традиции вешает его с дружиною за ноги на видном месте. Но ведь все одно – лезут… И недобитков-одиночек полно! Вертолетами захотите груз вывезти – могут долбануть из развалин за милую душу. Организованно и планово. Не с портативного комплекса, а так, по-взрослому, со станины, чтобы с одного выстрела костей не собрали.
– Учтем, – ответил Истомин коротко, всем своим видом показывая, что благодарен за совет, но постарается впредь обходиться своим умом.
Али-Баба вежливо улыбнулся. Понял он или не понял сказанное, а Сергеев говорил быстро, по нему не было видно, но Сергеев знал, что понял. «Ботаник»… Ну да… Конечно же… Свежо предание. Но как же интересно узнать – чья школа?
Сергеев, как человек, некогда работавший «в поле», прекрасно понимал, что узнать такие подробности можно только по чистой случайности. Этот моложавый мужчина мог быть агентом любой из разведок, а мог действительно оказаться воспитанником одной из исламских группировок, реальным фанатиком, прошедшим курс спецподготовки под руководством наемных профессионалов. Скорее всего, это навсегда останется тайной. Его цели представлялись Сергееву загадочными, средства их достижения могли быть любыми, но в том, что особой «переборчивостью» в их применении его собеседник не отличается, Сергеев был абсолютно уверен.
Менялись времена, социальное устройство, правящие классы и ведущие религии, но необходимость в таких людях, как Али-Баба, оставалась неизменной. Они всегда оставались в игре, как со времен древнего Египта и Рима оставались в игре разведка и контрразведка, меняя имена и личины, но никогда не меняя своей сути: служа хозяину – служить себе.
Официанты принесли закуски. Сомелье раскупорил бутылку и, плеснув вина в бокал, предложил его Али-Бабе на пробу. Тот вино одобрил.
Во время ужина разговор постепенно, скорее всего из-за постоянного присутствия «в кадре» вышколенных официантов, перешел на общие темы. Сергеев не мог не признать, что Али-Баба оказался прекрасно образован. Во всяком случае значительно лучше, чем Истомин, и, чего уж греха таить, лучше, чем сам Михаил. Причем образованность эта касалась самых разных вопросов. Разговор вроде бы шел ни о чем, но впечатление, начавшее складываться, как только Сергеев услышал классический British, с каждой минутой усиливалось, становилось все более определенным. Но все-таки через интеллигентность речи, сквозь плавность и сдержанность движений нет-нет да и проглядывала свернутая в тугую пружину готовность мгновенного, рефлекторного действия, как в спящем на подоконнике ленивом коте все же ощущается настороженность настоящего зверя.
Проглядывала эта готовность в точности нечаянного жеста, в искусственной непринужденности принятой позы, позволяющей мгновенно сорваться с места, уходя от опасности, в произвольном, на первый взгляд, повороте головы, позволяющем незаметно осмотреться и оценить обстановку. Кто бы ни были люди, учившие его, они делали это хорошо. Но ко всему у парня был дар от Бога. Или, если учесть его профессию, скорее от черта.
Скользя по глади ни к чему не обязывающей застольной беседы, Сергеев подумал о том, что примет предложение и почти наверняка исполнит обещанное.
Прав Истомин. Прав не тогда, когда называет Ничью Землю зверинцем. Здесь, в Москве, зверинец похлеще, такой еще поискать надо. Прав он тогда, когда говорит, что Сергееву и так есть о ком думать и нечего забивать себе голову мыслями о будущих несчастьях совершенно чужих ему людей. И какое ему дело до того, что собирается делать с контейнерами бериллия этот оливкового цвета парень, так удачно изображающий из себя «ботаника»…
Тогда Михаил сказал «да».
Сегодня, глядя на серое от потери крови и болевого шока лицо своего работодателя, Сергеев с ужасом подумал, что если Али-Баба умрет сейчас, у Красавицкого на руках, то для жителей Ничьей Земли наступят хреновые времена.
В последние несколько месяцев весь расчет Михаила строился на том, что сделка состоится и груз таки попадет в Зону. Не хотелось и думать о том, что случится, если он до места назначения не дойдет. Приближалась зима двенадцатого года от момента потопа, зима 2018 года от Рождества Христова. И она обещала быть суровой. Без антибиотиков и прочих благ цивилизации до нового, 2019 года многие могут и не дожить. Обычно к этому времени Сергеев успевал затащить в Зону несколько партий медикаментов. К ним можно было приплюсовать те, которые удавалось разыскать в развалинах, если содержимое упаковок было не попорчено водой. Срок годности уже мало кого интересовал. Действует лекарство или не действует – определяли опытным путем.
Поход на Киев и поиски старого институтского здания, в подвале которого, по словам Али-Бабы, и были складированы бериллиевые запасы, изменили обычный ход событий. Нет, конечно, колонии выживут – были гораздо более тяжелые годы, но при отсутствии достаточного количества нормальных препаратов зима может унести много жизней. У Равви лекарства есть, с того самого склада, на который его вывел Сергеев, полковник еще и поделится – не жлоб. А вот южнее и севернее будут проблемы.
Севернее, там, где клин Ничьей Земли, вдававшийся в чужие территории, был узок, как кинжальный клинок, было мало складов, но достаточно много людей. Тем более что на Севере постоянно происходили какие-то заварушки – кто-то с кем-то схлестывался, гремели взрывы и выстрелы, в конфликт тут же встревали ооновцы, с Запада сразу подтягивались страдающие параноидальной русофобией войска Конфедерации, с Востока к самой границе подкатывались части Восточной Республики. Российские вояки, стоящие вдоль газопровода, начинали стрелять на мышиный писк в кустах, а пограничники дряхлого, как Мао в последние годы жизни, «бацьки Лукашенка» хладнокровно убивали все живое, пытающееся выползти на контрольно-следовую полосу.
В сердце всей это неразберихи, в развалинах бывшего стольного града Киева, тоже кипели нешуточные страсти, но в Киев Сергеев все-таки заходил: и для того, чтобы поживиться, и для того, чтобы посидеть хотя бы полчаса на развалинах их с Плотниковой дома. В этот момент ему казалось, что и Вика с Маринкой приходят к нему, чтобы побыть рядом: так хорошо и спокойно ему становилось. Сергеев и сам не подозревал в себе такого запаса сентиментальности.
Ткань превосходных брюк Али-Бабы Говорова вспорола ножницами – материя трещала, как парашютный шелк. Сергеев, которого почему-то не выгнали из операционной (наверное, потому что был после ванны и переодет во все чистое), увидел рану и мысленно перекрестился. Аллах был благосклонен к раненому – пули не зацепили бедренную артерию просто чудом. Зато другие, более мелкие сосуды они не пожалели. Из раны в голени торчали бело-розовые осколки кости. За свою жизнь, прошлую и настоящую, Сергеев видел немало различных ранений – при взгляде на развороченную ногу Али-Бабы в голову сразу приходила мысль об ампутации. Сергеев столкнулся взглядом с Гринбергом и понял, что милейший Эдуард Аркадиевич думает о том же самом.
– Что это за дрянь в плече? – спросил озабоченно Красавицкий. – Проволока?
– Электрод, – сказал Гринберг. – Заточенный старый электрод.
– Навылет, – Красавицкий цокнул языком. – Ого! У него под курткой плечевая кобура – так прошло через лямку. Кожаную! Вместо арбалетной стрелы пользовали железку, что ли?
Он попытался что-то провернуть – Али-Баба застонал, не открывая глаз, и страшно заскрежетал зубами.
– Аккуратнее, Тимур, – попросил Гринберг. – Он сейчас от боли помрет… Может, наркоз дадим?
– Вот определимся, что делать – и дадим, – огрызнулся Красавицкий. – Или не дадим, не барин… На голени – херовая рана. На бедре тоже. А тут что – не могу понять… Тут у нас, братцы, шашлык на шпажке… О, блин!
Он чуть не упал, покачнувшись. Стрела-электрод осталась у него в руке, а Али-Баба опять исторг стон и задергал здоровой ногой. Струя крови брызнула из плеча араба и прочертила на халате Говоровой алую полосу, обдав по пути и Гринберга.
– Ага, – сказал удовлетворенно Красавицкий. – Вот, значит, как?
Несколькими движениями ножниц Говорова срезала с раненого куртку и свитер с теплой футболкой, обнажив рану, над которой сразу же склонился Тимур.
