плотно, что впереди были видны только ряды разноцветных крыш.
– Когда-то моя мама говорила, что не та курица-мать, что снесла яйцо, а та, что высидела, – заметила Вика рассудительно. Похоже, что с эмоциями она справилась. Что-что, а владеть собой у нее всегда получалось неплохо. – Ты у нас генетический донор, Блинов…
Владимир Анатольевич налился красным и, отвернувшись, уставился в окно. Внизу был виден гладкий, искрящийся под солнцем Днепр и пыхтящий по фарватеру буксир, тащивший вверх по течению груженную песком баржу.
– Не злись, не стоит…
Блинов пожал плечами.
– Счастливым я себя не чувствую. Мне почти пятьдесят, Вика. Я богат.
Она иронично глянула на собеседника и прикурила новую сигарету.
– Ты зря смеешься, я ОЧЕНЬ богат.
– Могу себе представить, – усмехнулась Вика. – Если помнишь, я даже как-то пыталась написать об источнике твоей состоятельности. Твои подельники были очень недовольны…
– Коллеги, милая моя, коллеги, – поморщился Блинов. – Слово-то какое уголовное нашла! Подельники…
– Люблю называть вещи своими именами…
Блинов отмахнулся.
– Называй, как хочешь… Я о другом. То, что у меня есть, я хочу кому-то оставить…
– Женись! – предложила Плотникова. – Ты у нас жених хоть куда! Хоть туда, хоть сюда… Найди себе очередные сиськи на ножках, женись, наплоди маленьких Блинчиков, и вопрос с наследством отпадет сам собой. Или опять же… Женись и потом разведись. Минимум половину проблемы с наследством ты решишь! Уверена!
– Почему, – спросил Блинов, поворачиваясь к Вике всем корпусом, – ты всегда пытаешься говорить со мной, как с врагом? Или как с недоумком? Я не враг, Вика, я не недоумок. Я буду рад, если наши с тобой потомки унаследуют твою красоту, но не думаю, что можно пренебречь моим умом. Я выжил и стал богат тогда, когда другие не могли заработать на буханку хлеба. Я был одним из тех, кто правил этой страной. Пусть чужими руками, но правил. И я нашел в себе силы уйти, когда настал момент и отказаться от борьбы за власть…
– Можно, скорректирую? – спросила Плотникова. – Как живой свидетель событий? Ты действительно умен, Володя. Ты аферист с государственным мышлением. Не потому, что думаешь о державе, просто воруешь очень масштабно. Ты действительно правил этой страной, но годы эти сложно назвать лучшими в ее истории. И отказа от власти не было. Отказ – это дело добровольное. А тебя выгнали твои… гм… коллеги! Ты сбежал, поджав хвост, и если бы не Миша и не Васильевич, сбежать бы не успел. Помнишь, как тебя в самолет грузили?
– Не помню. Что я могу помнить? Я еще неделю в Швейцарии валялся без сознания…
– И это ты называешь – отказался от власти? Твой «мерс» еще долго в новостях показывали…
Блинов помолчал, играя желваками, и Плотникова поняла, что Владимир Анатольевич сильно изменился за последние годы. Он давно должен был вспыхнуть, взорваться, обложить ее матом, наорать и даже успеть помириться, а нынче – сидел рядом, красный от обиды, стиснув зубы…
Он не стал слабее.
Он смирился.
Это было внове для нее – этакий неожиданный штрих к портрету Блинова, но за те годы, что Вика была близка к политике, ей доводилось видеть и более стремительные перерождения.
– Вика, – сказал Блинчик после паузы. – Дело в том, что я уже все сделал.
– Что именно?
– Я оставил все Марине и внуку.
– Вот даже как… – протянула Плотникова, покосившись на Владимира Анатольевича. – Трогательно. Только им ничего не надо. Маськин муж зарабатывает неплохо. Да и я – барышня не бедная. Уж без твоих миллионов обойдемся!
– Ну, во-первых, не миллионов, – спокойно возразил Блинов. – Тут ты меня, как всегда, недооцениваешь. Я благодарностей и не ждал, так что не трудись меня в чем-то уличать. Есть инвестиционный фонд, и он принадлежит тем, в ком течет моя кровь. Как ты думаешь, я имею на это право?
– Наверное, да, – согласилась Плотникова. – Но, мы с тобой договаривались о другом, – ты к ним не будешь иметь никакого отношения. Володя, поверь, я вполне могу содержать и себя, и семью, и оплачивать счета Сергеева…
– Я ему должен, – сказал Блинов резко. – И отдать иначе не могу. И даже обсуждать не собираюсь… Кстати, раз уж ты отправляешь меня из города сегодня вечером, давай-ка поедем к Мише. Прямо сейчас. Бог знает, когда еще свидимся.
– Мой день посещения – завтра, – сообщила Плотникова. – Ну, если ты хочешь, давай поедем. Он будет рад.
– Не уверен, – возразил Блинчик.
– Несмотря на то, что произошло между вами, он считал тебя своим другом.
«Может потому, что не успел обзавестись другими?» – подумал Владимир Анатольевич, но вслух ничего не сказал.
Сергеев почти не изменился.
Во всяком случае, изменился гораздо меньше, чем можно было ожидать.
Главврач клиники, завидев Плотникову у входа, заплясал, словно дрессированный медведь на задних лапах, наглядно демонстрируя Блинову, что ни копейки из его денег не потрачено зря.
– Виктория Андроновна! Здравствуйте! Мы вас только завтра ждали! – запел он хорошо поставленным, низким голосом. – У Михаила Александровича сегодня электроимпульсные процедуры и только потом стрижка…
– Ничего, – сказала Плотникова покровительственным тоном, – ничего Афанасий Платонович. Мы ненадолго. Знакомьтесь, Кирилл Андреевич Старский, старый друг Михаила Александровича!
– Коллега Михаила Александровича? – переспросил доктор, присматриваясь. Несмотря на славянские имя и отчество, у него была типичная восточная внешность. Вылитый монгольский завоеватель с голосом баритона из киевской оперы. Удивление, да и только!
– Упаси Бог, – испуганно сказал Блинов, пожимая широкую горячую ладонь врача. – Какой коллега! Старый приятель!
– Вы первый раз у нас? – спросил Афанасий Платонович, как будто бы не знал. – Вам Виктория Андроновна рассказывала о нашей клинике?
– В общих чертах…
– Давайте я по дороге вам немного расскажу. Михаил Александрович все равно лежит в одном из дальних коттеджей. Это не потому, что мы не уделяем ему внимания, – торопливо добавил он и оглянулся на идущую рядом Плотникову. – Просто в этих коттеджах физиотерапевтические комплексы, да и расположены они в тишине и в тени. У нас от разных недугов лечатся оччччень (он сделал ударение на это слово) непростые люди. Очччень известные. В клинике лучшая аппаратная база, новейшие диагностики, только оригинальные препараты. Мы лечим практически все – от двигательных дисфункций до тяжелых поражений нервной системы, вызванных применением некоторых веществ…
Они пересекли внутренний дворик, который располагался сразу за небольшим зданием приемного покоя, и пошли вглубь территории, утопающей в зелени и цветах. Было видно, что закрытый санаторий не просто велик, а огромен. Среди сосен прятались небольшие домики, аккуратные двухэтажные лечебные корпуса. Слева располагался здешний спортивный комплекс, судя по конструкции – с бассейном. Всюду были проложены мощеные плиткой дорожки, газон, там, где он был, содержался в идеальном состоянии. Блинову почему-то вспомнился гольф-клуб в Швеции, только под Стокгольмом было прохладнее.
– На место ставят крыши после наркоты, – пояснила Виктория, закуривая. – В том числе.
– Ну, можно сказать и так, – согласился главврач, и воровато оглянулся. – И это тоже. Вы же знаете, что заместительная терапия сейчас вне закона, а метод очччень эффективный.
– Не сомневаюсь, – поддержал доктора Блинов. – А много сейчас пациентов, Афанасий Платонович?
– Много. Не менее 30 человек. У нас никогда меньше не бывает. А что никого не видно – не удивляйтесь. Все сейчас получают процедуры. Кто где, но все при деле.
Он хихикнул. Именно хихикнул, что в сочетании с густым красивым голосом создало комический эффект, и Блинов с Викой невольно улыбнулись.
– У нас здесь консультируют и лечат лучшие специалисты Украины. И мировых светил приглашаем. Например, Михаила Александровича постоянно осматривают наши коллеги из Германии и Швейцарии, с том числе и специалист по военной травматологии господин Гумбольт. Из Израиля приезжали – мировое светило – доктор Ареф Ниц. Слыхали?
– Гм… – сказал Блинов. – Я все же больше по коммерции…
– Ах, да… Простите, увлекся. У вашего коллеги…
– Друга, – поправил Блинчик.
– Простите, ради Бога, у друга… У Михаила Александровича, очччччень редкий случай. Пулевое ранение в позвоночник и пуля засела в …
Он вспомнил, что гость «более по коммерции» и закончил.
– … шейном отделе. Практически сразу после ранения наступил паралич. Вытащить пулю нельзя, пациент, простите, Виктория Андроновна, сразу же умрет, вероятность такого исхода процентов 95 %, не менее. Мозг остается в работоспособном состоянии, мы предполагаем, что он слышит все, что происходит вокруг, но лишен возможности взаимодействовать с внешним миром. Я понятно объясняю?
– Пока – да, – подтвердила Плотникова.
На МРТ[77] мы видим, что у Михаила Александровича в наличии очаговое поражение некоторых участков мозга. Левая височная доля, в районе седла, в продолговатом теле… Оччччень странная картина, но…
Через дорожку был протянут яркий зеленый шланг для полива, и доктор легко через него перескочил. Они вошли в тень, и со всех сторон повеяло нежной хвойной прохладой и водой – работали распылители.
– Что еще страннее – у Михаила Александровича энцефалограмма здорового человека. Отличий нет!
Он поднял вверх указательный палец.
– Практически нет! Более того, если судить по записи – пациент ведет достаточно активный образ жизни!
– Пациент, насколько я знаю, лежит в постели. Парализованный, – возразил Блинов.
