— Ты имеешь в виду, что Эд… что он мог… Элис, ты просто сумасшедшая!
— Я ничего не имею в виду. Тут и так все ясно, по-моему. Эд Хэмнер просто прекрасно знал, что нужно было его отцу.
Я ЗНАЮ, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО.
Она вздрогнула оттого, что ей показалось, что Эд Хэмнер неожиданно очутился у нее за спиной и прошептал ей эти слова на ухо.
— Практически все шесть последовавших за этим лет миссис Хэмнер провела в различных психиатрических клиниках. Вначале предполагалось, что она просто страдает сильными нервными расстройствами, но один из лечивших ее врачей, с которым разговаривал мой агент, утверждает, что она была самой настоящей душевнобольной, причем в очень тяжелой форме. Она считала своего сына наместником Дьявола на земле. Однажды в 1964 году она пыталась убить его ножницами и сильно поранила ему плечо. Она… Лиз? Лиз, что с тобой?
— Шрам… — пробормотала Элизабет. — Однажды, около месяца назад, мы купались с ним ночью в открытом бассейне университета, и я увидела у него сильный глубокий рубец на плече… здесь, — она положила руку себе на плечо немного выше левой груди. — Он сказал… — к ее горлу поднялся тошнотворный комок, и ей пришлось подождать, пока он отступит. — Он сказал, что когда был маленьким мальчиком, он сильно упал этим местом на острый забор.
— Продолжать?
— Да конечно. Теперь уже поздно останавливаться.
— В последний раз его мать была выписана из роскошной психиатрической клиники Сан Джоэкуин Вэлли в 1968 году. Однажды они все втроем решили устроить семейный пикник недалеко от Дороги 101. Эд собирал дрова для костра недалеко от высокого обрыва над морем, как вдруг его мать села в машину (Эд Хэмнер старший тоже находился в это время внутри), завела ее и помчалась прямо на своего сына. Эду удалось, по-видимому, успеть отпрыгнуть в сторону, но оба его родителя погибли, упав в машине с огромной высоты на прибрежные скалы. Эду было тогда почти восемнадцать. Отец оставил ему наследство в миллион долларов наличными, не считая различных ценных бумаг, акций и так далее. И еще — прекрасный дом. Через полтора года Эд уехал на восток и поступил в тот же колледж, в котором учишься и ты. Вот, собственно, и все, что мне удалось узнать.
— Как? И никаких больше скелетов или привидений?
— А тебе что, всего этого мало? Она медленно поднялась с кресла.
— Теперь понятно, почему он так не хотел говорить о своей семье. Да, хорошо поработали детективы, ничего не скажешь — чуть мертвецов из могилы не подняли.
— Ты просто слепая, — проговорила Элис, глядя, как Элизабет надевает пальто. — К нему, конечно, едешь?
— Да. — Потому, конечно, что ты его любишь?
— Да.
Элис быстро подошла к ней и взяла за руку:
— Остановись, прекрати дуться и раздражаться хотя бы на секунду и ПОДУМАЙ! Эд Хэмнер способен делать такие вещи, о которых обычные люди даже не мечтают. Он подсказывал своему отцу, куда ставить на рулетке, и тот никогда не проигрывал, разве что для вида, помог ему разбогатеть на биржевых махинациях. Он просто знает, где выигрыш. Это просто-напросто способность предвидения, наверняка связанная с каким-нибудь психическим отклонением. Я не знаю. Известны, конечно, и другие случаи, когда подобные способности проявлялись и у других людей, но, как правило, в меньшей степени. У тебя никогда не было ощущения, что он принуждает тебя любить его, что он делает это насильно?
— В жизни не слышала ничего более нелепого, — медленно повернувшись к ней, ответила Элизабет.
— Неужели? Ведь он дал тебе вопросы к экзамену по социологии точно так же, как подсказывал отцу правильные числа при игре в рулетку. Он НИКОГДА не изучал социологию. Я проверяла. Он сделал это для того, чтобы привлечь твое внимание, заинтересовать тебя, чтобы ты отнеслась к нему серьезно.
— Прекрати! — закричала Элизабет, прижав руки к ушам.
— Он просто знал эти вопросы, он знал, когда погибнет Тони, он знал, что ты полетишь оттуда домой на самолете. Он даже знал точный психологический момент, когда ему снова появиться в твоей жизни в октябре.
Элизабет высвободила руку и дернула на себя входную дверь.
— Пожалуйста, — просила ей вдогонку Элис. — Пожалуйста, Лиз, послушай! Я не знаю, как у него это все получается. Я сомневаюсь даже, что и ОН САМ это знает. Может быть, он и не хотел причинить тебе никакого вреда, но он уже причинил его тебе. Он сделал так, чтобы ты полюбила его, предупреждая каждую твою мысль и желание, даже самые заветные и потаенные. Но это не любовь, Лиз! Это самое настоящее насилие!
Элизабет хлопнула дверью и быстро побежала вниз по лестнице.
Она успела на самый последний автобус, идущий в город. Снег пошел еще сильнее. На дороге намело большие заносы и автобус пробирался сквозь них, как какой-нибудь гигантский жук. В салоне было всего шесть или семь пассажиров. Элизабет села на самое заднее сидение. В ее голове роились тысячи самых разных мыслей.
Сигареты с ментолом. Биржа. То, как он якобы угадал, что детское прозвище ее мамы было Диди. Худенький мальчик в очках, незаметно таращившийся с задней парты на маленькую девочку, сидящую перед ним и слишком маленькую для того, чтобы понять, что…
Я ЗНАЮ, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО.
НЕТ. НЕТ. НЕТ. Я ЛЮБЛЮ ЕГО!
Любила ли она его на самом деле? Или ей просто доставляло наслаждение сознание того, что существует кто-то, кто всегда заказывает для нее в ресторанах и кафе именно то, что она любит больше всего, кто всегда водит ее именно на те фильмы, которые она больше всего хотела бы посмотреть, и не хочет ничего того, чего не хотелось бы ей? Не был ли он неким психологическим зеркалом, в котором она видела только то, что ей хотелось бы видеть? Подарки, которые он дарил ей, были именно такими, которые она хотела. Когда неожиданно похолодало, и ей срочно понадобился новый фен для сушения волос взамен сломавшегося старого, кто подарил ей его? Эд Хэмнер, конечно, кто же еще? Купил по случаю, — как он сказал, — понравился просто и купил — подумал, что, может быть, тебе нужен такой. Конечно, ей это было очень приятно.
НО ЭТО НЕ ЛЮБОВЬ, ЛИЗ! ЭТО САМОЕ НАСТОЯЩЕЕ НАСИЛИЕ!
Она вышла на углу Мэйн-стрит и Милл-стрит и тут же отвернулась от немилосердно стегавшего по лицу ветра. Автобус обдал ее дизельным выхлопом и через несколько секунд его красные габаритные огоньки скрылись в густой темноте.
Еще ни разу в жизни она не чувствовала себя так одиноко.
Его не было дома.
Она звонила и стучала в его дверь минут пять, но все безрезультатно. Тут вдруг она впервые подумала о том, что не имеет ни малейшего представления о том, чем занимается Эд, с кем встречается, когда они не вместе. Эти мысли не приходили ей в голову раньше никогда.
МОЖЕТ БЫТЬ, ОН ИГРАЕТ СЕЙЧАС В ПОКЕР, НАПРИМЕР, ЧТОБЫ КУПИТЬ КАКОЙ-НИБУДЬ ФЕН ИЛИ ЕЩЕ ЧТО-НИБУДЬ КАКОЙ-НИБУДЬ ДРУГОЙ ЖЕНЩИНЕ…
С неожиданной решимостью она привстала на цыпочки и пошарила рукой над дверью, где, как она знала, он иногда оставлял запасной ключ. Наконец, ее пальцы наткнулись на него, и ключ со звоном упал на каменный пол.
Она подняла его, открыла замок и вошла в прихожую. Квартира без Эда выглядела как-то странно — как-то искусственно, что ли, ненатурально, как театральная сцена. Ее всегда удивляло, в какой чистоте и порядке содержит он свое жилище, совершенно не заботясь при этом о собственном внешнем виде. Как будто он наводил весь этот порядок и чистоту не для себя, а только для нее. Ерунда какаято.
Она снова подумала о том — точно так же, как в первый раз, когда побывала здесь, — как ей
