наши цепи, наковальнями — камни или железнодорожные колеса. День и ночь мы били по железу, пока не получились два клинка длиной по сорок сантиметров.
Чтобы лучше держать нож в руке, я приспособил к сосновой рукоятке поперечину. Оружие имело форму креста, и теперь по этому признаку я узнeq o (а;ґ)ю ЕГО. ОН будет носить мою метку, пока не погибнет. ОН рыскает с этим крестом по морям, ищет меня. Я отметил ЕГО навсегда!..
Мак-Интайр вскочил и схватился за стойку тента. Руки его дрожали, в глазах снова вспыхнул огонек одержимости, взгляд блуждал по темной глади моря. Мне стало страшно. Чем мог закончиться наш ночной разговор? Я попытался успокоить ирландца, но он грубо оборвал меня:
— Слушай! Ты все поймешь, когда я докончу свою историю! Только прошу: верь мне, даже если она будет казаться совершенно неправдоподобной…
Мы держали ножи на теле днем и ночью. Поистине труднейшее дело — скрыть это длинное оружие от глаз стражников. И вот наступил долгожданный день. Черный фрахтер бросил якорь по ту сторону мола. Не пробило еще и четырех, как нас стали распределять по работам. От страха, что меня могут не назначить на разгрузку, я истекал холодным потом. Когда подошла очередь и стражник какое-то мгновение нерешительно разглядывал меня, я от волнения чуть было не упал ему в ноги. Но наши с Туром мускулы решили дело.
Нордстранд и я были в первой партии, отправленной на баркасе к фрахтеру. На нас еще были цепи: снимали их всегда уже на борту. Когда мы приблизились к пароходу, я увидел, что на корме его развевается шведский флаг. Итак, все шло по плану Как сейчас помню, это было двадцать третьего января. Мы вскарабкались по трапу на палубу И только на борту с нас наконец сняли цепи.
В полдень баркас пришел снова и привез нам в вонючем котле обед. Охраняемые четверкой вооруженных до зубов французов, мы сидели на люке и ели, с волнением обшаривая глазами море. Придет ли голландское судно? Тур Нордстранд украдкой ткнул меня в бок и незаметно качнул головой в сторону. Теперь увидел и я. У самого горизонта отчетливо была видна черная тонка. От волнения у меня задрожали руки. Работая на палубе, мы с трудом подавляли возбуждение. Лишь бы только не выдать себя! И каждый раз, когда мы осторожно поднимали головы и как он ненароком бросали взгляд на сверкающую поверхность моря, черная точка становилась все больше. Это мог быть только наш «голландец».
Можешь ты себе представить, какое в эти мгновения у меня было состояние? Вот-вот я должен был начать действовать, а там уж пан или пропал! Судна приблизилось настолько, что до него можно было добраться вплавь. Тур Нордстранд доложил надсмотрщику, что ему необходимо справить нужду. К нему тотчас же присоединился и я. Об этом мы сговорились заранее. Гальюн был расположен по правому борту, со стороны, обращенной к открытому морю. Мы прошаркали по палубе, как загнанные вьючные животные. Караульный следовал вплотную за нами. Я протянул руку к дверной задвижке. Стражник внимательно следил за моими движениями, и чувство опасности на секунду оставило его. В то же мгновение Тур Нордстранд кошкой бросился к нему и точно рассчитанным ударом кулака свалил с ног. Не успел караульный упасть на палубу, как я подхватил его. Мы втолкнули француза в гальюн и заперли там. Ключ полетел за борт.
Мы кинулись к фальшборту. Шведские матросы заранее привязали к нему трос, свисающий прямо в воду. Видно, дядюшке Тура Нордстранда пришлось-таки здорово раскошелиться, готовя побег. Бесшумно скользнули мы в воду и, вкладывая в гребки всю силу, поплыли, норовя поскорее убраться подальше от парохода. Ружейный салют «в нашу честь» мог раздаться в любой момент. И тут неподалеку показался спинной плавник голубой акулы. Словно сабельный клинок, резал он воду. Гадина описывала вокруг нас широкие, но от раза к разу все более сжимавшиеся витки спирали. Я схватился за нож, моля бога, чтобы рядом не оказалось больше акул. Ведь убей мы одну, на ее кровь тут же ринется десяток других.
Хоть тысячу раз воображай заранее, будто отбиваешься ножом от акулы, все равно появляются они совсем иначе, чем тебе это представлялось. Да к тому же шкура у них толстая и шершавая, словно терка. Дай им только сойтись с тобой вплотную, и они тут же располосуют тебя до костей. А эта голубая акула уже почуяла человечину. Она стремглав ринулась к Туру. Когда она достигла его, швед поднырнул и всадил нож прямо я акулье брюхо. Остановиться акула не могла. Она двигалась дальше, и Туру оставалось только изо всех сил удерживать нож, а уж чудовище само распарывало себе брюхо. Мы плыли в крови, среди акульих потрохов. Уже утопая, эта чертовка успевала-таки жадно хватать свои собственные кишки.
До каботажника: оставалось еще добрых пятьсот метров. Между судном и нами кишели акулы, то тут, то там выныривали из воды их острые плавники. А мы плыли дальше, я — первый, Тур Нордстранд чуть позади меня. Ставкой была наша жизнь. И тут над водой плетью хлестнул выстрел. Черта с два: им уже в нас не попасть. Шлюпку они не спустили. Может быть, родственники Тура подкупили и охрану? Во всяком случае, акулы в этом сговоре не участвовали. Кровавая приманка привела их в настоящее бешенство. Мне приходилось обороняться сразу от трех—четырех хищниц. Одной из акул я засадил нож в позвоночник столь прочно, что она потащила меня за собой на глубину. Нож застрял, как вбитый гвоздь, но я вовсе не собирался лишаться своего единственного оружия. Ведь без него мне наверняка была бы крышка. На какую глубину утащила меня рыба, я не знаю. Мне повезло: нож наконец-то высвободился. Я оказался на поверхности, крепко сжимая в руке клинок с сосновой рукояткой. Нырнув снова, чтобы ловчее уклониться от очередной акулы, я увидел из-под воды ее мощное тело. Меня поразили его необъятные размеры…
Мак-Интайр запнулся, будто воспоминания о пережитом в те ужасные минуты лишили его дара речи. Когда он заговорил снова, голос его дрожал:
— Я вынырнул и увидел, что все спинные плавники сбились в кучу чуть в стороне. Там боролся за жизнь мой товарищ. Вода забурлила, вскипела темно-красной пеной. Тур Нордстранд так больше и не вынырнул… Полный страха, плыл я дальше. С каботажника уже махали мне руками Однако мне предстояло выдержать последнюю, самую тяжелую битву. Один на один с НИМ, с морским королем. Все остальные бестии признавали его величие и держались на почтительном удалении. Я тебе говорю: такую рыбу-молот не видел еще никто!
Сперва ОН сделал вираж вокруг меня, стремясь отрезать путь к судну. Его спинной плавник, большой, славно парус, шипя, резал воду. ОН нырнул, зашел снизу, и я увидел его огромную, полукруглую, широко разинутую пасть с грозным частоколом острых зубов. Она вот-вот готова была захлопнуться.
Но я ускользнул и на этот раз. Игра повторялась снова и снова. Я уже потерял счет атакам. Я наносил ЕМУ удары своим ножом, но не маг пробить толстую шкуру. ОН нападал, проносился мимо, и все- таки ухватить меня ЕМУ никак не удавалось. При каждой попытке рыбе приходилось делать новый виток, а я пользовался этим временем, чтобы продвинуться поближе к спасительному борту судна.
Оставалось проплыть каких-нибудь пятьдесят метров, когда ОН пошел в очередную атаку. Это было похоже на шахматную игру. Все новые и новые ходы выискивал ОН, чтобы добраться до меня. На этот раз рыба-молот зашла сзади. Едва шевеля хвостом, медленно, очень медленно стал ОН настигать меня, словно размышляя по пути, как ловчее меня обвести. Даю слово, ОН отлично понимал, что мы с ним противники «на равных». ЕМУ не удалось застать меня врасплох. Когда акула вдруг неожиданно метнулась ко мне, я успел обернуться и увидел мерзкие глазищи на огромной молотообразной голове. Ты не представляешь, что это было за зрелище! На каждом конце гигантской кувалды — в трех метрах друг от друга! — по большущему темному глазу. Не мигая, в упор таращатся они на тебя. Так и сверкают — свирепые, кровожадные. ОН ринулся на меня. Совсем близко я видел темную тень судна. Люди на палубе возбужденно размахивали руками и что-то кричали мне: они и так уже довольно далеко забрались во французские территориальные воды. Вот уже в мою сторону полетел трос, но мне было не до этого. Ослепленные яростью, мы бились не на жизнь, а на смерть, и разнять нас было невозможно. Уже у самого судна ОН поднырнул и своим шершавым боком ободрал мою ногу до мяса. И тут вдруг глаз, огромный черный глазище возник передо мной. Глазное яблоко в упор таращилось на меня, прямо-таки вылезало из орбиты. И в этот глаз я всадил свой нож! Я по пояс высунулся из воды и, собрав остаток сил, нанес удар с такой мощью, что нож вошел в кость глазницы и остался торчать там. Я выпустил из рук оружие, рывком преодолел последние два метра и намертво вцепился в брошенный мне трос.
Можешь считать меня чокнутым, но я понял еще и вот что. Морокой король запомнил меня. Даже когда меня вытаскивали на палубу, ОН все еще сверлил меня своим взглядом. Я никогда этого не забуду. Рыба-молот признала меня победителем, но лишь на этот раз. И я понял тогда, что покоя мне больше не видать. ОН повсюду будет искать меня, чтобы вновь сразиться со мной.
Когда судно дало ход, ОН поплыл следом за нами, устало ударяя ивостом. Немым упреком торчала
