переступила через порог, но, к счастью, фигура доктора Такагиси глядела в другую сторону. Ее переставили. Вообще за эти годы экспозиция претерпела существенные изменения. Исчезли все копии биотов, занимавшие большую часть помещения во время нашего с Ричардом визита в это подземелье. Их место заняли две, так сказать, «выставки», посвященные птицам и людям.
Птичья экспозиция находилась поближе к двери. С потолка свисало уже три экспоната с распростертыми крыльями; одна из птиц была серо-бархатная, с двумя вишневыми кольцами на шее — та, которую мы с Ричардом видели перед ее смертью. В комнате оказались интересные предметы и даже снимки, посвященные птицам, но глаза мои неотвратимо влекло в другой угол комнаты, к предметам, окружающим доктора Такагиси.
И с облегчением я убедилась, что в этом зале Ричарда нет. Тут оказалась наша лодка — та, в которой я, Майкл и Ричард пересекли Цилиндрическое море; она располагалась на полу возле ног доктора Такагиси. Было еще известное количество разных предметов, забытых в Нью-Йорке на месте пикников. Но главную часть экспозиции составляли снимки, вывешенные в рамках на стенках.
С противоположной стороны комнаты я не очень-то могла разглядеть подробности, но, приблизившись, охнула. Передо мной в прямоугольных рамках находились снимки, которые отражали жизнь, протекавшую
Подборка снимков на боковой стене совершенно смутила меня. На Земле такие собирают любители непристойностей. На них мы с Ричардом в разных позах занимались любовью. На одном мы были изображены с Майклом, но снимок получился не очень отчетливым; в спальне было темно.
Под эротическими сценами развешены были фотографии родов… всех, в том числе и Патрика. Значит, они подглядывают за нами по-прежнему. Сочетание сцен половой жизни и родов свидетельствовало, что октопауки (или рамане?) определенно увязывают оба процесса.
Я разглядывала фотографии минут пятнадцать. Мою сосредоточенность нарушил только внезапный звук щеток, явно исходивший от музейной двери. Я была в полном ужасе и застыла на месте, лишь беспомощно озираясь. Но другого выхода из помещения не было.
Буквально через секунду в комнату впрыгнула Кэти.
—
— Ах, мамочка, — говорила она, прижимаясь ко мне и целуя. — Я знала, что ты придешь.
Закрыв глаза, я изо всех сил прижала к себе мою потеряшку. По моим щекам текли слезы. Я покачивала Кэти из стороны в сторону и приговаривала:
— Ну-ну, все в порядке, дорогая, все в порядке.
Когда я вытерла свои глаза и открыла их, в дверях уже появился октопаук. Он на миг застыл, словно обозревая встречу матери и дочери. Я стояла не в силах пошевелиться, в душей моей радость сменялась ужасом и вновь возвращалась обратно.
Кэти ощутила мой страх.
— Мама, не волнуйся, — она искоса глянула на октопаука. — Он нас не тронет: просто хочет поглядеть. Он все время был рядом со мной.
Но адреналин насыщал мою кровь. Октопаук в дверях стоял или сидел — поди разбери, как назвать эту позу. Огромная почти сферическая черная голова покоилась на теле, возле пола разделявшемся на восемь черно-золотых полосатых щупалец. Посреди головы шли две параллельные вмятины, а в центре между ними примерно в метре над полом оказалось удивительное квадратное устройство — сантиметров в десять, — состоящее из желатиновых линз и какого-то эластичного черно- белого материала. Октопаук глядел на нас, и линзы пошевеливались.
На теле между вмятинами под линзами и над ними проступали другие внешние органы, однако у меня не было времени вглядываться. Октопаук направился к нам, и, невзирая на уверения Кэти, страх мой возвратился в полной мере. Шорох создавали волоски на щупальцах, двигавшихся по полу, тонкий свист вырывался из небольшого отверстия в правой нижней части головы.
На несколько секунд страх полностью парализовал все мои мыслительные процессы. Существо приближалось, и я думала только о бегстве. К несчастью, бежать было некуда.
Октопаук остановился лишь метрах в пяти от нас. Приставив Кэти к стене, я заслонила ее собой от октопаука, подняла руку… Таинственные линзы вдруг задвигались. И внезапно меня осенило. Трясущимися пальцами я извлекла из летного комбинезона компьютер. Парой щупалец октопаук заслонил линзы — не на тот ли случай, чтобы заслониться от оружия, думаю я задним числом. Вызвав из памяти изображение Ричарда, я выставила компьютер вперед.
Когда оказалось, что этим все и ограничилось, существо опустило на пол оба поднятых щупальца. Почти минуту оно глядело на монитор, и, к моему огромному удивлению, по голове его побежала волна багрянца, начинавшаяся от края вмятин; через несколько секунд она сменилась целой радугой красных, голубых и зеленых полос различной толщины. Совершив почти полный оборот вокруг головы, они исчезли на другом краю вмятины.
Мы с Кэти с удивлением смотрели. Октопаук кончиком одного из щупалец указал на монитор и вновь повторил пурпурную волну с последующей радугой.
— Это он разговаривает, мама, — пояснила Кэти.
— Наверное, ты права, — отозвалась я. — Только я не имею представления о чем.
И переждав немного — едва ли не вечность в моем восприятии, — октопаук двинулся к выходу, приглашая нас за собой. Никаких цветных полос не было. Держась за руки, мы с Кэти осторожно следовали за ним. Она начала оглядываться и тут впервые заметила на стене фотографии.
— Посмотри, мамочка, — начала она, — на стене наши снимки.
Шикнув на нее, я велела повнимательнее глядеть на октопаука. Он направился к тоннелю — в сторону шахты с шипами, — открывая нам путь к выходу. Взяв Кэти на руки, я велела ей крепко держаться за шею и сломя голову бросилась бежать. Наверное, ноги мои едва прикасались к полу, пока мы не оказались снаружи — в Нью-Йорке.
Майкл с восторгом встретил живую и невредимую Кэти, однако его, как, естественно, и меня, по- прежнему смущают эти камеры, встроенные в стены и потолок нашего дома. Я так обрадовалась встрече с Кэти, что даже не отругала ее как следует. Кэти сказала Симоне, что пережила «сказочное приключение» и что октопаук «хороший». Дети есть дети.
4 февраля 2209 года
О радость из радостей! Нашелся и Ричард! Живой! Точнее, едва живой, погруженный в глубокую кому… он в жару, но тем не менее жив.
Кэти с Симоной обнаружили его сегодня утром, метрах в пяти-десяти от входа в наше подземелье. Мы собрались втроем поиграть наверху в футбол и были уже у самого выхода, когда Майкл зачем-то позвал меня. Я велела девочкам подождать меня наверху возле входа. И когда обе они через несколько минут дружно завизжали, я уже решила, что случилось нечто ужасное. Бросившись наверх, я сразу же увидела вдалеке тело Ричарда.
Сперва я решила, что он мертв. И врач в моей душе принялся за работу, выискивая признаки жизни. Девочки теснились возле меня. Кэти то и дело повторяла:
— Папочка жив? Ах, мамочка, сделай так, чтобы он был жив.
Как только я убедилась, что он в глубокой коме, Майкл с Симоной помогли мне спустить Ричарда вниз. Я немедленно ввела биометрические датчики и регулярно проверяю их показания.
Я раздела его и осмотрела — от пят до макушки. Есть кое-какие царапины и синяки… я их не помню, но чему тут удивляться? Кровь тоже близка к нормальной, я уже опасалась аномалий белых телец — все-таки у Ричарда температура за сорок.
Когда мы обследовали одежду Ричарда, нас ждал другой сюрприз. В карманах обнаружились шекспировские роботы — Фальстаф и принц Хэл, девять лет назад, казалось бы, сгинувшие в странном
