— Спасибо тебе, Дерек, — сказала она.
Четыре молодые руки обняли Эпонину.
— Поздравляю вас, — тихо проговорила Элли.
4
Гамбургерную в Сентрал-Сити обслуживали исключительно биоты. Два Линкольна вели дела процветающего ресторанчика, четыре Гарсиа обслуживали желающих перекусить. Пищу готовили двое Эйнштейнов, а безупречную чистоту наводила одна-единственная Тиассо. Гамбургерная приносила большой доход ее владельцу; затрат не потребовалось никаких, только на продукты и переоборудование помещения.
Элли всегда ужинала здесь по средам, когда добровольно работала в госпитале. В тот день, когда было обнародовано заявление Мышкина, к Элли в гамбургерной присоединилась ее учительница Эпонина, избавившаяся теперь от повязки.
— Интересно, как это я никогда не встречала тебя в госпитале, а? — проговорила Эпонина, приступая к жаренной по-французски картошке. — Чем ты там занимаешься?
— В основном разговариваю с больными детьми, — ответила Элли. — У четверых или пятерых весьма серьезные заболевания, а у одного малыша даже RV-41, и все они любят, когда их посещают люди. Биоты-Тиассо отлично справляются с делами и процедурами, но не способны морально поддержать больных.
— Пожалуйста, скажи мне, зачем тебе это нужно? — проговорила Эпонина, прожевав кусок гамбургера. — Ты молода, красива, здорова и можешь заниматься тысячью других вещей.
— Это не совсем так, — ответила Элли. — Вы сами знаете, что моя мать очень хорошо умеет понимать людей, и я ощущаю, что мои разговоры с детьми приносят пользу. — Она помедлила недолго. — Конечно, в обществе я держусь неловко… физически мне девятнадцать или двадцать лет, что вполне подходит для колледжа, однако у меня почти нет социального опыта. — Элли покраснела. — Одна из моих школьных подружек сказала, что юноши считают меня инопланетянкой.
Эпонина улыбнулась своей любимице. «Эх, быть бы любой инопланетянкой, но избавиться от RV- 41, — подумала она. — Поверь мне, молодые люди действительно много теряют, если не обращают на тебя внимания».
Женщины закончили обед и оставили небольшой ресторанчик. Она вышли на площадь Сентрал- Сити. Посреди площади высился цилиндрический монумент, изображающий Раму. Памятник открыли в первый День Поселения. Общая высота монумента составляла два с половиной метра. На уровне глаз в цилиндре размещалась прозрачная сфера диаметром 50 сантиметров. Маленький огонек в ее центре представлял Солнце. Сечение, в котором перемещались Земля и другие планеты Солнечной системы, было плоскостью эклиптики; огоньки, тут и там рассеянные по сфере, обозначали относительное положение всех звезд в радиусе двадцати световых лет от Солнца.
Световая линия связывала Солнце и Сириус, отмечая путь, который Уэйкфилды совершили, путешествуя к Узлу и обратно. Другая тоненькая световая линия тянулась от Солнечной системы, обозначая траекторию Рамы III после того, как космический корабль принял на борт людей-колонистов на орбите Марса; заканчивалась она большим мерцающим красным огоньком, находившимся сейчас примерно на одной трети пути между Солнцем и звездой Тау Кита.
— Насколько я понимаю, идея возведения этого монумента принадлежит твоему отцу, — проговорила Эпонина, когда обе женщины остановились около небесной сферы.
— Да, — сказала Элли. — Созидательная фантазия отца всегда пробуждается, если речь заходит о физике и электронике.
Эпонина глядела на мерцающий красный огонек.
— А его не тревожит, что мы направляемся в другую сторону — не к Сириусу и не к Узлу?
Элли пожала плечами.
— Не знаю, — призналась она. — Мы нечасто разговариваем об этом… Однажды он сказал, что никто из нас не сможет понять намерения и дела внеземлян.
Эпонина оглядела площадь.
— Погляди на этих людей — все куда-то торопятся, и никто даже не пытается остановиться на этом месте. А я проверяю наше положение не реже, чем раз в неделю. — Неожиданно она сделалась очень серьезной. — С тех пор как оказалось, что я заражена RV-41, мне почему-то вдруг захотелось точно знать, где именно я нахожусь во Вселенной… Интересно, не выражает ли все это отчасти мой страх перед смертью?
После долгого молчания Эпонина обняла Элли за плечи.
— А вы не спрашивали Орла о смерти? — проговорила она.
— Нет, — тихо ответила Элли. — Мне было всего лишь четыре года, когда мы оставили Узел, и я, безусловно, не имела никакого представления о смерти.
— Была ребенком и думала как все дети… — сказала себе самой Эпонина и усмехнулась. — А о чем вы разговаривали с Орлом?
— Я не помню. Патрик рассказывал мне, что Орлу особенно нравилось смотреть, как мы играем со своими игрушками.
— Действительно? — произнесла Эпонина. — Удивительно. Судя по описанию твоей матери, я полагала, что Орел — существо чересчур серьезное, чтобы интересоваться детскими играми.
— Я отчетливо вижу его до сих пор своим умственным взором, — сказала Элли, — хотя была тогда такой маленькой. Только не могу вспомнить голос.
— А он тебе никогда не снился? — спросила Эпонина через несколько секунд.
— О да, много раз. Однажды он стоял на вершине огромного дерева и глядел на меня сверху — с облаков.
Эпонина вновь рассмеялась. И торопливо глянула на часы.
— О Боже, — проговорила она. — Я опоздала на прием. Когда ты должна быть в госпитале?
— В семь часов.
— Тогда поспешим.
Когда Эпонина явилась в кабинет доктора Тернера на обязательную проверку, проводившуюся раз в две недели, дежурная Тиассо отвела ее в лабораторию, взяла пробы мочи и крови, а потом попросила сесть. Биот объяснил Эпонине, что доктор опаздывает.
В приемной сидел темнокожий человек с проницательными глазами и дружелюбной улыбкой.
— Привет, — сказал он, когда их взгляды встретились. — Меня зовут Амаду Диаба. Я фармаколог.
Эпонина представилась и подумала, что уже видела этого человека.
— Великий день, правда? — спросил мужчина после недолгого молчания. — Как здорово, что можно снять эту проклятую повязку.
Эпонина теперь вспомнила Амаду. Она видела его раз или два на встречах носителей RV-41. Эпонина слыхала, что Амаду заработал свой ретровирус при переливании крови в первые дни существования колонии. «Сколько же нас всего? — подумала Эпонина. — Девяносто три. Или девяносто четыре? Пятеро заболели через переливание крови…»
— Похоже, добрые новости всегда ходят парами, — проговорил Амаду. — Заявление Мышкина обнародовали за несколько часов перед появлением ногастиков.
Эпонина вопросительно поглядела на него.
— О чем это ты?
— Ты еще не слыхала о ногастиках? — спросил Амаду с легкой усмешкой. — Где же тебя носило?
Помедлив несколько секунд, Амаду пустился в объяснения.
