надел ей туфли и спустил ее ноги на пол. Эмма преисполнилась почтительного изумления, осознав, что эта похожая на дворец резиденция является теперь ее домом. Огромная круглая бальная зала с бесчисленными колоннами и зеркалами, роскошные комнаты, отделанные золотом и драгоценными камнями, галереи и бесконечные анфилады покоев с высокими окнами… Все это теперь принадлежало ей, и она могла бродить по ним в свое удовольствие.
– Княгиня Эмма… – произнес Николай, словно читая ее мысли. – Много ли понадобится тебе времени привыкнуть к своему титулу?
– Возможно, мне никогда не удастся к нему привыкнуть, – скорчила она в ответ милую гримаску.
Карета остановилась прямо у широких ступеней, ведущих к парадной двери. Николай помог Эмме выйти. Тут же вокруг них засуетилась прислуга: лакеи поспешили распахнуть двери, дворецкий вышел на порог их приветствовать, а сзади в холле уже выстроились шпалерами служанки.
Николай подвел ее к порогу и махнул рукой в сторону застывшего в ожидании дворецкого.
– Ты, разумеется, знаешь Станислава по прошлым посещениям.
Эмма залилась краской, вспомнив последнее из них, когда она осталась у Николая на ночь.
Лицо дворецкого осталось успокоительно безучастным. На чистом, почти без акцента английском он произнес:
– Ваша светлость, все слуги приносят вам свои искренние поздравления и пожелания счастья. Мы постараемся служить вам верно и хорошо.
– Благодарю вас, Станислов, нет, Станис… – Эмма посмотрела на него с извиняющимся видом. – Я буду повторять ваше имя, пока не научусь выговаривать его правильно.
Прежде чем дворецкий успел ей ответить, Николай подхватил Эмму на руки и высоко поднял до уровня груди. Она изумленно ахнула:
– Что ты делаешь?
– Переношу тебя через порог, – ответил Николай. – Разве это не английская традиция?
– Только если невеста гораздо меньше жениха. Не надо… Я слишком тяжелая! Пожалуйста, спусти меня на землю.
– Перестань вырываться, а то я тебя уроню.
Эмма застонала от мучительной неловкости, но Николай решительно перенес ее через порог и прошел по холлу мимо ожидавших слуг. Под их хихиканье и перешептывания он пронес невесту до лестницы, ведущей в верхние покои.
– Ты разве не собираешься представить меня им? – спросила Эмма, оглядываясь на небольшую толпу при входе.
– Завтра. Сегодня я хочу быть лишь наедине с тобой.
– Остальной путь я могу пройти сама. Ты надорвешься.
– Пустое, – небрежно фыркнул он. – Я носил на плечах оленя, весившего вдвое против тебя.
– Как лестно! – пробурчала Эмма и от смущения молчала всю дорогу до своих комнат. Николай донес ее до покоев, специально отделанных для новобрачной, и поставил на пол посреди спальни.
– Ох! – воскликнула она, медленно поворачиваясь вокруг себя.
– Если тебе не нравится, мы все переделаем.
– Переделаем? – ошеломленно повторила она. – Я и думать об этом не желаю.
Покои состояли из гостиной, гардеробной, спальни и ванной комнаты и были красивее всех виденных ею когда бы то ни было раньше. Отделанные в голубых тонах, с хрустальными колоннами и аксессуарами, они подошли бы королям и царям. Стены были увешаны бесценными полотнами в массивных серебряных рамах. Русская печь, выложенная розовато-сиреневыми изразцами, помещалась в углу. Огромнейшая кровать была покрыта темно-синим расшитым шелковым покрывалом. На ней горой громоздились подушки с кистями. Распахнув дверки шкафа красного дерева, Эмма обнаружила, что он пуст, за исключением некоторых предметов ее приданого, перевезенных сюда несколькими днями ранее.
– Где же твоя одежда? – удивленно спросила она.
– Мои покои в другом конце этого крыла.
– Значит, мы не будем делить комнаты?
Николай покачал головой, и Эмма вспыхнула из-за своей ошибки. Отец и Тася всегда спали вместе, начиная и заканчивая день в объятиях друг друга. По наивности Эмма решила, что Николай захочет так же устроить их жизнь. Если он останется в своих отдельных комнатах, они лишатся всех мелких интимных житейских подробностей, которые позволяют мужу и жене чувствовать себя друг с другом легко и удобно. Но, по-видимому, Николай не стремился к подобной фамильярности. Возможно, так оно и лучше… А может, он когда-нибудь изменит свои взгляды.
Она подошла к столу красного дерева, уставленному собранием крохотных резных фигурок. Взяв в руки одну из них, она заулыбалась от удовольствия: это был лебедь из белого коралла, с золотым клювом и сапфировыми глазами. Рядом стояли малахитовая лягушечка, золотой лев, слон из слоновой кости, аметистовый волк с золотыми лапами, а также медведь, рыбка, разные птицы – все из драгоценных металлов и самоцветов. Дольше всего взгляд ее задержался на самой выразительной фигурке: янтарном оскалившемся тигре с желтыми алмазами вместо глаз и мелким жемчугом вместо зубов.
– Эта коллекция принадлежала моей прапрапрабабке Емелии. Мне показалось, что тебе захочется ее иметь.
Эмма обернулась к нему, глаза ее лучились восторгом:
– Спасибо.
Николай кивнул на тигра, зажатого в ее руке:
– Говорят, эта вещица была у нее самой любимой.
Осторожно приблизившись к нему, Эмма легонько поцеловала его в щеку.
– Спасибо, – повторила она. – Ты очень добр ко мне, Ник.
Николай пристально смотрел на нее, чувствуя, как горит место на щеке, которого коснулись ее губы. На него нахлынуло странное состояние, и он замер, не шевелясь. Синие глаза Эммы, звук ее голоса, то, как она сжимала в руке янтарную фигурку, – все казалось ему знакомым, словно когда-то уже случалось. Сердце его забилось гулко и часто, в тяжком ритме. Воздух вокруг стал жарким, в голове медленно кристаллизовалась странная картина.
Она взяла в руки тигра, разглядывая его со всех сторон.
– Посмотри, как сверкают его глаза. Разве он не прекрасен?
– Прекрасен, – мягко согласился он, не в силах отвести глаз от ее сияющего лица. Он оторвался от этого зрелища лишь на мгновение, чтобы сказать золотых дел мастеру:
– Мы берем их все.
Она радостно засмеялась и порывисто обняла его.
– Ты так добр ко мне, – прошептала она ему на ухо. – Ты заставляешь меня любить тебя чересчур сильно.
Он провел губами по ее нежной щечке.
– В любви нет понятия «чересчур».
– Что с тобой? – тревожно нахмурилась Эмма. Видение исчезло. Николай потряс головой и коротко усмехнулся:
– Ничего. Просто какое-то странное чувство.
Он отступил на шаг, все так же не сводя с нее глаз. Сердце продолжало биться тяжкими, мучительными ударами. Проведя рукой по лбу, он ощутил испарину. Впечатление было такое, будто он прыгнул в ледяную прорубь, напарившись до изнеможения в жаркой русской бане.
– С тобой все в порядке? – настаивала Эмма.
– Позвони горничной, чтобы помогла тебе переодеться, – резковато произнес он и, круто повернувшись, направился к двери. – Я скоро вернусь.
Эмма недоуменно насупилась. Она бережно поставила на столик тигра и погладила его по спине кончиком пальца. Янтарь светился изнутри, словно жил какой-то своей, особой жизнью.
