сын. Не думаю, что требую слишком многого!
Николай обернулся и посмотрел на жену. Эмма кипела возмущением и растерянностью. Несколько буйных рыжих кудрей выбилось из-под ленты, и она нетерпеливо, но тщетно пыталась засунуть их обратно.
Вздохнув, он коротко объяснил:
– Шесть лет назад у меня была связь с женщиной, работавшей на молочной ферме в одном из моих поместий. Месяц спустя после того, как наши отношения закончились, она явилась ко мне с известием, что беременна. С той поры я регулярно выплачивал ей деньги на содержание ее и ребенка. Я никогда не упоминал об этом, потому что это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к нашему браку.
Эмма горько поджала губы.
– Расплатиться деньгами… В этом ты весь! Ты всегда так решаешь все вопросы?
– А чего ты от меня хотела? Чтобы я женился на ней? Салли была хорошенькой молочницей, любившей мужчин. Я был у нее не первым и не последним…
– Поэтому ты решил предоставить сына судьбе крестьянина? Он не должен был никогда узнать о своем роде? Не имея ни собственного имени, ни пристойного образования, прожить всю жизнь в крытой камышом лачуге? Неужели ты не чувствовал никакой ответственности за него?
– Со дня рождения я давал деньги на его содержание. Разумеется, я и дальше буду это делать. Но избавь меня от проповедей о морали и ответственности. Внебрачные дети имеются у большинства титулованных землевладельцев Англии. Не сомневаюсь, что и у твоего отца есть несколько незаконнорожденных отпрысков в разных графствах.
– Никогда! Мой отец всегда заботился о своих близких… и уж точно не пользовался своим положением, чтобы совращать молочниц! – Эмма презрительно скривила губы. – Джейкоб – твой единственный внебрачный ребенок или имеются и другие?
– Единственный. – Боль стучала ему в виски, стягивала лоб мучительными складками. – А теперь, если твое благородное возмущение исчерпано, будь добра, предоставь мне уладить все это.
– Что ты собираешься сделать?
– Собираюсь отослать мальчика отсюда, как только найду подходящую семью, которая согласится взять его на воспитание. Не беспокойся, тебе не придется долго терпеть его присутствие в доме.
– Ты хочешь сказать, тебе не придется, – сказала Эмма и торопливо вышла из библиотеки. – Циник… бессердечное чудовище, – сквозь зубы повторяла она на ходу.
Она была о Николае лучшего мнения. Что он за человек, если не испытывает ни малейших чувств к собственному сыну? Она выскочила наружу и, метя юбками по земле, направилась к зверинцу. Не важно, что одета она была совсем неподходящим образом, ей сейчас было абсолютно наплевать на одежду. Она хотела оказаться рядом со своими животными.
Войдя в одно из прохладных побеленных строений, она поспешила к клетке Маньчжура и уселась на пол около решетки. Маньчжур лежал, наполовину погрузившись в бассейн, и при виде ее стал потягиваться, как огромный кот.
– Привет, – проговорила Эмма, прислонившись лбом к железным прутьям. Крепко зажмурившись, она старалась побороть слезы. – Тася была права. Я не признаюсь в этом никому, кроме тебя, Маньчжур, но Николаю наплевать на всех, кроме себя самого. А самое худшее, что он мне не лгал. Он бесчувственный мерзавец, но никогда и не притворялся иным.
Маньчжур подполз поближе и смотрел на нее, слегка склонив голову набок, словно обдумывая ее слова.
– Как теперь быть? – продолжала Эмма. – Николай хочет отделаться от Джейкоба, но я так не могу поступить. Несчастный малыш, без дома, без матери… Правда, я-то уж точно не гожусь в матери кому бы то ни было. Кроме того, я никогда не смогу глядеть на него, не думая о том, что он – незаконный сын Николая. Но ведь это мерзко… несправедливо. Если бы Джейкоб был зверенышем, я взяла бы его к себе, не задумываясь. Так неужто я не сделаю того же ради маленького мальчика? Он такой же отщепенец, Маньчжур, как я и ты. Наверное, во мне говорит чувство долга, которое Николай вовсе не испытывает.
Когда Эмма вернулась в дом, там царила тишина, нарушаемая лишь тоскливой мелодией русской песни, которую тихонько напевал лакей, нагруженный столовым свежевычищенным серебром. Он нес его, чтобы накрыть стол к обеду.
– Василий, – окликнула его Эмма, и лакей быстро обернулся.
– Что угодно вашей светлости?
– Где этот нынешний мальчик?
– Кажется, на кухне, ваша светлость.
Эмма пересекла холл и направилась на кухню. Так называлась совокупность помещений: кладовки, посудомойня, пекарня, столовая для слуг и собственно поварня – огромная, как сарай, с квадратным разделочным столом посредине. Посудомойки суетились, перемывая горы посуды, горшков и кастрюль, остальные трудились над выпечкой пирогов и печенья.
Эмма почувствовала укол неожиданной жалости, увидев тщедушную фигурку Джейкоба, прилепившуюся на уголке стола. Его короткие ножки болтались, не доставая до пола. Перед ним стояла нетронутая тарелка с тушеными овощами и запеченной в тесте бараниной. Качая ногой, он безучастно уставился на остывающее кушанье.
При неожиданном появлении Эммы повариха и кухонные девушки растерянно подняли головы.
– Ваша светлость! – воскликнула повариха. – Вы хотите что-нибудь из еды?
– Нет, спасибо, – вежливо ответила Эмма. – Пожалуйста, продолжайте свою работу. – Она приблизилась к столу и оперлась на него бедром, улыбнувшись, когда ребенок перевел взгляд на ее испачкавшееся платье.
– Не голоден? – небрежно поинтересовалась она. – Уверена, что эта еда отличается по вкусу от той, к которой ты привык. Почему бы тебе, Джейк, не попробовать эти пышные белые булочки? Они без начинки и очень мягкие.
Серьезные золотые глаза уставились прямо ей в зрачки. Он взял булочку, не помещавшуюся в его ручонке, и маленькие детские пальчики впились в свежий хлеб.
– Наверное, страшно было ехать в незнакомое место, где ты никого не знаешь? – продолжала Эмма, удовлетворенно наблюдая, как он откусил один кусочек булочки, потом другой. Он не выглядел истощенным. Кожа имела здоровый золотисто-розовый оттенок, зубы были белыми и крепкими. «Какой красивый ребенок!» – подумала она, отмечая про себя экзотический разлет темных бровей и густые пушистые ресницы.
Мальчик впервые заговорил, произнося слова по-деревенски:
– Не хочет он быть моим отцом.
Эмма попыталась быстро придумать какую-нибудь ложь, чтобы его утешить, но тут же решила, что лучше сказать правду, и негромко подтвердила:
– Кажется, не очень хочет. Но я собираюсь проследить, чтобы о тебе позаботились, Джейк. Мне бы хотелось стать твоим другом. Меня зовут Эмма.
Малыш замолчал, выковыривая кусочки мякиша и медленно отправляя их в рот.
Эмма с дружелюбным участием наблюдала за ним.
– Ты любишь животных, Джейк? У меня здесь зверинец, где я содержу старых и больных животных. Там есть лошади, обезьяна, волк, лис и даже тигр. Хочешь пойти со мной и посмотреть на них?
– Да. – Джейкоб положил на стол выеденную булочку и сполз со стула. С любопытством подняв на нее глаза, он заметил:
– Вы высокая.
Эмма рассмеялась и подмигнула ему:
– Я росла, росла и забыла остановиться.
Но мальчик не ответил ни на улыбку, ни на подмигивание. Он настороженно глядел на нее и молчал. «Какой невеселый ребенок, одинокий и недоверчивый, – подумала Эмма. – Совсем как его
