походил на лису, — приближается справа и уже почти подошел к рыжеволосому. Садов еще не видел третьего агента, того, что стоял у газетного киоска, но не сомневался, что и он тоже где-то рядом.
— Сэр, вы слышите меня? — Нам нужно задать вам несколько вопросов.
У Садова зашумело в ушах. Ему придется подчиниться, другого выхода нет.
Он перевел взгляд на рыжеволосого. И сразу понял, что агент обращается совсем не к нему, а к кому-то, кто стоит в очереди позади.
Садов облегченно вздохнул и мельком оглянулся. На расстоянии трех человек сзади стоял мужчина примерно такого же роста и возраста, как И Садов, в джинсах и пуховой лыжной куртке. У него были темно-каштановые волосы, как у Садова до того, как он покрасил их. Агенты взяли мужчину под руки, отвели в сторону и попросили предъявить документы. Тот казался смущенным и взволнованным. Пожал плечами и сунул руку в сумку, висящую на плече.
Садов повернулся к стюардессе. Он почувствовал, что его улыбка выглядит теперь почти естественной, как у внезапно ожившей каменной скульптуры.
Агенты были рядом, но теперь занимались другим мужчиной. Задержали овцу в волчьей шкуре, весело подумал он.
— Счастливого полета, сэр, — произнесла стюардесса.
Улыбка на лице Садова стала еще шире.
— Спасибо, — сказал он, направляясь ко входу в коридор. — Уверен, что все будет в порядке.
Глава 32
— Куча дерьма, — рявкнул президент, обращаясь к членам Совета национальной безопасности. — Колоссальная гребаная куча дерьма.
Он грохнул кулаком по секретному докладу приготовленному совместно ФБР и ЦРУ, который лежал перед ним. Сидящие за длинным столом в конференц-зале, который находился рядом с Овальным кабинетом, невольно вздрогнули. Две мощные организации — Федеральное бюро расследований и Центральное разведывательное управление — пошли на беспрецедентный шаг. Они объединили усилия и направили их на расследование террористического акта на Таймс-сквер. Результатом стало предположение, что в дело замешана Россия. Это означало вероятный крах усилий президента, направленных на улучшение отношений с бывшей супердержавой и одновременно подрывало его престиж. Гнев и смятение президента были вызваны тем, что, если предположение окажется верным, ему придется пересмотреть свое отношение к Старинову и его ближайшим союзникам, а это предвещало конец американским попыткам поддержать российское правительство. Он всегда быстро распознавал перемены в общественном мнении, сразу понимал, насколько они серьезны для его репутации и был готов покинуть корабль, если речь шла о его политической карьере. Критические замечания скатывались с него, как с гуся вода, если только не сопровождались подтверждающими их результатами опроса общественного мнения, но особенно президент не любил, когда в его толстую и знаменитую своей скользкостью шкуру впивались упреки в недостаточно высоких моральных качествах.
Именно это и произошло, когда он прочитал доклад спецслужб, причем на этот раз уколы оказались особенно болезненными. Прочность шкуры президента ослабла из-за ударов изнутри, от членов его администрации. А последствия этого были неожиданными и крайне болезненными для самолюбия.
Если выводы, сделанные в этом документе, правильны — что сомнительно, — он будет потрясен, вне себя от ярости и придет в смятение. Самым худшим было то, понял президент, что ему придется принять меры на основании охвативших его чувств, иначе смятение никогда не оставит его. Разве таким должен быть глава страны? Президент, решения которого по основным политическим вопросам продиктованы душой и сердцем? Боже милостивый, да он станет посмешищем в Вашингтоне, мишенью для бесчисленных острот в средствах массовой информации!
— Насколько я понимаю, у нас есть еще возможность выпутаться из этого положения, — заметил вице-президент Хьюмз, — Мнение о связи Башкирова с заговорщиками основывается всего лишь на предположениях. Не приводится никаких прямых доказательств, одни косвенные умозаключения. Я считаю, что сделать бесспорный вывод о его виновности будет невозможно.
Президент оперся правым локтем о стол и большим и указательным пальцами взялся за переносицу. Одновременно он, словно полицейский поднял вверх левую руку, требуя, чтобы Хьюмз остановился.
— Выслушай меня, Стив. Выслушай внимательно, — сказал он. — Дело не в том, сможем мы доказать что-то или нет, а в том, готовы мы поверить в это или не готовы. В этом докладе убедительно говорится, что российский министр внутренних дел замешан в террористическом акте на американской территории, в результате которого погибли почти тысяча американских граждан и среди них мэр самого крупного города Америки. — Он сделал паузу, положив голову на руку в Позе кающегося грешника. — А это означает, что по своим последствиям взрыв на Таймс-сквер едва ли не равен нападению на Пирл-Харбор... Причем все произошло во время моей гребаной вахты.
— Я согласен с вами, господин президент, — произнес Кеннет Тейлор, советник по национальной безопасности. — Следует также иметь в виду, что японцы нанесли удар по военным целям, а не по гражданскому населению.
— Впрочем, есть еще одно, более важное соображение, — высказал свою точку зрения министр обороны Роджер Фарранд, поглаживая аккуратно подстриженную бородку. — Если Башкиров виновен в этом преступлении, он действовал, как предатель, а не как представитель своего правительства. Более того, если он действительно принимал участие в заговоре, это была преднамеренная попытка свергнуть главу российского правительства.
— Что делает его не только предателем по российским законам, но и международным преступником, — кивнул государственный секретарь Боумен. — Мне кажется, что я понимаю Роджера и склонен согласиться с его мнением.
То, что оба государственных деятеля любили поспорить, редко придерживаясь одинаковой точки зрения, стало еще одним источником внутренних сомнений для президента. Что дальше? Может быть, мир сменит ось своего вращения, солнце зайдет в поддень, небеса перевернутся вверх ногами? Он плыл в незнакомых водах, без карт и руля, а под килем его корабля скрывались чудовища.
— Я попросил бы одного из вас объяснить, что вы имеете в виду, — сказал президент. — Может быть, я слишком устал, но мне хочется, чтобы вы говорили четко и ясно.
Боумен снова кивнул.
— Старинов публично обвинит Башкирова в соучастии в террористическом акте и разоблачит его как предателя. Я не вижу причин, мешающих ему сделать это, принимая во внимание вероломство Башкирова. Если Старинов немедленно уволит его с занимаемой должности в кабинете министров, это поможет спасти репутацию Старинова и наши отношения с ним. После этого можно начать разговор о привлечении Башкирова к суду, больше того, предложить созвать трибунал ООН, который обвинит его в преступлениях против человечества. — Он помолчал. — Я знаю, что опережаю события, но, мне представляется, нам следует двигаться именно в этом направлении.
— Все, что ты сказал, звучит разумно, но ты упустил пару аспектов, имеющих важное отношение к создавшейся ситуации, — заметил президент Баллард. Доказательства, которыми мы располагали, могут быть истолкованы по-разному, и Старинов не захочет сделать столь же определенные выводы, как мы, если мы представим ему эти доказательства. Башкиров был его другом и союзником на протяжении десятилетий.
— На него можно оказать давление, — произнес вице-президент. — Старинов нуждается в нашей поддержке, чтобы продолжать оставаться у власти вместе с Корсиковым и Педаченко и, возможно, одержать победу на выборах, как только в России восстановится нормальная ситуация. Мы можем дать ему понять,
