разругались, обозвали друг друга всякими последними словами и чуть не подрались. Мне потом стыдно было — цивилизованные люди так не поступают, только алкаши какие-нибудь или бомжи.
— Привет. Ты меня не помнишь? Ты ведь работала прошлой осенью в «СТМ»?
— Да, работала. И тебя припоминаю. Ты все там же?
— Там, где мне еще быть? А ты?
— Пока нигде. Временно не работаю. Отдыхаю от трудовой жизни.
На ней было светлое коротенькое платье и босоножки-шлепанцы. На плече — миниатюрная сумка.
— Как насчет того, чтобы пойти поесть мороженого?
— Можно, вообще. А где?
— Сейчас будет Павелецкая, там есть Баскин и Робинс.
— Окей, пошли. Люблю Баскин энд Робинс.
В кафе было почти пусто, сидела только семья: мама, папа и двое детей, все жевали мороженое. Мы ели молча.
— Поехали ко мне, — вдруг сказала она.
— Поехали.
Внезапность приглашения меня не смутила. К ней, так к ней. Это еще ничего не значит, хотя всякое может быть.
По дороге Оля рассказывала о себе. Любит фильмы «Pulp Fiction» и «Кислотный дом», ' музыку Guano Apes и Verve и последний альбом Red Hot Chili Peppers. В прошлом году читала «Поколение П» Пелевина и «Голубое сало» Сорокина, а в этом году не прочла еще не одной книжки. Живет в Алтуфьево и ни разу не выезжала из Москвы за все 23 года жизни.
Возле ее дома зашли в палатку и купили бутылку «Арбатского» и торт.
Она открыла ключом дверь. Квартира выглядела обычно: две комнаты, общая и ее.
— А где родители?
— На даче.
Выпили вино, съели полторта. Пришла подруга-соседка, Верка, принесла бутылку шампанского — ее тут же выпили и начали мазать друг друга остатками торта. Я подумал, что скоро начнется оргия, только вот придется еще сходить в магазин за алкоголем.
Потом мы сидели с Олей на диване, почти обнявшись, а Верка вышла из комнаты, вернулась, что-то ударило меня по голове, и я вырубился.
Я очнулся привязанным к стулу. Дико болела голова. На диване сидели и смотрели на меня Оля и Верка.
— Вы что, ебанулись? Что вам от меня надо?
— А тебе что от меня было надо? На фига поехал домой к не знакомой практически девушке? Потрахаться на халяву захотелось? Готовься, сейчас все наоборот будет. Теперь мы тебя трахнем.
Верка захохотала.
— Нет, вы что — серьезно? — Мои слова прозвучали по-дурацки и испуганно, как будто я говорил со здоровыми парнями в темном переулке.
— Серьезнее некуда, — сказала Оля. — Ты ведь любишь Тарантино?
— Люблю.
— А как ты думаешь, что я Верке сказала по телефону, когда приглашала ее?
— Я не слышал, как ты ее приглашала. Я думал, она сама пришла.
— Правильно, не слышал, ты был в туалете, дрочил, наверное, готовился к оргии. А я сказала ей, что поймала муху. А теперь мы с тобой поиграем в «Бешенных псов». Как насчет отрезать ухо? И она взяла со стола нож, вымазанный кремом с торта.
— Нет, девчонки, вы что?
— А что?
— Нет, ну я же вас знаю, ну, тебя, по крайней мере. Работали когда-то вместе.
— Ну и что, что работали? Мы даже не разговаривали ни разу.
— Но ты мне все равно нравилась.
— Неужели?
— Ладно, пора затыкать ему рот — надоел уже, — сказала Верка.
— Ну, вот ты и заткни.
— И заткну.
Она, не задирая платья, сняла трусы, скомкала и засунула мне в рот, вытащила из кармана носовой платок и затянула вокруг головы, чтобы я не выплюнул кляп. Потом Верка посмотрела на меня, улыбнулась и ударила кулаком в нос. Потекла кровь. Она повернулась к Оле.
— Ну, что? Теперь самое время для «Криминального чтива». Чем мы его трахнем? Бутылкой из-под шампанского или бутылкой из-под вина?
— Ты шутишь?
— Да нет, серьезно. Ты ж сама предложила.
— Да, но как-то…
Я подумал, что это какой-то сумасшедший сон. Болела голова, кровь из носа текла по подбородку, от трусов во рту хотелось блевать.
— Ну что, будем отрезать чуваку ухо? — спросила Верка.
— Нет, ты, что? Он же нас сдаст потом.
— Не сдаст. Мы ему сначала ухо, а потом и самого — на кусочки. И выкинем на помойку.
— Ты что, с ума сошла? У меня в квартире?
— Не ссы, шучу. Мы его только немного поучим. Покажем кое-что. А то думает, что познакомился с девушкой — и сразу в постель. Нет, парень. Ничего подобного.
Она опять ударила меня кулаком в нос. Я вместе со стулом полетел на пол, но, падая, успел втянуть голову в плечи.
Оля и Верка подскочили и начали бить ногами. Я мычал и ныл.
— Теперь поссы на него, Верка, — сказала Оля.
Верка встала надо мной, расставив ноги. Я закрыл глаза. Моча полилась на волосы, защипала разбитую губу и нос.
— Ну что, вкусно? — комментировала Оля. — Ну, наверное, хватит с него. А что теперь?
— Убьем, — весело ответила Верка.
— Ладно, давай серьезно.
— А что тут серьезно? Отпустим — и все, — Верка содрала с меня платок, вытащила изо рта мокрые от слюны трусы и бросила на пол.
— Нет, отпускать так просто нельзя, — сказала Оля. — Он на нас тут же кинется. Давай лучше его вырубим сначала, а потом вынесем из квартиры.
— Нет, девчонки, вы что? Не надо. Я сам уйду, обещаю, не трону.
— Не базарь.
Оля взяла бутылку из-под вина. Подошла, примерилась. Я уклонился, вывернув шею. Попало по ключице.
— Ай, блядь, ты мне ключицу сломала! Блядь, сука.
— Дай я.
Верка выхватила у нее бутылку и замахнулась. Мне смертельно хотелось ссать. Ключица горела, болели почки и разбитая голова.
— Отпустите, — сказал я негромко.
Оля села на диван напротив меня.
— Ты понимаешь, что мы могли бы с тобой сделать? Мы могли бы тебя трахнуть бутылкой из-под вина. Или ухо отрезать. А потом убить…
— И расчленить, — вставила Верка.
